Потом Урс еще не раз попытается вспомнить, что же было на подносе. А тогда ему показалось, что это высушенные кусочки чего-то растительного: древесной коры, овощей, фруктов или даже грибов. По форме, цвету, наконец, структуре кусочков невозможно было определить, какое это растение. Друг от друга, как он запомнил, кусочки отличались лишь размером.
Урс передал поднос Люсиль. Она изучила содержимое и подмигнула ему, облизывая губы.
— В трех сушеных грибах содержится примерно один грамм псилоцибина, — объяснила Шива. — В зависимости от веса тела вам потребуется либо больше, либо меньше. — Она бросила многозначительный взгляд на Пию и Эдвина. — Я, к примеру, принимаю по четыре.
Она наполнила стакан водой и бросила туда три таблетки. Вода вспенилась и окрасилась в оранжевый цвет.
— Витамин С в чистом виде. Перебивает вкус и улучшает действие.
Шива взяла с подноса четыре темно-коричневых кусочка, положила себе в рот и начала жевать.
— Пережевывайте так долго, сколько сможете выдержать.
Она жевала с закрытыми глазами.
— Как коза, — шепнул Бланк Люсиль. Она приставила к губам палец.
Шива жевала, широко раскинув руки, как будто собиралась выполнить опасный трюк на канате. Наконец, уловив первые признаки того, что публика начала терять терпение, она схватила стакан и выпила его залпом. Теперь можно было брать грибы.
— Ты сколько возьмешь? — прошептал Бланк.
— Четыре.
— Тогда и я четыре.
— Ты на двадцать кило тяжелее меня. Бери шесть.
— Как они действуют?
— Как ЛСД, даже еще лучше. Органичнее.
— А как действует ЛСД?
Люсиль рассмеялась:
— Как косяк, от которого улетаешь.
Бланк выбрал себе шесть грибов. Три средней величины и два поменьше. Среди средних затерялся совсем маленький, и Урс взял его шестым. Люсиль в это время наблюдала за ним.
— Трус.
Она взяла четыре средней величины, положила в рот и стала пережевывать. На вкус грибы отдавали старыми носками. Сначала сухими, потом мокрыми. Консистенция тоже была схожей. Пожевав некоторое время, Бланк понял, отчего Шива представила это как испытание. По мере превращения в кашицу грибная масса становилась все горше на вкус.
Люсиль толкнула его в бок. Состроив гримасу, она начала считать на пальцах до десяти. Бланк считал вместе с ней. На последнем счете они схватили свои стаканы с витаминным лимонадом и быстро запили им кашицу.
— Тьфу, черт побери, — выругался Бланк.
Первым делом Бланк почувствовал, что барабанный бой уже не действует ему на нервы. Незадолго до этого Бенни принялся стучать на маленьких бонго. Бланку захотелось встать и уйти. Теперь, спустя четверть часа, ему уже ничего не мешало. По правде сказать, даже начало нравиться. И когда Люсиль вместе с кем-то из находящихся в типи решила поддержать парня игрой на трещотках, маракасах, бубнах и других ударных инструментах, его чувства пришли в полный порядок.
Чуть позже Урс обнаружил, что и сам играет. Он поймал себя на том, что держит в руке бубен и со все возраставшей уверенностью подыгрывает джем-сейшену.
В какой-то момент он заметил, что задает тон. Все внимали его знакам, удваивали ритм, если он удваивал, замедляли, когда он замедлял. Он начинал и вел за собой остальных, поправлял сбившихся, давал отбой. Как-то само собой получилось, что все признали авторитет Бланка.
Это он, Урс Бланк, весьма посредственный танцор, бездарный ученик, так и не освоивший игру на фортепьяно, никудышный певец, вдруг стал воплощением ритма. Внезапно он постиг музыку — всю музыку — в ее самой глубинной сущности. Он внимал звукам Вселенной, соединял и упорядочивал их в конечном опусе. Это было уникальное и единственное исполнение, после которого, казалось, никакая другая музыка уже невозможна.
Джо принимал грибы так часто, что с каждым разом было все сложнее уйти в отрыв. Лишь благодаря десятилетнему опыту употребления галлюциногенных препаратов ему удавалось с помощью нескольких ухищрений да воспоминаний о прежних ощущениях выйти, что называется, на орбиту. Но гармония предполагает полную согласованность чувств. А в этот раз что-то не согласовывалось.
Адвокат, которого привела — непонятно зачем Люсиль, тянул все на себя. Поначалу он показался Джо вежливым и сдержанным человеком. Можно даже сказать, нерешительным. Он единственный, кто зашел в парилку, прикрывая живот махровым полотенцем.
Но не прошло и десяти минут после того, как он проглотил грибы, — и вот уже тиранит окружающих. Завладел бубном, сразу же стал навязывать группе свой ритм и прикрикивать на тех, кто не желал подчиняться. Джо никак не мог сосредоточиться. Он чувствовал себя так, словно всякий раз, как ему удавалось ухватиться за край ковра-самолета, дурные вибрации, исходившие от этого человека, вновь низвергали его наземь.
Люсиль умирала от смеха. Урс совершенно преобразился. Чего он только не вытворял со своим бубном! Она и представить не могла, что можно так не чувствовать ритм. Он скакал по типи, ни разу не попадая в такт. При этом самого себя определенно считал гением ритма. Он поправлял тех, кто не мог барабанить так же фальшиво, совал им свой бубен под нос и громко бил по нему, пока они не выпадали из такта.
От смеха у нее в животе начались колики.
Эдвин и вовсе ничего не почувствовал. Другое дело Пиа, которая все время показывала на его лысину и хихикала:
— Остроконечник лысоголовый!
Так назывались психоделические грибы, которые они попробовали. Уморительно. Но он ничего не чувствовал. Кроме разве что поднимавшегося в нем раздражения по поводу кривлянья Пии и прямо-таки ненависти к адвокату с его барабанным террором.
Нельзя сказать, что имя Урса Бланка ничего ему не говорило. Адвокат был замешан в игре вокруг слияния его банка, из-за этого слияния ему придется через год раньше времени уйти на пенсию. Но он не подал вида и постарался отнестись к Бланку непредвзято, как к остальным участникам ритуала. Поначалу у него это получалось. Бланк показался ему совершенно нормальным и дружелюбным человеком. Эдвин убеждал себя: ведь идея о слиянии принадлежит не ему, он только выполнил свою работу, тут нет его вины.
Но теперь, когда Бланк повел себя так, словно сам изобрел бубен, Эдвин пересмотрел свое мнение. Верным было предварительное. Бланк — дерьмо, вообразившее о себе невесть что, каким он его, собственно, и считал с самого начала.
Земля уходила из-под ног. Бланку пришлось сесть. Перед глазами все поплыло. Бланк отложил свой бубен и крепко схватился за землю. Он пристально глядел вверх, в то место, где сходились стойки типи и виднелся кусочек синего неба.
Небо тоже куда-то уплывало. Бланк закрыл глаза, но небо не исчезло. Оно болталось, как маятник. Он снова открыл глаза. Никакой разницы. Синий маятник по-прежнему ходил туда-сюда. Амплитуда его вращений сокращалась, а Урс тем временем кружился все быстрее. Типи было волчком, который вертелся, словно потерявшая управление ярмарочная карусель. Центробежная сила прижала Урса к стенке типи. Барабанный бой не смолкал, то накатываясь волной, то затихая. Бланку хотелось крикнуть: «Остановитесь!» Но звуки не выходили. А волчок все вращался, вращался, вращался.
Неожиданно карусель остановилась. Все, кто был в типи, оцепенели как статуи, барабаны смолкли. Бланку стало плохо. Ему захотелось на воздух, но члены не слушались. Он был парализован. Единственное, что он еще чувствовал, — так это неодолимую тошноту. Изнутри давило. Дальше он не помнил… Но каким-то образом оказался на улице. Его стошнило. Трава над ним сомкнулась, и его поглотил луг.
На середине очередного ритма Бланк прекратил барабанить. Застыл на мгновение в нелепой позе и начал раскачиваться. «Как статуя Ленина после падения стены», — подумала Люсиль. Сравнение показалось ей настолько смешным, что захотелось поделиться им с остальными.
— Он похож на статую Ленина после падения Берлинской стены, — сказала она и показала пальцем на раскачивающегося Урса.
Все залились смехом.
Урс упал и крепко ухватился за спальный мешок. Его глаза были широко раскрыты. Он попытался вскарабкаться на стену типи, но это у него не вышло, и он свернулся в позу эмбриона. Затем перевалился на живот, раскинув в стороны руки и ноги. А потом стал давиться рвотой.
Эдвин с интересом наблюдал за тем, как у Бланка отказали тормоза. Он уже сталкивался с подобными вещами на других тусовках, куда его таскала за собой Пиа. Она была убеждена, что это помогает преодолеть депрессии, мучившие его после слияния банков. В группе всегда оказывался кто-нибудь, кому позарез нужно было находиться в центре внимания.
Когда Бланк стал давиться рвотой, Эдвин встал. Не хватало еще, чтобы этот тип здесь все заблевал.
Едва Джо снова достиг состояния отрыва в нирвану, как у одного из группы начались спазмы. Джо увидел лежащего на полу Бланка. В тот же момент тело адвоката сотряслось в приступе рвоты.
Джо вскочил и подошел к нему. К счастью, Эдвин пока тоже оставался на ногах. У него возникла та же мысль, что и у Джо. Вместе они взяли Бланка под руки, вытащили наружу и оставили лежать в траве на безопасном расстоянии от типи. Их возвращение было встречено аплодисментами и хохотом.
Бланк пребывал внутри луга. Там было светло, как на солнце. Свет проникал через прикрытые веки и разбивался на яркие точки, которые затем взрывались сочными красками. Урс ощущал себя стеклянным сосудом, наполнявшимся после каждого взрыва новым цветом: желтым, как бабочка-лимонница, красным, как малиновый сироп, зеленым, как фисташки.
Люсиль попыталась вспомнить, куда подевался Урс. Всякий раз, когда она о нем думала, ее охватывал смех. Почему так происходило, она не знала, но это было как-то связано с ним. Когда она переставала думать о нем, то становилась серьезной. Но стоило только опять подумать об Урсе, как она начинала кататься со смеху. Люсиль могла, когда хотела, включать и выключать это веселое настроение. Кто знает, сколько она забавлялась своим открытием. По меньшей мере час. Или дня два.