Темная сторона Москвы — страница 18 из 67

Как-то понадобилось им выехать по делам в одно из имений. Но ведь не везти набитую ассигнациями кубышку с собой! А куда же ее девать? Решили припрятать. Да не в своей квартире, разумеется, а у дворника в каморке!

Никому не доверяя, поступили хитро. Чтобы сам мужик ничего о тайнике не прознал, отослали его, будто бы по делу, и пока того дома не было — спрятали все свои деньги в печную трубу. Стояло лето, а летом какой дурак станет печь топить?

С их-то несусветной жадностью подобное расточительство казалось им немыслимым. Летом дрова расходовать? Да это ж почти кощунство! Что там — святотатство!

Так уж над ними черт подшутил. Разумеется — просчитались.

Не знали они, что их дворник страдает ревматизмом. Лекарь посоветовал мужику прогревать больные места на теле утюгом. В утюг же требовались угли. Вот и затопил дворник печь в каморке, решив к ночи побольше углей в утюг заготовить.

Когда Кусовниковы внезапно вернулись, в дворниковой печи уже горячо полыхали все их лелеемые миллионы!

От невыносимого потрясения старуха Кусовникова на месте пала замертво, а старик, не заметив смерти супружницы, полез прямо в огонь спасать денежки. Подвывал от ужаса, но лез, не замечая, как загорается на нем суконная одежда. Повытаскал из печи и разбросал по каморке горящие поленья, отчего комната занялась огнем, а за ней и весь дом полыхнул.

Благо, пожарная часть была рядом — дом отстояли. Старик же и при виде начавшегося грандиозного пожара не унимался — все рвался в пекло спасать капиталы. Сей скупой рыцарь обгорел, едва не задохнулся дымом, но не унялся, пока окончательно не лишился чувств. Помер, до последнего вздоха горюя об одном — об утраченном сокровище. Ох уж эта проклятая «Нега упокоения»! Упокоив и Кусовникова, и супругу его, никакой неги несчастным не дала: обманула!


А ведь все могло бы иначе повернуться.

Мастера, строившие доходный дом Кусовникова, ни с какой нечистой силой шашней не водили. Они просто воспользовались своими профессиональными секретами.

Хороший мастер умеет и благо, и черную пакость творить одинаково.

Печники, например, могли вмазать в трубу гусиные перья, дудочку или свистульку из тростника, и после в таком доме навсегда поселялась «кикимора». Или кирпич в печи так положить, что печка будет поддымливать, отчего у людей постоянно головы болят.

Плотники и каменщики знают, как подложить щепки в кладку, чтоб дом толком проконопатить стало невозможно или чтоб камень правильной осадки не дал — оттого и останутся в доме вечные гниющие холодные углы. Или вложат в стену горлышко бутылки, и тогда завоет в доме «домовой».

Нет страшнее подобного мастера-умельца, потому что после его работы никакие иконы и освящения уже дом не избавят от всаженного туда «черта».

* * *

Говорят, и теперь ужасный доходный дом, в котором несчастный Кусовников все свои доходы потерял, не отпускает от себя своего владельца. Бродит по дому ночами неприкаянный призрак: растерянный старичок с безумным взглядом. Озираясь и потирая слабые паучьи ручки, приговаривает жалобно: «Ох, денежки мои, денежки!» И до того тоскливо… Самое черствое сердце жалостью раздерет.

Механический балаган

Девичье поле

В 1840 году на пасхальные празднества впервые были доставлены из Европы в Москву механические аттракционы — новейшее достижение инженерной мысли для развлечения публики.

Издавна каждый европейский аристократ, не говоря уж о царствующих особах, почитал за особую заслугу перед цивилизацией возвести нечто увеселительное, чтобы поразить окружающих роскошью, размахом и диковинностью выдумки. Так что в просвещенной Европе на этом пути много прогресса было достигнуто — начиная с маскарадов в Венеции, «священного леса» в Бомарцо, виллы «монстров» и Версальских садов с шуточными фонтанами, каскадами и гротами.

Достойнейшие художники и ученый люд прилагали руку: сам гениальный Леонардо в какой-то год для именин своего покровителя изготовил механического человека из бронзы, который поставлен был в гроте у воды и при появлении лодки с гостями вставал и снова садился, будто приветствуя посетителей. Ну и визгу было!.. Дамы кричали, завидев внезапное движение железного болвана. Мужчины — и те не могли удержаться — в испуге хватались за шпагу!

Тем временем в родных пенатах лучшим развлечением еще считались качели и ледяные горки. Но и в отечестве среди знати пошла тоже мода на устройство увеселительных садов. А там и купцы многие заинтересовались: начали строить на своих землях карусели с лошадками и лебедями, с музыкой и иллюминацией, горки, кегли, балаганчики с кривыми зеркалами для смеху и всякое тому подобное. Оказалось: на шуточных забавах можно нешуточные деньги загрести!

Некто Федор Зверев, предприимчивый негоциант с Нижней Масловки, почуяв живой финансовый интерес, вложился в устройство развлекательного уголка. Держал он у себя всего ничего: две карусели для взрослых и одну поменьше, для детишек, да «гигантские шаги» — особые качели, где за веревку цепляешься и пошел отмахивать, будто Гулливер, вокруг столба. Простенько, но с азартом.

Процветало до поры зверевское заведение. За год удалось Федору увеличить свой капитал вдвое.

Но в 1840 году приключилось несчастье.

Прибыли в столицу два немца, арендовали на Девичьем поле местечко и буквально в три дня с двумя всего лишь помощниками установили такие аттракционы, что всем предыдущим труженикам на ниве веселья не до смеху сделалось! Публика валом повалила на новое чудо. У немцев и музыка звончее, без скрипа, и освещение ярче, чем у московских конкурентов. А всего пуще, конечно, то, что — новинка!

Надоели москвичам качели и карусели, вся эта кондовая простота. Публика возжаждала прогрессу.

Если уж публике нашей что прискучит, то уж ее обратно никак не свернешь. Развлекателю же среди прочих коммерсантов всегда приходится бежать впереди паровоза, потому как что-что, а развлечения надоедают быстрее всего. Такова уж человеческая природа: на новенькое все горазды.

Федор Зверев, подсчитывая внезапные убытки, волосы на голове рвал, злобясь на московских обывателей. «Вот ведь тупое скотское любопытство! И мои качели нехороши вдруг сделались. Это чем же, интересно?!» — переживал Федор.

Но в глубине души сознавал: было в немецком парке такое, чего отродясь в Москве не видывали, чему никакие качели-карусели, пусть и самые роскошные, даже в сравнение не годятся. Большой механический балаган с названием «Ужасное путешествие».

Вот чему завидовала купеческая душа!

И было за что.

Действовал удивительный балаган так: каждый купивший по три копейки билетец приглашался садиться в самодвижущиеся сани. Сани заезжали по рельсам в темный тоннель, нарочито тускло освещаемый фонариками… Тут-то и начиналась потеха!

Пока поезд с седоками медленно двигался сквозь тьму… тут и там выскакивали перед санями то черепа с продавленными глазницами, то пляшущие на веревках скелеты, то разъяренные пираты с синими рожами, то палачи с топорами.

Сани в поезде, надо сказать, вели себя предательски. Если гигантские пауки внезапно повисали на нитках перед самым носом и посетитель вопил от ужаса, сани нарочно медлили, чтобы мохнатые ноги чудовища непременно задели лицо человека. А потом уносились с дьявольской скоростью, так, что дух захватывало — не ровен час о стену разбиться!

Но сани не разбивались. Следовали дальше, и за каждым поворотом открывалось среди тьмы какое-нибудь ужасное зрелище, от которого люди даже с крепкими нервами вздрагивали всем телом.

А в конце безумного путешествия, что называется, на закуску — особый трюк: из темноты высовывалась и хлопала каждого по плечу чья-то окровавленная рука.

Дни напролет над балаганом летали вопли, и визги, и нервный хохот возбужденной публики.

Можно представить, какое жгучее любопытство разжигали в москвичах все эти звуки! И стар и млад во всеобщем ажиотаже стремились испробовать новинку.

Владельцы на самом видном месте повесили предупреждающее объявление: мол, так и так, не обессудьте. Нервным, детям нежного возраста и в особенности дамам в известном положении посещать аттракцион не рекомендуется.

Хитрюги немцы! Это их объявление еще сильнее публику в охоту вводило.

У граждан в моду вошло испытывать храбрость на «Ужасном путешествии». А как удобно было молодежи ловить моменты в темных тоннелях — иная перепуганная барышня от страха даже и поцелуя не замечала (или делала вид, что, впрочем, по сути одно).

И, несмотря на то, что самая солидная часть общества сочла механический балаган развлечением вульгарным, почти безнравственным, он, разумеется, сделался весьма популярным у всей Москвы. Только о нем и разговоров сделалось в городе!

У Федора же Зверева барышей не стало вовсе: гостей всех немцы к себе переманили. Впору по миру идти.

Но не так прост был московский негоциант. Положил себе на ум этот Федор Зверев пробраться в немецкий балаган тайком. Чтобы разглядеть всю механическую игрушку изнутри, без спешки. Дознаться — как устроена хитрая инженерия, как работает. Любопытно. А может, удастся и самому что-то для дела перенять?! Ну, а ежели нет, так уж напортить немчуре от души: камешек в зубцы подложить или песочку в шестеренки подсыпать. Пусть знают наших!

С вечера Зверев несколько раз с публикой прокатился на «Ужасном путешествии» — для виду. А там, улучив момент, выскользнул из саней и укрылся за выступом искусственного ландшафта, представляющего каменоломню. Притаился во тьме, ожидая, когда огни в тоннеле погаснут, и балаган закроется.

С собой у него была особая негаснущая свеча в фонаре. С ее помощью надеялся он хорошенько все рассмотреть.

Получилось, как и задумывал Федор. Жадно покусывая от нетерпения пальцы, отсидел он все положенное время в своем укрытии, пока, наконец, не остановили снаружи механический балаган. Движение саней с гостями прекратилось.

Федор тут же выбрался из своего угла. Воспользовавшись тем, что нерасторопные немцы не отключили еще освещение, он бросился вперед по тоннелю, радуясь удачной выдумке, спеша разглядеть хорошенько фигуры механических кукол, маячившие невдалеке.