Темная сторона демократии: Объяснение этнических чисток — страница 96 из 161

ому признаку. В отличие от Сталина и Мао, кхмеры считали, что за кровнородственными связями стоят и классовые, и расовые враги. Пол Пот и вся коммунистическая пресса призывали к «классовому и национальному гневу, к кровавой мести», считалось необходимым «воспламенить народную ненависть, классовую ненависть и взыскать с предателей долг крови». Некоторые биологические метафоры тех лет напоминают язык нацизма. Убийства «освобождали», «очищали» народную кровь от «затаившихся бацилл», «микробов», «зародышей», которые «отравляют изнутри общество, партию и армию (Chandler, 1992:136–137; Chandler, 1999: 44; Kiernan, 1996: 336, 388). В национальном гимне слово «кровь» повторялось в первых пяти строках, и понимать это надо было в двояком смысле. На партийных митингах хором пели: «Кровь за кровь! Кровь за кровь!» (Ngor, 1988: 139–140, 203).

Бен Кирнан (Kiernan 1996: 26) пишет: «Для красных кхмеров понятие расы заслоняло понятие класса». Уничтожение по этническому признаку велось параллельно с уничтожением враждебных классов, или, по словам Пол Пота, «контрреволюционные элементы, предатели революции не могут считаться нашим народом» (Chandler, 1999:118). Так прозвучала органическая концепция нации-пролетариата, где удивительным образом переплелись понятия расы и класса.

В сентябре — ноябре 1975 г. красные кхмеры провели массовые депортации в «коренную» Камбоджу, провинции, в которых они пришли к власти в самом начале гражданской войны. Аборигенное население этих регионов называлось «старыми» или «коренными» камбоджийцами, в отличие от тех, кого считали «новыми», то есть недавно завоеванными. «Старые» должны были взять под жесткий контроль ненадежных «новых». «Коренная» Камбоджа представляла собой экономически наиболее отсталую часть страны, с обширными, нераспаханными землями, которые и предстояло ударными темпами освоить «новым» камбоджийцам, сосланным в трудовые лагеря. Это был еще более жестокий, милитаризованный вариант сталинской и маоистской форсированной коллективизации. В окончательном виде аграрная реформа была оформлена как 4-летний план в августе 1976 г. Согласно этому плану площадь обрабатываемых земельных угодий должна была увеличиться вдвое, а урожайность с гектара — втрое. Как и в других коммунистических планах мобилизационной экономики, прибавка урожая зерна, в основном риса, должна была пойти на экспорт, чтобы импортировать вначале сельскохозяйственную технику, а потом и оборудование для тяжелой промышленности (Chandler, 1992: 120–128).

«Новые люди» представляли собой средний класс из провинций, которые когда-то были под властью Лон Нола. Они были классовыми и политическими врагами по определению. Около 40 % этих горожан, превращенных в крепостных рабов, были уничтожены. Местное население потеряло не более 10 %. «Старые» камбоджийцы оставались в своих деревнях, их дети шли в красные кхмеры. Шестилетний мальчик помнит, как красные кхмеры вошли в его деревню:

Мне сильно повезло, что я был местным. Крестьяне считались старыми камбоджийцами, кхмеры потому и относились к нам иначе, что мы были крестьянами. А вот кого они ненавидели, так это образованных, воспитанных переселенцев из города… У кхмеров были винтовки, мы слушались их, кормили, они жили в наших домах. Земля стала общей. Обедать в семье было запрещено. Вместо этого все дети ели вместе, и все взрослые тоже ели вместе.

Крестьянских детей отправляли в школу, где их учили идеям красных кхмеров. Кормили их хорошо, но они должны были много трудиться на полях. Этот парень был очень рад, когда его выбрали старостой класса, но…

учиться было очень тяжело… Мы носили школьную форму и нам часами объясняли, в чем смысл наших идей. Солдаты рассказывали нам о том, что такое «Ангка» и чем нам враждебен империализм. «Ангка» — это было здорово! Революция — это было здорово! Мы все должны были помогать «Ангка» в борьбе со злом» (Pran, 1997: 123–125).

«Ангка», о которой рассказывает мальчик, была «Центром» движения красных кхмеров. Этот «Центр» был окружен тайной и долго оставался загадкой. Только в 1977 г. Пол Пот объявил себя главой Коммунистической партии Камбоджи (Кампучии). Но и после этого структура партии оставалась таинственной.

«Зло», о котором упомянул рассказчик, было воплощено в «новых людях», «роялистах», «капиталистах», «мелкой буржуазии», обреченных кхмерами на рабский труд. Эта примитивная социология позже была несколько усложнена. «Плохие биографии» «новых людей» (классовая принадлежность, политическая деятельность) могли стоить им жизни. «Коренные» были разделены на «безупречных», «идейных», с «хорошими» или «чистыми» биографиями и на людей с «плохими» или «сомнительными» биографиями. Последние назывались «социально близкими» или «кандидатами». Лишь отъявленные классовые враги вместе с их потомством оказались обречены быть вечными врагами. Статус «коренных» мог повышаться или понижаться в зависимости от «ударного», «обычного» и «недостаточного» труда. Такой карьерный рост распространялся даже на «плохие биографии». Пол Пот не раз объяснял соратникам, что «биография должна быть безупречной и соответствовать нашим требованиям». В 1975 г. красные кхмеры пользовались полной поддержкой крестьянства в «коренной» Камбодже, но их популярность начала снижаться по мере того, как усиливался радикализм движения. Кхмеры отвечали репрессиями против всех, кто осмелился выказывать недовольство в независимости от их формального статуса (Chandler, 1999: 90–91; Kiernan, 1996: гл. 5).

Коллективизация лагерного типа принесла катастрофу. Горожане, непривычные к сельскому труду, не могли поднять урожайность. Планирование ударило по наиболее продуктивным отраслям экономики, отвлекло людские ресурсы на масштабные ирригационные проекты в зоне тропических дождей. Но партия (как и любая коммунистическая партия) гордилась грандиозностью свершений. Огромные дамбы стали зримым воплощением массовой трудовой мобилизации.

Самые трудолюбивые и умелые погибали первыми от изнурительной работы. Аграрная революция пожертвовала разнообразием продуктов ради производства монокультуры — риса. При этом партийные вожди ничего не понимали ни в промышленности, ни в сельском хозяйстве. Валовой продукт неудержимо сокращался (Margolin, 1999: 598–602). Смертность резко возросла, когда депортированных в трудовые лагеря тысячами бросили на выполнение бессмысленных проектов. Их заставляли работать все больше и больше, а кормили все хуже и хуже. Крестьяне-лагерники умирали от голода и болезней. За малейшее проявление непослушания, за невыполнение плана их беспощадно казнили. И чем выше было былое социальное положение каторжника, тем меньше шансов у него было выжить. Подобного не видел ни один коммунистический режим.

Вскоре начались споры и внутри партии. Многие партийцы были ошарашены почти мгновенным исчезновением городов и отменой денежного обращения, эти люди также надеялись, что массовые репрессии лишь временный этап. В восточной части страны кхмеры поддерживали отношения с более умеренными вьетнамскими коммунистами. Беженцы свидетельствуют о многих разногласиях, возникавших среди партийных кадров. Бывшие заключенные вспоминают, что в тот период партийные начальники начали проявлять большую гуманность, улучшилось питание, лагерный режим, сократилось число казней (Kiernan, 1983; Vickery, 1983). На фоне обозначившегося недовольства в низах центр начал лавировать. К концу 1975 г. уменьшились расстрелы по политическим приговорам, а к июлю 1977 г. снизилась смертность в трудовых лагерях. В Пномпене прогремели загадочные взрывы, произошли непонятные перестрелки. Есть мнение, что это было связано с неудавшимся покушением на Пол Пота.

И все же он удержался у власти. Партийная печать заявила: «Враги окружают нас повсюду: в рядах партии, в столице, в штабе армии, в провинциях, в деревнях» (Chandler, 1991: 298). Падающие урожаи, нехватка продовольствия, угрожающая активность Вьетнама на границе — все это называлось внутренней изменой. В мае 1976 г. чисткам подверглось высшее руководство партии, в особенности пострадали те, кто получил образование во Вьетнаме, в отличие от тех, кто учился во Франции и Китае. Министерство сельского хозяйства стало бастионом радикалов. Там была разоблачена «группа предателей», ее руководителя обвинили в том, что он желал восстановления денежного обращения, выступал против общественных столовых и ратовал за технику вместо ручного труда. Пин Ятай (Yathay 1987: 64) пишет, что в августе 1975 г. начальник лагеря, где он был заключенным, сказал, что к концу года в стране снова появятся деньги. Ятай также обращает внимание на разногласия между умеренными и маоистами. По словам одного офицера, его командир сказал ему, что «Пол Пот пошел по неправильному пути, а раньше он такого никогда не говорил» (Kiernan, 1983: 179). Еще один инакомыслящий заявил: «Разве мы можем победить без механизации на селе? Не можем. И это не наша вина, это вина Центрального комитета». Чистки перешли в кровавую внутрипартийную грызню, хаос усиливался, нарастало недоверие, производство падало — окончательный коллапс был не за горами.

Участились столкновения на вьетнамской границе. Красные кхмеры продолжали убивать этнических вьетнамцев и вторгаться на территорию страны. Это было редкостной наглостью, учитывая, что у Вьетнама была закаленная в боях, мощная армия, только что разгромившая США. В конце 1978 г. Вьетнам осуществил полномасштабное вторжение в Камбоджу. ЦК был вынужден сократить масштаб расстрелов и объявил, что перестает разделять народ на «коренных» и «новых». Война с Вьетнамом оборачивалась не в пользу Камбоджи, и вновь обвинение было брошено партийным руководителям приграничных провинций, «которые лишь телом камбоджийцы, а душою вьетнамцы». Это вызвало настоящую гражданскую войну в восточной зоне, в которой погибло по меньшей мере 10 тысяч человек, резко ослабив боеспособность армии. В последующих чистках погибли все партийные секретари провинции, почти все их заместители, руководители предприятий и больниц, а также 20 тысяч членов партии. «Ангка» свирепствовала, выбивая из подозреваемых ложные показания. Не выдержав пыток в полиции безопасности, подследственные оговаривали других, и цепочка «врагов народа» росла звено за звеном. После «признания» их убивали, проламывая голову шкворнем от крестьянской телеги. Жены и дети приговоренных часто разделяли их судьбу. В главной столичной тюрьме было уничтожено 14 тысяч человек, из них 1200 детей, 418 человек были убиты за один день. Пол Пот заявил: «Наша партия больна… мы уничтожаем микробов, которые ее заразили… Мы никогда не снимем с себя доспехи нашей классовой идеологии, мы завещаем ее нашим потомкам». Этот всплеск террора был назван «генеральной уборкой». Комендант Центральной тюрьмы называл узников «червями» и «гусеницами», прогрызающими Камбоджу, как древоточец прогрызает дерево». Жертвы сознавались: «Я термит, пожирающий Камбоджу изнутри». Партией овладела коллективная паранойя (Chandler, 1999: 36–76). Она превратилась в змею, пожирающую свой хвост. Три тысячи красных кхмеров бежали во Вьетнам, создав там правительство в изгнании.