— По мне — пожалуйста, — ответил я. — А вот что скажет наваб? Но я постараюсь устроить. А сейчас возьмите чего-нибудь поесть. И нам возьмите какие-нибудь сэндвичи или что-нибудь такое. Мы будем в «Дакоте», в конце ангара.
Я допил пиво и пошел в здание администрации аэропорта, чтобы пустить в ход имя наваба.
Через полчаса мы все трое сидели возле «Дака» и ждали. Имя наваба возымело потрясающий эффект. Самолет обслужили с такой скоростью, какой он не видел за всю свою жизнь. Баки были полны, стекла кабины сияли чистотой, давление в колесах наконец-то поднялось до нужного уровня. Если вдруг в этой старой шарманке взыграет темперамент молодости и полетит система гидравлики, я не удивлюсь, но все, что поддавалось моей проверке, вроде бы работало, и даже сводка погоды оказалась прекрасной.
Не то чтобы я думал в таких категориях, но сегодня днем в бухгалтерских книгах Хаузера мы снова перейдем в колонку «доходы».
Из-за угла ангара плавно вытек большой черный «Мерседес-300» и остановился у конца крыла «Дакоты». За рулем сидел Хертер, на заднем сиденье — маленький темный человек и кто-то ещё рядом с ним, мне было не разобрать.
Не знаю, где они отыскали в Греции этот автомобиль. Греческие дороги не заслуживали его. А может, моя шкала ценностей дала тут осечку. Может, будь тут приличные дороги, наваб ездил бы здесь не меньше чем на «роллс-ройсе» ручной сборки.
Хертер выскочил из машины, обошел её с другой стороны и открыл дверцу третьему пассажиру. Я как вдохнул воздух, так и замер.
Это было очаровательнейшее создание из всех, когда-либо виденных мной. Уж чему-чему, а разглядыванию я отдал немалую часть своей жизни. Она была высокой — около пяти футов и восьми дюймов, — с длинными темными волосами, скатывавшимися на плечи. Она носила предельно простенькое белое платье с вырезом на шее и прямым низом и изящные белые туфли. При такой фигуре можно было позволить себе простые одежды. При фигуре, от которой ни отнять, ни прибавить.
У неё была кожа теплого медового оттенка. Высокие скулы и большие черные глаза навели меня на мысль, что в ней есть что-то евроазиатское. Естественная грация, с которой она огибала «мерседес», навела меня и на другие мысли, на которых я не буду останавливаться.
За ней семенил наваб. Хертер подошел к багажнику «мерса» и стал доставать оттуда одежду, ковры, корзины.
— В этот раз полетом займешься ты, — потихоньку наказал я Роджерсу, а я — пассажирами.
Рядом раздался голос Ширли:
— Всего-то и нужно полсотни миллионов долларов.
— Кому нужно?
— Ей нужно.
Люди из греческих наземных служб суетились вокруг, словно мухи. Хертер подозвал одного парня и передал ему ключи от машины. Довольный, тот сел в машину и укатил.
Хертер подошел к самолету. Я толкнул Роджерса локтем, и он стал принимать у немца багаж. Потом Хертер начал представлять меня.
— Ваше превосходительство, позвольте представить капитана Клея, нашего пилота.
Наваб кивнул мне и слабо улыбнулся. Он был низеньким, темнокожим и темноволосым, с длинным узким лицом, слегка сутулым. Лет ему было около тридцати пяти. Прямые волосы падали на лоб, доходя до бровей. Что-то необычное было в его сдержанной улыбке. Он носил белую хлопчатобумажную рубашку с короткими рукавами, из нагрудного кармана которой торчали темные очки, свободные брюки светло-коричневого оттенка и видавшие виды сандали. В общем, миллионер как миллионер.
Хертер повернулся к девушке.
— Мисс Браун, разрешите представить вам капитана Клея, пилота.
Я чуть не рассмеялся, услышав её имя. Индийские поэты классического прошлого ломали бы головы, чтобы дать такой женщине имя, достойное её красоты, а она всего лишь мисс Браун. Я с легкой улыбкой пожал протянутую руку — длинную, прохладную, крепкую.
Она улыбнулась мне, и у меня мурашки забегали по коже.
Я был при форме, в фуражке, и только успевал прикладывать руку к козырьку.
Хертер помог навабу ступить на деревянный трап, который кто-то живо соорудил для этого случая. И никто не замечал — или старался не замечать мисс Бёрт.
— Ваше превосходительство, — обратился я к навабу, приложив руку к козырьку, — позвольте задать вам вопрос. Мисс Бёрт очень волнуется за мистера Китсона. Вы позволите ей участвовать в полете?
Наваб задержался на ступеньках и взглянул на нас сверху вниз. На его лице не было никаких эмоций.
Инициативу взяла на себя мисс Браун.
— Пусть летит, Али. Тем более, она без своих камер.
Наваб коротко кивнул и продолжил подъем. За ним последовала мисс Браун, потом Хертер.
— Вы слышали, что сказала леди? — обратился я к Ширли. — Поднимайтесь на борт.
Ширли плотно сжала губы, глаза её метали молнии. Ей хотелось лететь, но не хотелось быть на положении гостьи мисс Браун. Мисс Бёрт резко повернулась ко мне и бросила на меня испепеляющий взгляд. Но я был негорючим и только улыбнулся ей. И снова улыбнулся, когда она ступила на импровизированный трап.
Я взглянул на Роджерса, державшего в руках багаж.
— Ты чего смотришь? — спросил я.
— На тебя смотрю, — ответил он. — Тебе не хватало только лечь на трап, чтобы она прошла по тебе.
— Давай на борт, — приказал я. — Вот подожди у меня, когда выйдем за трехмильную зону, где слово командира будет законом.
Роджерс стал неспеша подниматься по трапу. Я отодвинул трап в сторону, запрыгнул в самолет, захлопнул и запер дверь и направился в пилотскую кабину. Наваб и мисс Браун сидели посреди самолета, Хертер прямо за их спинами, а Ширли Бёрт в первом ряду кресел прямо перед выступом для шасси.
— Пристегните, пожалуйста, ремни, — объявил я. — Мы взлетаем примерно через пять минут.
Хертер обернулся ко мне.
— Его превосходительство хочет сидеть рядом с вами, командир.
— Как только взлетим, — пообещал я.
Я едва удержался, чтобы не помочь мисс Браун пристегнуть ремень, и направился к пилотской кабине. Ширли уже пристегнулась и смотрела в иллюминатор.
— Как, нормально? — спросил я её.
— Да, — ответила она.
Я вошел в кабину и захлопнул за собой дверь. Я ещё не успел опуститься в кресло, как Роджерс принялся зачитывать контрольную карту на взлет.
7
Я произвел взлет и встал на курс выхода из аэродромной зоны, на высоте тысяча футов выровнял самолет, установил заданный режим работы двигателей, стриммировал самолет. Впереди на горизонте на фоне искрящегося моря уже показался остров — по-моему, Кея, самый первый из Киклад. А дальше, простираясь на восемьдесят миль к югу, причудливо изогнулась цепочка остальных островов Западных Киклад — пять островов побольше и столько же примерно островов-скал, или пастбищ для коз — как хотите, так и называйте.
Воздух был чист, кристально чист, как это бывает только весной или осенью, когда нет марева и когда туристки, приехавшие отдохнуть от забот по дому, не поднимают облака пыли своими девятыми размерами.
Я открыл боковое стекло и на секунду-другую прильнул к холодному ветру. Полегчало. Неприятный привкус во рту прошел.
— Иди скажи навабу, что он может занять твое кресло, — велел я Роджерсу. — Можешь подержать мисс Браун за ручку, если ей станет одиноко. Если ей захочется, чтобы её подержали ещё за что-нибудь, то позови меня.
Он долго укоряюще смотрел на меня, но наверняка был не против прильнуть к мисс Браун и показать ей через иллюминатор всякие красивости. В конце концов, мисс Маттерхорн была очень далеко.
Пришел наваб и плюхнулся в правое кресло. В самолете он, видно, чувствовал себя как дома. Я закрыл стекло со своей стороны.
Наваб извлек из кармана солнечные очки и стал смотреть на море. Я достал потрепанную карту, сложил её так, чтобы выделить участок Эгейского моря перед нами и передал навабу.
Он вежливо кивнул и поизучал её некоторое время. Потом спросил:
— В каком направлении пошел мистер Китсон?
У него была приятная интонация голоса, больше от Оксфорда, чем от Форт-Манро.
— На юг несколько к востоку.
Я взял шариковую ручку и провел от Афин линию приблизительно в направлении 160 градусов. Она прошла по изогнутой цепочке островов, закончившись на последнем из них — Саксосе.
Он снова стал рассматривать карту.
— Осмотрим каждый остров, — принял он решение.
— Есть.
Я взялся за штурвал и сделал вираж влево, к Кее.
Легко сказать — осмотрим каждый остров. Это значит — подходить к нему на высоте не выше тысячи футов, чтобы видеть побережье, бухточки, потом подняться и осмотреть равнины внутренней части острова. Острова не превышали нескольких миль в любом направлении, но почти на каждом имелась высота в полторы тысячи футов.
«Пьяджо» должен был где-то заблестеть неожиданно, как золотой зуб, но самолет, совершивший вынужденную посадку в скалистой местности, не обязательно сохраняет форму самолета. Иногда самая большая часть имеет размер расставленных рук, да ещё иногда и сгорает дочерна.
В любом случае задача по обнаружению ложится и на пилота.
На Кее нам ничто не улыбнулось, на Кифносе тоже ничего, то же самое и на Серифосе.
Потом мы просто кружили двадцать минут, в течение которых наваб и его компания уткнули головы в корзинки с едой. Я передал Роджерсу управление, а сам пошел принять вторую дозу мисс Браун и посмотреть, что Ширли Бёрт прихватила нам поесть.
Мисс Браун казалась чистым нектаром, а на обед был хлеб, добрый острый сыр и зеленый инжир. Я сел рядом с Ширли и уперся ногами в выступ для шасси. Она с беспокойством взглянула на меня: для неё время бежало очень быстро. Она долго смотрела в свой маленький иллюминатор и многого не увидела, но поняла, что я был прав: на этих островах нет места для посадки.
— По радио есть что-нибудь новое? — поинтересовалась она.
— Несколько минут назад я проверял. Пока ничего нового.
— Он сел — к настоящему времени?
Времени было половина третьего. Значит, Кен находится в воздухе — если он сейчас в воздухе — три с половиной часа. У него ещё много горючего. Все это я и сказал ей.