– Мне уже сказали, что вы здесь, – отозвался священник.
Ломакс пожал плечами.
– Новости быстро расходятся в маленьких городах.
Старый священник кивнул:
– Особенно плохие новости.
– И вы тоже? – с горечью заметил Ломакс. – Вот теперь я понимаю, что на самом деле попал в беду.
– Я вам не судья, – сказал отец Иоанн. – Но для вас просто глупо было возвращаться сюда. Нехорошо беспокоить выросшую на могиле траву.
– Но я лишь хочу найти ответы на некоторые вопросы, – возразил Ломакс. – И если не вы, то кто мне поможет?
Отец Иоанн присел на одну из скамей.
– Сначала позвольте мне задать вам вопрос. Почему вы вернулись на Кирос теперь, когда прошло столько времени?
Ломакс пожал плечами:
– Думаю, по порыву души.
Но на самом деле это было что-то другое, гораздо большее. Он сжал руки и нахмурился, стараясь прояснить это для самого себя.
Немного погодя он задумчиво произнес:
– Мне кажется, я сюда приехал, чтобы кое в чем разобраться.
– Интересно, в чем, – спросил старик.
Ломакс замялся:
– Трудно сформулировать. Может быть, найти самого себя, каким я был в прошлом, много лет назад.
– И вы рассчитывали найти его здесь, на Киросе?
– Но он как раз где-то здесь и существовал, святой отец. Разве вы не понимаете? В последние два-три года со мной происходили странные вещи. События на островах, в которые тогда был вовлечен тот человек, представляются мне куда более реальными, чем те, что случились потом. Более важными во всех отношениях. Разве это не могло оказать какого-то влияния на мое решение?
Старый священник вздохнул.
– Капитан Ломакс, для этих людей тот человек уже семнадцать лет, как мертв. И было бы лучше, если бы вы не воскрешали его.
– Хорошо, святой отец. Вернемся к неумолимым фактам. Последний раз я смотрел на остров Кирос с палубы военного катера, на котором немцы увезли меня на Крит. А что случилось после этого?
– Каждый, кто помогал вам, был арестован. Включая их ближайших родственников. Некоторых расстреляли в качестве назидания на главной площади, остальных послали в концентрационные лагеря в Греции. Из них выжили очень немногие.
– И люди считают, что я ответствен за все это? Что я предал их?
– Если рассуждать логически, то так и выходит. И лишнее тому подтверждение – немцы вас не уничтожили. Ведь, как правило, они расстреливали каждого схваченного ими британского офицера, работавшего в горах в рядах Сопротивления.
– Но все это просто смешно, – возразил Ломакс.
– Но вы были тяжело ранены, может быть, находились в бреду. Как вы можете быть уверены? В таком состоянии человек иногда за себя не отвечает.
– Ни в коем случае, – упорствовал Ломакс. – Я не проговорился, святой отец, поверьте мне.
Старик вздохнул.
– Как мне ни тяжко, но, вижу, я должен это сказать. Полковник Штайнер не делал секрета из того факта, что вынудил вас дать всю необходимую ему информацию в обмен на жизнь.
Ломакс почувствовал, будто холодным ветром пахнуло ему в лицо.
– Но это не так, – запротестовал он. – Этого не могло быть. Я не сказал Штайнеру ни единого слова.
– А кто же тогда, капитан Ломакс? Ведь больше некому. А они были точно информированы обо всех. Включая меня.
Ломакс недоверчиво посмотрел на него:
– И они арестовали вас?
Отец Иоанн кротко улыбнулся:
– О да. Я тоже вкусил все прелести их концентрационного лагеря в Фончи.
Ломакс закрыл лицо руками.
– Все это становится похожим на пробуждение после ночного кошмара. А вы знаете, что Алексиас Павло только что пытался меня убить?
На лице старого священника отразилась боль:
– Так, значит, это уже началось? Но насилие рождает насилие. Вот чего я боюсь больше всего.
Ломакс нервно заходил по приделу церкви. Потом вдруг остановился, нахмурившись, глядя куда-то вдаль, и быстро обернулся.
– Но если бы я и в самом деле был виноват в этом ужасном преступлении, как вы думаете, осмелился ли я сунуться сюда снова, даже после семнадцати лет? Я знаю эти острова и живущий здесь народ. Как-никак четыре года провел с ним в горах. Они высоко чтят закон мести «око за око», и у них самая длинная память в мире.
– Это хороший довод, – ответил отец Иоанн. – Но можно возразить, что здешняя ситуация оказалась для вас неожиданной. Вы могли и не знать, к каким последствиям приведут ваши тогдашние поступки.
Ломакс смотрел на него, ощущая свою беспомощность, и вдруг слабость громадной волной охватила его. Он тяжело осел на пол, и плечи его опустились.
– Но что же мне теперь делать, ради всего святого?
Старый священник поднялся.
– Поверьте мне, сын мой. Я не держу обиды на вас, но боюсь той злобы, которая возникнет из-за вашего присутствия. Думаю, что для всех нас будет лучше, если вы покинете остров на том же пароходе, на котором приехали. У вас еще есть время.
Ломакс кивнул.
– Может быть, вы и правы.
Священник пробормотал благословение.
– Теперь я пойду. Мое присутствие на улицах может помочь предотвратить выражения насилия в момент, когда вы будете покидать нас.
Он прошел по приделу, а Ломакс остался сидеть, уронив голову на руки. Он был в полной растерянности, разум затуманился, охваченный какой-то стихией, с которой он не мог совладать. Его покинули последние силы, и он прислонил голову к колонне.
В это время кто-то вбежал в церковь, и после небольшой паузы он услышал, как шаги зазвучали уже по каменным плитам самого придела, где он сидел.
Прежде всего его удивил запах духов, странный и какой-то чужеродный в таком месте, словно аромат сирени после дождя, он защекотал его ноздри и заставил резко поднять голову.
Перед ним в полутьме стояла молодая женщина, с повязанным на крестьянский манер шарфом на голове. Она молча смотрела на него, тяжело дыша, будто долго бежала сюда.
У него сразу же пересохло во рту, и внутри шевельнулся какой-то страх, потому что то, что он видел, было совершенно невозможно.
– Катина! – хрипло вырвалось у него. – Маленькая Катина Павло!
Она подошла ближе и, протянув руку, коснулась его щеки. В отблеске свечей лицо красивой зрелой женщины светилось. Ему казалось, что ожило прошлое.
– А немцы сказали, что вы умерли, – проговорила она. – Что судно, на котором вас отправили на Крит, затонуло.
Он кивнул.
– Так оно и было, но меня вытащили.
Она села рядом с ним так близко, что он мог ощущать тепло ее бедра сквозь мягкую ткань платья.
– Я покупала продукты в магазине и случайно услышала, что на пароходе из Афин приехали вы. Я никак не могла поверить и всю дорогу бежала.
На ее лбу выступила испарина, и он, вытащив носовой платок, нежно вытер ее.
– Вредно бегать под таким палящим солнцем.
Она чуть улыбнулась.
– Прошло семнадцать лет, а вы все считаете меня ребенком.
– Мгновение назад мое сердце встрепенулось оттого, что я увидел тебя той, прежней, но это была только злая шутка света от свечей.
– Я так мало изменилась?
– Только стала еще более красивой.
Ее носик вздернулся, и что-то загорелось в ее темных глазах.
– Без сомнения, вы самый галантный мужчина, которого я когда-либо встречала.
На какой-то момент время утратило свою силу и прошлое слилось с настоящим. Им показалось, что они когда-то уже сидели вот так, в церкви, в свете свечей, и что все вернулось на круги своя.
Он нежно взял ее за руку:
– А как ты узнала, что я здесь?
– Мне сказал сержант Китрос. – Она немного поколебалась. – Я слышала, что произошло в «Кораблике». И вы должны извинить моего дядю. Он столько лет жил с этой душевной болью, что мне иногда кажется, он не в своем уме.
– И он считает, что во всем виноват я?
Она печально кивнула.
– Боюсь, что да.
– Так же, как и все здесь, включая отца Иоанна. Но только не ты, почему?
– Потому что точно знаю, вы жертвовали собой за наш народ, – спокойно ответила она.
Он рассмеялся хриплым и неестественным смехом.
– Ты попробуй это сказать Алексиасу и его парням и посмотри, что из этого выйдет.
– А я уже говорила, – просто сказала она. – Уже давно, но только один человек поверил мне.
Он нахмурился.
– И кто же это был?
– Оливер Ван Хорн.
–Мне еще в Афинах говорили, что он остался здесь после войны. Я надеялся повидать его. Он все еще живет на вилле за городом?
– Я веду его хозяйство.
Его брови от неожиданности поползли кверху.
– Ты никогда не была замужем?
Она покачала головой.
– Никогда.
– Ему теперь около шестидесяти, – медленно проговорил он.
Правый уголок ее губ слегка дрогнул, и глаза заблестели:
– Мы не живем вместе, если это беспокоит вас.
– Это не мое дело, – ответил он, но улыбнулся в первый раз, и она ответила тем же. – А как местные люди относятся к нему? Для них он прежде всего англичанин.
– Но только не для жителей нашего острова. Он страдал вместе со всеми, его тоже арестовали.
Ломакс нахмурился от вдруг пришедшей к нему мысли:
– А ты, Катина? Что случилось с тобой?
Она пожала плечами:
– Они взяли меня со всеми остальными.
– В концлагерь Фончи?
Она покачала головой.
– Нет, в другой, но они все одинаковы.
Наклонившись, она коснулась его лица.
– А вы постарели. И сильно. Мне кажется, вы были очень несчастливы.
Он пожал плечами.
– Семнадцать лет большой срок.
– Вы женаты?
Он немного поколебался, а решившись, сам удивился тому, как теперь это стало просто, будто он говорил о каком-то дальнем родственнике или случайном товарище, который не представляет для него важности.
– У меня были жена и маленькая дочка. Обе погибли в автомобильной катастрофе в Пасадене пять лет назад. Ее вздох эхом отозвался в темноте.
– Я знала, что что-то было, но не была уверена. Видела это по глазам. – Взяв его руки, она крепко сжала их. – А теперь скажите, зачем вы вернулись сюда?