— К сожалению, мы здесь на иностранной территории, так что нам придется обходиться с вами любезнее, чем мне того хотелось бы.
Дверца «Пьяджо» распахнулась, и появилась мисс Браун. Она заметно посвежела и пришла в себя.
— Все на месте, Али.
Это утихомирило его гнев. Он кивнул, взглянул на меня и произнес:
— Жаль, что мы не в Пакистане, командир. — Он повернулся к Хертеру. Я предоставляю вам разрешение делать с ними что вам угодно, если они будут не подчиняться вам, герр Хертер.
Хертер снова сдержанно кивнул и блекло улыбнулся, а наваб обратился к мисс Браун:
— Не пойти ли нам в деревенское кафе?
Она кивнула и тут же пошла. Наваб пошел было за ней, но остановился и посмотрел на Моррисона, а затем спросил Хертера:
— А как этот Димитриу оказался втянутым?
— Драгоценности находились в его доме, ваше превосходительство.
— Как они оказались там?
— Я не знаю, ваше превосходительство. Выяснить?
Наваб пожал плечами.
— Если хотите.
И пошел по траве вслед за мисс Браун.
Хертер отступил на пару шагов, чтобы занять удобную дистанцию, и помахал «люгером», собирая нас в кучу.
Я торопливо спросил Хертера, надеясь отвлечь его от последней мысли наваба:
— Ну а теперь мы можем закурить?
Хертер покачал головой.
— Вы не будете курить, командир.
— Ну ради Бога, — не унимался я.
— А ну спокойно!
Я пожал плечами.
— Вы могли бы разрешить женщине уйти. Она не причинит вам зла.
— Подождем.
В его глазах опять появился голодный блеск, и «люгер» нацелился мне в живот. Ему разрешили перестрелять всех нас, если он найдет нужным, и такие вещи он помнил без дополнительного напоминания.
— Прости меня за все это, Джек, — сказал Кен.
— Брось ты. При чем ты тут?
— Знаешь, я не хотел…
— Говорю тебе, брось.
— А ну спокойно там! — повторил Хертер.
Кен стал потирать свою перевязанную руку. Мы стояли и ждали. По крайней мере, мне показалось, что я сумел отвлечь внимание Хертера от Моррисона. Но я ошибался.
Внезапно из-за уходящих облаков выглянуло солнце, и мы сразу почувствовали тепло его лучей. Скалы и песок снова начали обретать яркую расцветку.
Хертер поменял свою позицию так, чтобы солнце светило ему в спину. Мы стояли тесной группой: я — крайний слева, Моррисон — крайний справа, а Хертер — в добрых футах пятнадцати от нас.
И Хертер спросил Моррисона:
— Почему драгоценности оказались в вашем доме?
Моррисон поднял на него глаза и молча пожал плечами.
— Отвечайте! — прорычал Хертер.
Моррисон не ответил.
Хертер навел пистолет на Моррисона и сделал пару шагов вперед. Жена Моррисона со страхом следила за движениями Хертера.
— Вас зовут Николаос Димитриу?
Моррисон медленно кивнул. Видно было, что он устал и потерял всякий интерес к происходящему.
Хертер нахмурился и о чем-то задумался. Я понадеялся, что это не придет ему в голову, но напрасно. И Хертер спросил-таки:
— Вы немец по рождению, nicht wahr?[17]
Моррисон молча продолжал смотреть на него.
— Und bei welchem Regiment haben Sie gedient?[18] — выпалил Хертер.
Я вмешался.
— Ради Бога, никакой он не немец, он француз и еле-еле говорит по-английски.
А ведь это я убедил Моррисона, всего несколько часов назад, что, мол, хватит ему выдавать себя за другого. Моррисон покачал головой и с усталым видом промолвил:
— Я англичанин, меня зовут Моррисон, это я привез сюда драгоценности.
Хертер машинально сделал три шага вперед и остановился, несколько пригнулся и направил на Моррисона пистолет. И спросил, почти не веря в возможность положительного ответа:
— Это вы, — подчеркнул он последнее слово, — украли их у его превосходительства?
Моррисон молча кивнул.
Хертер трижды выстрелил ему в живот.
И я бросился на Хертера. «Люгер» переметнулся на меня, но я ударил по нему левой рукой, и выстрел прогремел у меня под мышкой. Тут же правой рукой я схватил его за запястье правой руки, державшей пистолет, и всей своей тяжестью навалился на руку.
Мы свалились на землю, но я цепко держал в этот момент его руку. «Люгер» отлетел в сторону. Я бросил Хертера и перекатился к пистолету.
Женщина закричала, её крик вылился в один нескончаемый и беспрерывный звук.
И вот моя рука оказалась на «люгере», но требовались мгновения, чтобы принять удобное положение.
Кен тем временем бросился к Хертеру, но оказался между нами.
— В сторону! — закричал я.
Кен остановился и обернулся в мою сторону.
Я увидел, что Хертер и не пытается встать. Стоя на коленях, он доставал из кармана «вальтер» Кена. Об этом я забыл.
Моя рука, казалось, действовала медленно и никак не могла совладать с тяжелым «люгером». А Хертер тем временем уже выхватил «вальтер» и без подготовки выстрелил. Песок ударил мне в лицо.
Наконец мои пальцы как следует легли на «люгер». Я выстрелил, потом ещё раз. Пули угодили ему вниз, по ногам. «Вальтер» ещё раз дернулся, пуля прошла у меня над головой.
Я выставил руку и выстрелил в третий раз, прицельно.
Хертер медленно завалился на спину и замер, распростершись на мокрой траве.
Я неторопливо встал. Звуки выстрелов «люгера» ещё стояли у меня в ушах, а руки чувствовали его отдачу. Женщина перестала кричать. Я подошел к Хертеру, взял «вальтер» у него из руки, а затем достал из кармана и «беретту». С Хертером было покончено.
Моррисон лежал на спине, жена подложила ему под голову руку. Рубашка у него на животе была порвана, через неё текла темная кровь, очень много крови.
— Достань аптечку, — сказал я Кену.
Рассовав пистолеты по карманам, я опустился на колени возле Моррисона.
Он был ещё живой, но жизнь еле теплилась в нем. Три пули в животе, и одна из них порвала главную артерию. После такого оставшееся время жизни исчисляется на секунды.
Кен принес аптечку, открыл её и поставил рядом со мной. Там имелась лишь одна вещь, которая годилась в данной ситуации — ампула морфия.
Моррисон открыл глаза, когда я взял в руку ампулу, узнал её и хрипло произнес:
— Не надо морфий. Дайте мне… дайте мне…
Женщина взглянула на меня, что-то резко произнесла, и я положил ампулу обратно в аптечку.
Она нежно протерла ему лоб шалью, что-то нашептывая ему. Он что-то сказал ей, потом повернул голову в мою сторону.
— Ты Джек Клей? — еле слышно промолвил он.
Я кивнул.
— Да.
— А он… Он — Китсон?
— Да.
Он слабо улыбнулся.
— Я помню о вас обоих. — Он закрыл глаза. Пот струился у него по лбу. — Вы оба… о вас говорили об обоих. Два лучших… в своем деле… в транспортной авиации… — Он снова посмотрел на жену. — Странно… оба здесь. — Пот ручьями тек со лба, он закрыл глаза.
Я медленно поднялся. Через несколько мгновений Моррисон открыл глаза и что-то нежно произнес по-гречески, а она прошептала ему в ответ. Моррисон что-то ещё сказал, улыбнулся — и умер.
Я неслышно отступил под крыло и встал рядом с Кеном. Женщина нежно опустила голову Моррисона, чтобы ему было удобно, затем накрыла ему лицо шалью.
Она встала и посмотрела на нас сухими глазами, полными ненависти.
Мне нечего было сказать ей. Что бы я ни сказал ей, на каком бы языке ни сказал, она с ненавистью отнесется и к моим словам. Я принес ему смерть на остров, и только это имело для неё значение. И она была права.
Она повернулась и пошла, медленно, но выпрямившись, в сторону тропинки, поднимающейся в деревню.
Кен тихо сказал:
— А теперь давай быстро в самолет, парень.
Ноги у меня дрожали. Я сел в раскрытой двери «Пьяджо» и достал из кармана пистолеты.
— Не сейчас, — сказал я. — Двое убитых, надо дать объяснения, чтобы на нас это не висело.
Кен с удивлением посмотрел на меня.
— Господи, из-за этого?
Я передал ему «вальтер».
— Твой, кажется. Не только из-за этого.
Я взглянул на Хертера, неряшливо валяющегося на земле. Мертвый он выглядел раскованнее, чем живой. В нескольких ярдах от него лежал Моррисон, прибранный и прямой.
— Ты не знаешь, — спросил я Кена, — даты последнего вылета Моррисона? Ну, когда он умыкнул драгоценности?
Кен посмотрел на меня некоторое время, затем сообщил:
— Десятое февраля. А за каким чертом тебе это?
Я только молча кивнул. Это было лишь за неделю до того, как мы в горящем самолете сели на мокрое поле в Каче. Об этой стороне деятельности Китсона и Клея Моррисон не мог слышать.
Я встал, подошел к Хертеру и, нагнувшись, достал у него из кармана большую пачку денег. Верхние купюры были сложены и слегка помяты — это были мои доллары и франки. Я взял их, а остальное сунул обратно. Там было, вероятно, тысяч на двадцать пять долларов, в различной валюте.
Потом я объявил Кену:
— Я пойду наверх, надо заключить одну сделку.
И я повернулся и пошел, не дожидаясь, что скажет Кен. Но через несколько шагов он был уже рядом.
37
Наверху на тропинке мы встретили много людей. Жены Моррисона среди них не было. Они остановились, пропуская нас, за исключением одного пожилого человека, который, видно, считал, что если тут кто-то и способен принимать решения, то только он. Но он ещё и сам точно не знал, какие, а я ему был не помощник. Он спросил меня по-гречески, потом на подобии французского, но в этот день я ни слова не знал из французского. Ему оставалось лишь беспомощно стоять и смотреть на меня. Между нами было куда больше проблем, чем просто языковый барьер. Потом он покачал головой, скорее от безнадежности, чем рассердившись, и отступил в сторону. Мы пошли дальше в деревню, и никто больше не пытался нас останавливать.
Дверь в кофейню была незаперта. Я отворил её ногой и остановился. После солнечного света, отраженного от белых стен, внутри все казалось кромешной тьмой, но я смог различить там смутное белое пятно. Я осторожно спустился по ступенькам с «люгером» Хертера в руке.