Оба оказались там. Они сидели за столиком в дальнем углу, где за час-два до этого сидели мы. Наваб, казалось, удивился, увидев нас. Хозяина рядом не было.
Я сунул «люгер» в карман брюк, прошел через помещение кофейни и налил два небольших стаканчика коньяку. Кен вошел и затворил дверь.
Мисс Браун тихо произнесла:
— А мы слышали стрельбу.
— Ну да. И тут же вскочили и побежали посмотреть, кто же убит, сказал я. — Ваше здоровье. — И я залпом выпил коньяк.
Наваб смотрел на меня, нервозно прищурившись.
— Хертер убит, — сообщил я ему.
Он моргнул пару раз и несколько сжался.
— Вы его убили? — прошептал он.
Мисс Браун холодно произнесла:
— Рано или поздно его должны были убить.
— Вот именно, — согласился я с нею.
Наваб словно не слышал нас.
— Вот так взяли и убили? — снова шепотом промолвил он.
— Что значит — «вот так взяли и убили»? — жестким тоном произнес я. В последний раз, когда вы нас видели, это он наставлял на нас оружие. Он застрелил невооруженного человека. И он сделал это потому, что вы этого хотели. Он был вашим палачом, и я полагаю, он умер счастливым.
Наваб снова часто заморгал.
Кен поставил свой стакан на стойку и расстегнул куртку, показав «вальтер» на поясе. Потом он взглянул на меня и вопросительно поднял брови. Я налил ещё коньяку, потом сделал несколько шагов и оперся на спинку стула напротив стола наваба. Кен стоял, прислонившись к стойке.
— И что вы теперь собираетесь делать? — спросил наваб.
Мисс Браун коротко и выразительно усмехнулась.
— Я пришел получить вознаграждение за остальные драгоценности. Они там, в самолете, вы их пересчитали. Теперь я пришел за вознаграждением.
Наступило долгое молчание, в течение которого все взоры были обращены на меня. Наконец Кен тихо произнес за моей спиной:
— Ну и шуточки у тебя.
Мисс Браун спросила:
— И это все, командир?
Я кивнул.
— За этим я и пришел.
Внезапно мисс Браун снова засмеялась, на этот раз искренне и громко. Маленькое помещение наполнилось её смехом. Она покачала головой.
— Извините меня, командир, но вы человек с весьма ограниченными амбициями.
— Да, такой вот я. — Я продолжал смотреть на наваба. — Ну как?
К нему на лицо вернулись краски. Он несколько отвалился от стола и изучающе посмотрел на меня, потом улыбнулся.
— Так что вы хотите — ваши пять процентов?
Я кивнул и спросил:
— Как вы оцениваете всю партию? Около полутора миллионов фунтов?
Он галантно наклонил голову, продолжая улыбаться.
— Полагаю, это доходит где-то до этой цифры.
— Что ж, это довольно-таки справедливо. А если бы вы торговались, то могли бы сказать, что груз «Пьяджо» составляет миллион фунтов?
Он снова наклонил голову.
— Отлично. В этом случае наша доля составляет пятьдесят тысяч.
Наваб улыбнулся ещё шире.
— Это в высшей степени честно, командир. К несчастью, — он развел руками, — вы не сможете получить это наличными. Как вы знаете, я никогда сам не ношу деньги. Но чек я вам, конечно, дам.
Кен зло сказал:
— И остановит его действие, как только доберется до ближайшего узла связи. — Он со стуком поставил стакан на стойку. — Ладно, парад закончен. Пойдем, надо взлетать, пока наш ветер.
Мисс Браун взглянула на него, затем перевела глаза на меня и, похоже, с изумлением улыбнулась.
Я обратился к навабу:
— Я не испытываю счастья при мысли, что улечу и буду сам сбывать это добро. Это окажется нелегким делом. Но меня не особенно радует и перспектива получить от вас чек. Так что если вы не можете придумать ничего лучшего, я могу выбросить всю партию в море, и никто не предъявит мне никаких претензий.
Наваб пожал плечами и неприятным тоном произнес:
— Все наличные носил мистер Хертер — но, очевидно, вы их уже забрали у него.
Я отрицательно покачал головой.
— Как ни странно — нет. Это все при нем. Я буду выглядеть в лучшем свете, если полиция обнаружит при нем большую сумму денег. Так что вы ещё можете предложить?
Наваб снова только пожал плечами. Я посмотрел на Кена и сказал:
— Значит, судя по всему, нам придется брать чек.
Кен не отрываясь уставился на меня.
— Господи всемогущий! — взмолился он. — Я не согласен.
Я отодвинул стул и сел.
— Тут всегда был риск, — сказал я Кену, — что ему не очень сильно захочется получить свое добро назад. Он не такой уж и жадный до денег, он не испытывает нужды в них. Он никогда не знал, что такое их отсутствие. Ему хочется лишь получить удовлетворение, растоптав нас. И ты знаешь, он это может. — Я посмотрел на наваба. Глаза его прищурились и загорелись, на губах появилась еле заметная улыбка. Я продолжал, обращаясь к Кену: — Здесь мы можем взять верх, потому что у нас пистолеты и нас никто не видит. Но как только мы очутимся вне этого островка, мы станем Китсоном и Клеем, а он — снова его превосходительством. И если мы улетим с этим добром, он будет преследовать нас до самой преисподней или Хайдарабада, потому что будет считать, что мы обвели его вокруг пальца. Черт возьми, ты же знаешь его!
Кен кивнул.
— Я знаю его, это верно, — мрачно произнес он. — Поэтому я и не хочу брать его чек. Значит, ты берешь чек на двадцать пять тысяч, если ты такой глупый, и отдаешь ему один из ящиков. А другой забираю я.
— И что ты будешь делать с ним, Кен?
— Найду что.
— Как? Через какого посредника, в каком городе, какой стране? Ты понимаешь в этих вещах? Ты знаешь кого-нибудь, кто связан с такими делами?
Он продолжительное время внимательно смотрел на меня, затем подошел и сел в нескольких футах от меня. Потом Кен достал сигарету из пачки мисс Браун, лежавшей на столе. закурил, хмуро взглянул на меня и сказал:
— Это становится сделкой между нами, тобой и мной, Джек.
Я тихо ответил:
— Так всегда. Всегда этим кончалось.
38
Помещение уменьшилось до размеров пилотской кабины, в которой были только мы с Кеном. Правда, где-то была ещё красивая девушка в белом макинтоше и субтильный миллионер в спортивной куртке, но это все было из категории «а также».
Я спокойно объяснял:
— Эти нефриты-жадеиты, которые там, в «Пьяджо», они ничего не стоят. Для нас ничего. Мы не сможем продать их. Большинство воров, вломившись в квартиру, так и оставят их на туалетном столике. А у нас даже нет преимуществ этих воров: наваб точно будет знать, что они у нас. Ему всего-то и сделать надо, что послать описания их и нас в Интерпол, и мы десять лет будем выжидать, прежде чем попробуем что-то сплавить.
— Спасибо тебе, — с насмешкой сказал Кен, — что ты вложил хорошую идею в его головенку.
Я недовольно замотал головой.
— Выкинь его из головы, — стал убеждать я Кена, — считай, его нет. Если он даже слова не скажет по этому поводу, ничто не меняет дела. Ты просто идешь с этим добром в любой ювелирный магазин в любом городе мира, и каждый будет знать, что это краденое. Мы с тобой не того сорта люди, которые обладают такими вещами честно и законно, одно их наличие у нас будет делать нас преступниками. Ты не сможешь продать их честно, по некоторым причинам ты не сможешь продать их и через подпольные каналы. Никакой профессиональный жулик не станет связываться с такими уникальными изделиями.
— Твой же парень из Афин, Микис, связался же.
— Кен, Микис убит.
Кен грустно посмотрел на меня, наклонился вперед, аккуратно поддерживая на коленях раненую левую руку. Потом кивнул.
— О'кей, я тебя понял. Значит, есть риск, я признаю — большой риск. Но есть шанс и разжиться. А так мы возвращаем все это ему за чек — и убыток гарантирован.
— Ты знаешь, — продолжал я доказывать Кену, — полчаса назад я с радостью отдал бы все, лишь не быть под дулом пистолета, и считал бы это хорошей сделкой. Сейчас же мне этого мало, мне нужно немножко больше. Там на берегу — двое убитых, и одного из них убил я. Убил при свидетелях. Меня это устраивает, поскольку я считаю, что имел все основания убить его. Но мне придется задержаться здесь, чтобы доказать, что у меня были основания. Если же я сбегу, то я — убийца. То же самое и ты. Ты сбегаешь с этими драгоценностями — ты жулик. И мы никогда не сможем вернуться сюда, а при нашей работе мы должны иметь право возвращаться.
— А может, я сыт по горло этой работой? — безо всякой запальчивости возразил Кен. — А может, я устроюсь с этим ящичком в тихом теплом местечке. Риск, конечно, есть и все такое.
— Разбиться на далеком пустынном островке, закопать сокровища в землю под самолетом и десять лет сидеть и ждать? — насмешливо произнес я. — Это уже было.
— Да, и, может быть, я тоже попытаюсь.
— Поверь мне: ничего из этого не выйдет, — продолжал я убеждать Кена.
Он медленно откинулся на спинку стула и погасил сигарету в керамической пепельнице. Потом задумчиво посмотрел на меня и заговорил:
— Все началось десять лет назад, так? Все восходит к тем временам. Тогда у нас был шанс — тогда, когда у нас был собственный самолет. В тех обстоятельствах, в то время, молодые, крепкие, мы действительно могли кое-что сделать. — Кен грустно покачал головой. — Но то время ушло, Джек, и ушло навсегда. Мы взялись за грязное дело, залезли в грязную политику и потеряли самолет и лицензии. — Кен наклонился ко мне. — Вспомни это и согласись, друг: это доконало нас. Второй раз мы на такое не способны. И время не то, и мы не те. Но вот мы получили шанс. Не такой, как тогда, но шанс. Конечно, риск есть. Тогда был риск, и мы на него пошли, и проиграли. Но теперь — какой шанс! — Вздохнув, Кен продолжил: — В одном из этих ящиков — десять лет моей жизни, Джек, и даже больше. Десять лет мы, люди маленькие, занимаясь ничтожной работой, ждали этого шанса. Кто знает, — он пожал плечами, — может, ты-то и доволен, а я — нет. Так что не отговаривай меня. Не хочешь брать — не бери, но меня не отговаривай.
— Ты по-прежнему считаешь, — спросил я, — что мы взялись тогда за грязное дело? — Кен откинулся на спинку стула и хмуро смерил меня взглядом, покуривая новую сигарету. — Никаким грязным делом мы не занимались. Однако нам повезло, что мы выбрались оттуда живыми. Потеряв самолет и лицензии, мы ещё дешево отделались. А тот полет был нашей ошибкой. Мы тогда были молодыми летчиками, самонадеянными. Самонадеянность нас и погубила. Нечего возить оружие в чужой стране — или, по крайней мере, нечего жаловаться на судьбу, если ты залетел на этом деле. Ты это понима