Ханна Арендт не доверяла чувству принадлежности: «Я не любила ни народ в целом, ни отдельное сообщество, ни немецкий народ, ни французский или американский, ни рабочий класс, ни любую иную общность. Я люблю „исключительно“ своих друзей. Единственная любовь, которую я знаю и в которую верю, – это любовь к конкретным людям». Ханна не может любить класс и сказать: «Я люблю рабочего… я люблю немца». Но она может сказать: «Я люблю мужчину, он трудится рабочим… я люблю этого немца, рядом с ним мне легко думается». Ханна пользуется мыслью подобно тому, как крестьянин, пахарь относится к земле: он знает, чернозем перед ним или песок, потому что у него с землей тесная связь, он трогал ее, топтал, вдыхал ее запах и получил чувственное, материальное, конкретное знание. Подобное понимание, прочувствованное на телесном уровне, создает представление: «Я познал голод… Я испытал отчаяние… воспоминание осталось в моей памяти и в теле, и мой опыт укоренился в реальности»; плодородная земля лучше подходит для картофеля, а на песчаных почвах хорошо растут цитрусовые… Голод парализует мысль…
Отчаяние заставляет мечтать, чтобы не сдаться в лапы смерти.
Подобными знаниями обладает практикующий врач, которому нужно прощупать живот и установить источник боли. Такого учения о причинах придерживается созидатель, взращивающий подобного рода навык.
Иногда в практическом опыте нет необходимости. Встреча с Богом дает духовное знание и открывает путь к духовности. Дарует состояние экстаза и страх. Те, кто встречают Бога, считают его невидимым доказательством. Я знаю, что Он существует и защищает меня. Я счастлив с тех пор, как уверовал в него, в «Бога, скрытого во мне». Креационист сильно воодушевляется от того, что он такой не один.
В коллективе индивидуальные эмоции взаимно усиливают друг друга.
Эйфория может возникать и при внезапной встрече с ощущаемой в себе невидимой сущностью. Нужно вместе молиться, петь псалмы, аплодировать, возмущаться и восхищаться тем, кто пожелал открыть свое существование. Подобная любовь сплачивает группу, равным образом праведная ненависть объединяет тех, кто переносит Зло на «козла отпущения». Сторонники креационизма подвержены сильным эмоциям, которые побуждают любить одинаковое и ненавидеть отличающееся. Во время массовых выступлений эмоции усиливаются, готовят к совершению необдуманных действий.
Импульсивные поступки – источник счастья для детей из неблагополучных семей: «Видал, как я себя вел с ментом?» Переход к действию – повод для гордости, когда мысли в голове слишком четкие, проработанные и потому оторванные от реальности неприглядной и неоднозначной: «Вместе мы идем за образом рыцаря добра, которому поручено предавать смерти инакомыслящих». Те, кто посещают массовые мероприятия вроде оперы, политических выступлений или футбольных матчей, теряют голову и испытывают восторг от артикулируемых лозунгов, подчинение приносит им немалое счастье.
Под влиянием одинаково зарифмованных формул в них начинают верить, любое уточнение замутнит кристальную ясность в глазах фанатика.
Мне ближе образ мыслей Ханны Арендт. Она говорит о человеке, который выполняет рабочие дела и истребляет евреев, и не видит в нем чудовищного убийцу. Ханна описывает чиновника со сложившейся у него идеей, который почитает за благо организацию геноцида сотен тысяч человек.
Как работает логический бред: под воздействием утверждений, что в несчастьях мира виноваты евреи, выглядит логичным призыв взяться за искоренение зла и принять участие в обеспечении социальной гигиены. Можно заполнять документы, печатать и подписывать приказы, и не представлять последствий: казни в газовых камерах, расстрелы, смерть миллионов людей от голода, тифа и плохих условий жизни. Восприятие истины, которую несут видные деятели религии, идеологии или науки, как неприкосновенных слов отменяет оценку или ответственность: порядок превыше всего.
Когда действительность становится невыносимой, указывающих на нее слов избегают.
Мы живем в полном убеждении, – настолько верим в изобретенный нами мир. Вдумчивое осмысление событий дает понять, почему 60 % евреев, которых 14 мая 1941 года вызвали в полицию для «уточнения обстоятельств» пришли на проверку. В поезде, в своем последнем путешествии, большинство верили, что их отправили на работы на восток. Есть большое преимущество в избегании оценки, так легче принимать дискурс, оторванный от реальности: теперь ничто больше не страшит, все вместе живут с иллюзией благополучия.
Брат моего отца мечтал жить во Франции. Инженер-химик, он собрал футбольную команду для игры против могильщиков с кладбища. Он писал диссертацию по французской литературе исключительно ради удовольствия и прикосновения к творениям великих писателей. Когда сосед посоветовал: «Господин Леон, не ходите вы в участок», он рассердился и ответил: «Я во Франции, в стране, где есть права человека». Он пошел в участок, и больше его никогда не видели. Его имя можно найти в списках узников Освенцима.
Я задаюсь вопросом: доводилось ли мне защищаться при помощи логического бреда? Действительно ли тот солдат в черной форме показывал мне фото своего сынишки и хотел поделиться со мной чем-то трогательным? А тот офицер, который заметил меня под телом умирающей женщины, но приказал выезжать? Он правда меня заметил? Мои воспоминания, яркую картинку в памяти подтвердили медсестра г-жа Дескубе, она видела, как я говорил с немецким солдатом, и г-жа Бланше, под ее телом я укрылся, чтобы сбежать.
Я связал эти картинки с человечностью, которой у тех солдат, возможно, и не было, но она была нужна мне для обоснования подобной реальности.
В журналах по психологии я часто читал, что, несмотря на горе, позитивные идеи помогают чувствовать себя лучше. Четкое самовосприятие, согласно этой точке зрения, свидетельствует о ментальном здоровье. Не сильнее ли, думаю я, тот эффект защищенности, который дает логический бред? Мои четкие воспоминания обросли дополнительным смыслом: тот, кто хотел убить, с удовольствием со мной разговаривал, врач заметил меня и подал сигнал к отъезду. Это не дало мне отчаяться, помогло поверить в человеческую доброту и продолжить развитие в условиях, где меня не слишком сильно притесняли. Я заставил себя поверить: не весь мир жесток, и всегда есть повод для надежды.
Вера словам вождя, знающего в чем источник зла, доставляла удовольствие Эйхману. Фюрер приказал ему воплотить в жизнь мечты детства. Эйхман последовал за тем, кто устанавливает свой закон для общего блага.
Мы с радостью подчиняемся диктатору, который приказывает исполнить самые темные из наших желаний.
Из-за потребности в принадлежности мы превращаемся в пособников тиранов, они нас порабощают.
Мы падки на утопии уже в раннем возрасте: «В 1938 году я пошел в начальную школу, через четыре года меня ждала обязательная служба в Гитлерюгенд. …В том политическом климате, в условиях ежедневной идеологической обработки и изощренной пропаганды, мальчишки и девчонки моего возраста грезили униформой. У мальчиков также был кортик, его с гордостью носили на бедре. …Спортивные занятия, товарищеское общение, песни и игры в войну неявным образом готовили нас к фронту [восточный]. Это предназначение отвечало ожиданиям молодых искателей идеала».
У Оскара Левита мать была протестантской веры, а отец – евреем. Чтобы защитить ребенка, ему не говорили, что мужчина, навещающий его мать, – его отец. К воспитанию, которое давали нацисты, мальчик относился с радостью. Таким стандартным образом происходило порабощение как немецких детей в Гитлерюгенд, так и «красных стражников» при режиме Мао, янычар. Их детьми забирали у родителей-христиан, чтобы потом использовать на службе у турецкого владыки, джихадистов и всех, кто отдал себя экстремистским движениям в добровольное рабство.
Когда культура лишена смысла, создание индивидуальности подкрепляется потребностью в идеале и в принадлежности.
Все решает проработанная легенда. Но значение передается не только при помощи слов. Мимика и жесты, театральный стиль, грандиозные театрализованные массовые демонстрации создают впечатление гармонии и величия. Штандарты, оркестр, барабаны, звуки трубы и орудийная стрельба – все это захватывает молодежь, она не может противостоять столь прекрасному зрелищу, наполняющему эмоциями и обесценивающему рациональное.
Желание повиноваться – характерная черта живых существ.
Существование возможно только вместе с другими: деревья общаются друг с другом с помощью химических и тепловых сигналов, рыбы плавают косяками, птицы летают стаями, звери собираются в стада, а у людей к этим органическим причинам добавляются нарративные детерминанты, которые еще больше сплачивают группу. Когда мы говорим на одном языке, с одним акцентом, произносим одни и те же лозунги, то с удовлетворением ощущаем, что являемся частью группы. Но «тот, кто способствует исключительно личному познанию в целях самореализации… идет вразрез со всеми обязательствами перед обществом». Смерть тому, кто разрушает чары! Он отключается от эмоциональных благ слоганов, если сохраняет внутреннюю свободу и думает своей головой.
Добавить красок в восприятие мира
Восприятие реальности приобретает эмоциональную коннотацию в раннем детстве. В первые 1000 дней жизни в нашей психике, при условии ее устойчивости и здоровья, закладывается удовольствие от жизни. Если ребенок получает скудный или неприятный чувственный опыт, восприятие мира оставляет горький привкус. На ранней стадии формируется наш аппарат мироощущения и приспосабливается к отбору информации, составляющей реальность. Если в первые 1000 дней жизни эмоции омрачены семейными несчастьями или общественными невзгодами, ребенок не чувствует безопасность и воспринимает все события окружающего мира поводом для тревоги. Когда в раннем возрасте малышу обеспечена защита, ту же информацию он рассматривает как игру или возможность для исследования. Дети без чувства защищенности в определенном возрасте говорят о притеснениях и так выражают свое восприятие мира.