Под эти сладкие мысли на меня и нашел сон. Устроившись на шатком деревянном стуле, с недопитой бутылкой лимонада, с дымящейся на столе сигаретой, я задремал.
Когда я проснулся, то увидел адресованные мне широкие улыбки хозяина забегаловки, Николаоса, мальчика. Наваб смотрел на меня насупившись, мисс Бёрт просто смотрела. Спал я достаточно долго, за это время потерял много влаги, а во рту у меня было, как в пересохшем пруду.
— Я слышал, вы тут задавали всякие вопросы, — выпалил наваб.
Я пробурчал что-то вроде «да».
— Вопросы буду задавать я. Я нанял вас вести самолет и велел вам остаться там.
— Вовсе не вы, — ответил я ему. — Меня нанял Хертер, а остаться там мне сказала мисс Браун.
Чуял я, что мой куш на глазах усыхает.
Наваб глянул на меня, затем отвернулся и повел Николаоса в другой угол. Мисс Браун смерила меня долгим холодным взглядом, а затем последовала за ними. Я закурил новую сигарету и попытался освободиться от привкуса сна с помощью остатка лимонада. На это ушло время.
В дальнем углу — футах в восьми от меня — наваб задавал Николаосу те же самые вопросы, что задавал и я, и получал те же ответы, только чуть более вежливые. Если уж ты наваб, то тебе нет нужды учиться задавать вопросы, на которые тебе не ответят. Мисс Браун вставляла свои вопросики или просто улыбалась, и это подхлестывало Николаоса на разговор.
Наконец они установили, что — и это всем было известно — пилот с разбитого «Дака» уехал в Афины, имея кое-что при себе. Это могло быть правдой, могло даже быть всей правдой. Вполне допустимо, что тут и нельзя было получить точного ответа: ведь это была их «Дакота» на их острове. А мы им приходились определенно чужими. Горожанами. На этом месте переговоров я встал и вышел на воздух.
Я вышел на узкую главную улицу. Без ослепительного отражения солнца от белых стен стало прохладнее. Люди вышли на улицу и обсуждали у дверей события сегодняшнего дня. Как только я вышел, все повернулись ко мне. Форма есть форма. Я почесался там и тут, чтобы показать, что под формой я человек, но потепления это не вызвало. Я сел на какие-то ступеньки и стал смотреть, как у дверей играет котенок.
Наваб и Николаос вышли из дверей и пошли вдоль по улице, вступив в разговор с первой же группой людей. Я немного понаблюдал. Наваб явно проводил опрос общественного мнения по поводу того, что произошло десять лет назад.
Потом на улицу вышла мисс Браун, огляделась по сторонам и направилась ко мне. Я встал. Котенок остановился, посмотрел на нее, а затем продолжил носиться.
Мисс Браун улыбнулась мне.
— Садитесь, — предложила она.
Она села на ступеньку и подогнула под себя свои длинные ноги. Я сел рядом. В руках она держала незажженную сигарету. Я чуть руку не вывихнул с такой поспешностью стал доставать спички.
— Благодарю вас. — Она выпустила в сторону от меня струю дыма. Понимаете, вы вызвали гнев его превосходительства.
Я кивнул.
— Знаете, вам не следовало этого делать, — мягко посоветовала она мне. — Он же платит вам за работу.
— Мне никто не говорил, чтобы я оставил голову дома.
Она снова улыбнулась.
— Видите ли, он не любит, когда его дела обсуждают на каждом углу.
— Он не умеет задавать вопросы, — сказал я. — Он слишком долго купался в деньгах и не умеет обращаться с народом.
— А вы, конечно, умеете? — Она посмотрела на меня при этом с некоторым удивлением.
— А я и есть народ. А он — нет.
— А со мной вы смогли бы обращаться?
Я посмотрел на нее. Она чуть приоткрыла ротик в еле заметной улыбке. Глаза были широко раскрыты и спокойны.
Я застыл — тоже с раскрытым ртом. И глаза у меня расширились. Только спокойствия в них не было. Она сидела достаточно близко, чтобы я чувствовал её тепло, женский запах. Мне захотелось схватить её в объятья. После крушения «Дака» это было бы самое значительное событие на острове, и спустя десять лет никто не расходился бы в деталях случившегося. Но я не схватил её.
— Я постарался бы, — медленно ответил я. — По своему обычному тарифу, разумеется.
Она захохотала. Хохот получился грудной, богатый, выразительный.
— Когда-нибудь посмотрим, — спокойно произнесла она.
Она спокойно затягивалась сигаретой, я наблюдал за котенком. Сейчас он спокойно сидел и вспоминал, как кошки моют за ушами.
— Вы так всю жизнь и работаете пилотом по найму? — поинтересовалась она.
— Пилот я и есть пилот.
Я достал сигарету и закурил. Руки у меня были достаточно тверды.
— А вы знали Кена по войне, да?
— Все верно. Служили в транспортной авиации.
— Он был хорошим пилотом, правда?
— Одним из лучших. Таких, как он, — всего кучка.
— С чего же это он так — улетел и разбился?
Я посмотрел на нее. Она казалась искренне обеспокоенной.
— Может, счастье кончилось. — Неторопливо ответил я. — С каждым из нас бывает такое рано или поздно. И некоторые при этом погибают.
— Но с чего он все это затеял?
Я пожал плечами.
— Это был ваш пилот. До вчерашнего дня мы не виделись с ним десять лет.
— Он не говорил вам ни о каких проблемах или о чем-нибудь в этом роде?
— Вчера вечером? Нет. Ни о каких проблемах.
— И до того как он улетел сегодня утром, вы с ним больше не виделись?
Я энергично покачал головой. Кивнуть или покачать головой — этим ты не берешь на себя никаких моральных обязательств.
— Я видел, как он взлетал. И что двигатель у него барахлил.
Она нахмурилась своим мыслям, бросила окурок и раздавила его кончиком туфли.
— Вы обеспокоены по поводу него, — заметил я ей.
— Да. — В её огромных глазах читалась досада. — А вы?
— Я уже давным-давно бросил беспокоиться за других пилотов. Если он погиб, так погиб.
Я швырнул сигарету через улицу. Она ударилась о стену дома и разбилась на искры. Котенок метнулся, словно герой Дикого Запада, заслышавший шаги в кустах.
Я чувствовал её взгляд на себе.
— Какой вы жестокий человек, — тихо произнесла она. Она положила свою ладонь на мою. — Не будьте таким жестоким. Вам же легче будет, вот увидите. — Она нежно пожала мне руку и улыбнулась. — Пойду посмотрю, где там Али.
Она встала и пошла по улице. Я проводил её взглядом. Шла она легко и изящно, поворачивая с улыбкой голову в сторону той или иной кучки людей. Я смотрел на нее, пока она не исчезла за поворотом улицы.
— Кис-кис, — позвал я котенка. Тот подозрительно уставился на меня и занял боевую позицию, словно готовый в любой момент выхватить пистолет. А я развел руками. — У меня нет оружия.
Действительно, я был безоружен. Бедный Джек Клей. У Микиса есть пистолет, и у Кена был, а вот у меня нет. У этого агрессивного котенка и то есть оружие. Бедный Джек Клей.
Никакой я не жестокий. Я мягкий, как спущенное колесо. Она допрашивала меня, соблазняла и оставила меня при впечатлении, словно я наплевал на могилу своей бабушки, и все это на протяжении выкуренной сигареты. Я кивнул котенку, как мужчина мужчине, и пошел прочь из деревни на старое место ждать, когда приплывет лодка, и смотреть, как солнце опускается к морю.
10
Я снова встретился с мисс Браун и навабом, когда лодка подошла к берегу. Хертер выпрыгнул на берег. Он выглядел бледным и был несколько взъерошенным, но по-прежнему при параде.
— Что вы нашли? — спросил наваб.
Хертер сделал знак рукой в сторону лодки.
— Нашел спасательный жилет, колесо и подушку от сиденья, ваше превосходительство, — с официальным видом доложил он.
— От «Пьяджо»? — спросил наваб.
— Да, ваше превосходительство.
Наваб взглянул на меня.
— Ну, командир, как?
— Надо посмотреть, — ответил я.
Хертер предложил свои услуги мисс Браун, а мы с навабом опять промочили ноги. Лодка снова направилась в открытое море. Ширли Бёрт сидела на корме, рядом со старым лодочником. Выглядела она бледной и бесстрастной, глаза её смотрели в никуда. Похоже, ей не хотелось замечать меня.
Предметы, которые подобрал Хертер, были вымазаны нефтью. Спасательный жилет не говорил мне ничего. Подушечка с одной стороны была порвана. Такое могло случиться при ударе самолета о воду или когда она всплыла наружу через разбитое стекло кабины. Шина была сильно порвана.
— Ну и что вы думаете, командир? — спросил меня наваб.
Я стал думать, о чем бы ещё спросить Хертера, но ничего не приходило в голову. Самолет мог сразу уйти под воду и не оставить следов. А мог оставить следы и обломки на большой площади, и не заметить их можно было бы лишь с закрытыми глазами.
— Судя по всему, он врезался в воду, — заявил я.
— А мистер Китсон не мог спастись?
— Думаю, что если он спасся, то мы должны были бы найти побольше обломков, — высказал я предположение. — И потом, если он спасся, то где он?
— Но у вас нет уверенности ни в чем?
— Нет, ваше превосходительство, — медленно произнес я. — Уверенности нет.
Наваб неприятно улыбнулся.
— Благодарю вас за ваше экспертное заключение, командир.
Хертер пристально взглянул на меня. Это при том, что ему ещё не сообщили о моем неуважительном поведении в отношении наваба.
Мы вышли в открытое море, и до Саксоса никто не сказал ни слова.
На причале нас ждало такси. Владелец такси предположил, что люди, которые прилетают на собственных аэропланах, предпочитают ходьбе езду. Это был старый «Форд V-8 Пайлот» с мягкими рессорами, и водитель не жалел машины, а думал только о том, чтобы как можно скорее доставить нас к самолету.
Приехали мы одновременно с заходом солнца. По моим прикидкам, у нас было минут десять, чтобы успеть взлететь, ведь средиземноморские сумерки быстротечны. Все заняли свои места, пристегнулись, и я запустил двигатели, предварительно попросив школьного учителя позаботиться, чтобы на дороге никого не было. Двигатели любят прохладный воздух. Я выжал из них лишнюю сотню оборотов по сравнению со всем тем временем, как покинул Берн.