лику происходящее весьма мешает работе железной дороги, да уже не первую неделю, я вынужден…
В дверь кабинета постучали.
– Войдите! – крикнул Ионов.
На пороге появились двое в форме сотрудников железной дороги – маленький, с испуганным лицом, и высокий, угрюмый, с аккуратно стриженной бородой.
– Пожалуйста. Свидетели. Дежурили позавчера. Григорьев и Зимин. Задавайте вопросы, – предложил заместитель начальника вокзала. Поднялся из-за стола и, подойдя к высокому, закругленному сверху окошку, принялся равнодушно обозревать площадь.
– Приступим! – Высокий юноша в костюме из клетчатой шотландской шерсти обрадовался и, вынув из кармана карандаш, постучал им по черному кожаному блокнотцу, пристроенному небрежно на коленке.
Юноша прозывался Аркадий Перепелко. Как репортер, он писал для еженедельного питерского листка «Обыватель» и был уже довольно известен обществу в качестве человека деятельного и прогрессивных взглядов.
– Ну, что тут у вас произошло? – нацелив карандаш в сторону маленького Зимина, который выглядел моложе своего напарника, спросил Аркадий Перепелко.
Двое железнодорожников, стоя посреди кабинета, переглянулись.
– Дак, это… того… Мы уж все рассказали. И городовому даже, – застенчиво переминаясь с ноги на ногу, сказал Зимин. Бородатый Григорьев молча кивнул.
Вид у обоих был смущенный.
Аркадий Перепелко посмотрел на железнодорожных служителей строго и с прищуром. Он намеревался как можно быстрее разоблачить явно сочиненный сотрудниками вокзала «феномен», но тут влез солидный господин с бакенбардами – представитель консервативного издания «Голос».
– Скажите-ка, голубчик, какие э-э-э… чувства… или ощущения…
Господин с бакенбардами так тщательно подбирал слова, формулируя вопрос, что Аркадий не утерпел и перебил его.
– Твоя фамилия Григорьев? – Острый кончик карандаша в руке репортера взлетел на уровень груди бородатого железнодорожника.
– Да, – хриплым простуженным басом прогудел Григорьев.
– А ты – Зимин?
– Наше такое фамилие, – закивал, моргая, Зимин.
– Так я хотел спросить, какие ощущения… – снова залепетали «бакенбарды», но Аркадий не намеревался отдавать инициативу.
Кончик его карандаша описал дугу и замер напротив Григорьева.
– Водку позавчера пили? – с нажимом спросил Перепелко.
– Никак нет, – моргая, ответил Зимин.
– Какая ж водка, ежели дежурство? – укоризненно прогудел бородач Григорьев.
Зимин закрестился:
– Вот вам крест, ей-ей…
– А такая! – рассерженным фальцетом прикрикнул на служащих вокзала Аркадий. – Начальства никого нет, вокзал пустой, скучно, поди, да холодно. Вот и раздавили по стопочке. Потом еще опрокинули… И еще. А там и зеленые черти хороводом запрыгали. Что, не так было?
– Не так, – обиженно заявил Зимин. – Вот вам крест!
А Григорьев вздохнул и добавил, глядя в сторону:
– Это вот все они теперь такие. Образованцы. Попам не верят, в церковь не ходят, Бога не боятся. Молодежь…
– Но-но-но! – прикрикнул репортер. Не хватало еще, чтоб намекали ему на щенячий возраст.
Господин с бакенбардами усмехнулся. Белокурая курсистка-эмансипе от прогрессивных «Новых известий» юноше Перепелко даже посочувствовала: уж больно уши у того загорелись – это всегда так неприятно, если уши горят.
– Давайте-ка лучше с подробностями. И по порядку – где, когда, что, – высказался спокойный толстячок из «Биржевки». Его поддержали и другие охотники за сенсациями.
Однако нервы железнодорожников были уже на пределе.
– Да чего тут рассказывать? – не выдержал Зимин. – Рассказывали уж! И не один раз! Привидение! По вокзалу ходит. Ночью. У нас тут три смены дежурных перебывали – все видели. Каждый! Коваленко ажно в обморок хлопнулся. Никак откачать не могли.
– Да! И он на Николаевку перевелся, – добавил Григорьев.
– Кто? – не понял господин в бакенбардах.
– Дак Коваленко же! Боится человек. Понять можно. Это ведь не то что средь бела дня с карандашиком…
– Вот что, господа газетчики. – Заместитель начальника вокзала оторвался от созерцания экипажей, извозчичьих лошадей и торговок огурцами и кислой капустой на площади, оставил запыленное окно кабинета и оглядел заинтригованных представителей прессы. – Если хотите до тонкости разобраться в вопросе – милости прошу! От имени и по поручению начальника вокзала приглашаю всех желающих подежурить. Тут уж наверняка до правды докопаетесь. С нашими вот сотрудниками.
– Ежели кишка не тонка, – проворчал Григорьев, поглядывая на субтильного репортера Перепелко и бледную стриженую курсистку.
– При чем тут кишка? – вскипел Аркаша Перепелко. – Я против суеверий!
– Ну, не суеверишь – и хорошо. И ладно. Может, чего и разъяснишь нашей-то темноте – так, мол, и так, граждане миряне. Атмосферное, дескать, явление, – примирительно проворчал Зимин.
– Отлично. Я материалист!.. И я вас выведу на чистую воду! – воскликнул репортер. – Коллеги?..
На эксперимент согласились трое: сам Аркаша, курсистка Лидочка Зайцева и солидный господин в бакенбардах – Диомид Львович Ревунов из «Голоса», ведущий обозреватель научного раздела. Встреча со сверхъестественным для него лично – дело совершенно естественное, объяснил Диомид Львович. Всю жизнь он об этом мечтал и внутренне готовился.
Григорьев и Зимин покинули кабинет. Газетчики тоже начали расходиться.
Троих дознавателей от прессы заместитель начальника задержал, обратившись к ним с торжественным напутствием:
– Господа! Вам доверена весьма важная миссия. Необходимо, наконец, вскрыть правду для общества.
После чего, понизив голос, господин Ионов повторил еще раз:
– Пожалуйста, проявите бдительность, господа. Я уверен, тут чей-то нахальный розыгрыш.
И поглядел на Аркадия Перепелко: из всей группы газетчиков молодой прыткий репортер казался заместителю Ионову наиболее полезным в деле разоблачения человеком.
Заметив этот взгляд, Лидочка Зайцева презрительно усмехнулась. «Мужчины так любят делить шкуру неубитого медведя, – подумала она. – И постоянно хвастаются».
А вполне возможно, загадку суждено разгадать репортеру-женщине. В конце концов, 1911 год – новый век на дворе!
Встречу для ловцов «потустороннего» назначили вечером, в дежурке.
Лидочка Зайцева робела от самой мысли, что ей предстоит всю ночь провести в обществе не вполне знакомых мужчин, да еще где-то на вокзале.
Но отставать от репортеров мужского пола она не собиралась. Нет уж! Никто из гендерных шовинистов не посмеет утверждать, что женщина в репортерском деле хоть чем-то хуже или слабее своих коллег.
Ловить привидение? Пожалуйста! Саму идею экзорцистического расследования Лидочка приняла как брошенную перчатку – по-рыцарски.
Но теперь, сидя в продуваемой сквозняками дежурке и отбиваясь от нахлынувших вдруг трусливых мещанских мыслей, она испытывала ужасный душевный дискомфорт и больше всего опасалась как-нибудь нечаянно покраснеть.
Сев независимо на отдельно стоящий в сторонке венский стул, Лидочка выпрямилась и замерла. Ей хотелось вообще ни о чем не думать.
Зато мысли, идеи и фантазии Аркадия Перепелко фонтанировали: он был в восторге от всего предприятия.
– Нет ничего скучнее призраков, господа. Вот что я вам скажу! – заявил молодой человек присутствующим, весело помахивая карандашом над черным блокнотиком, лежащим на коленке.
Все в дежурке посмотрели на юношу. Остро заточенный карандаш, взнесенный им над белым листом, напоминал миниатюрное копье яростного дона Кехано.
– Призрак – явление вполне тривиальное, – степенно подтвердил господин Ревунов, поправляя пенсне на черной шелковой ленте.
Бакенбарды в стиле Александра Освободителя смотрелись импозантно, облагораживая простенькое пухлое лицо научного обозревателя «Голоса».
– Призрак – научно доказанный феномен энергетического сгустка, образующегося после смерти всякого человека. Особенно если умерший обладал сильной личностью. Месмеризм и взаимодействие тонких материй. Либо, что тоже вполне возможно, тень зловещего будущего, отбрасываемая грандиозными событиями задолго до времени свершения. Предсказатели и пророки черпали в этом вдохновение.
И, снова тронув ленту пенсне, господин Ревунов посмотрел на стриженую Лидочку Зайцеву.
Лидочка вздрогнула. Слова «тривиально» и «месмеризм» она слышала и даже иногда употребляла сама в разговорах с некоторыми людьми, но если бы ее попросили уточнить и разъяснить… В общем, обсуждать эту тему ей не хотелось.
Поэтому она промолчала. Сдула прядку с лица и переменила позу – самый действенный способ отвлечь внимание от того факта, что ты чего-то не расслышала, не поняла или вообще не знаешь.
Присутствующие мужчины посмотрели на Лидочку с одобрением. Кудряшки цвета льна, глаза мейсенской сини и ямочки на щеках – вот залог того, что мужчины всегда будут смотреть на вас с одобрением. Ну, или почти всегда.
– Вы меня не поняли! – рассердился Аркадий Перепелко.
Лидочка уже догадалась, что репортер – из тех юношей, которые везде стремятся доминировать и не выносят, если в центре внимания оказывается кто-то другой.
– Я по своим взглядам – просвещенный агностик и полагаю, что наука…
– Наука, молодой человек, исследует феномен призраков уже достаточно давно. Но к чему вы призываете в свидетели науку? Ведь вы не верите в познаваемость мира! – насмешливо срезал юнца господин Ревунов.
– Ничего подобного! – возмутился Аркадий. – Я всего лишь утверждаю, что всякое добытое наукой знание субъективно и потому, скорее всего, ошибочно. В особенности если оно не может быть подкреплено…
И он принялся доказывать господину Ревунову, как дважды два четыре, что никаких призраков в природе быть не может, а есть только неправильно истолкованные субъектами восприятия природные феномены. На что господин Ревунов снисходительно цитировал выдержки из самых свежих зарубежных изданий, публикующих новости потустороннего мира.