– Бабя, – повторил Егор, с трудом ворочая непослушным языком. – Мама, бабя! Мама, бабя!
Он сам удивился тому, как слова рождались во рту, и вылетали из него, и становились слышны всем вокруг. Еще удивился тому, что не пробовал сделать этого раньше, потому что слышать самого себя было интересно и необычно. Егор только не понимал, почему плачет мама, сидя на земле около его коляски, и трясется так же, как трясся игрушечный человечек на машинке, когда бабушка везла ее по камням.
– Егорушка, – всхлипнула Светлана, – мальчик мой, умница! Маленький мой, скажи еще что-нибудь!
Она слушала сына, повторяющего два слова, и счастливо смеялась сквозь слезы. Егор выздоровеет, научится разговаривать, будет называть ее мамой! И теперь наконец-то они будут счастливы, и можно будет ничего не бояться, а просто жить, забыв про все страхи, и про смерть, и про темное время, в котором она существовала последние четыре года.
Потому что самый темный час – это час перед рассветом.