– Копай.
Ну а я что? С пьяных глаз на автопилоте – выполняю приказ. Копал, пока лопата обо что-то твердое не стукнула.
Тогда спустились мы с ним оба в яму, включили еще один фонарик, смотрим: гробовая доска, наполовину сгнившая.
Проломили мы ее лопатой. Всадили ненароком в какие-то кости… Запах такой пошел – я даже протрезвел наконец. Чуть не сбежал было из-за этой вони. Но этот «тихушник» так профессионально в костях ковырялся – знаешь, как профессор в анатомичке. Я его даже зауважал – вот, думаю, интеллигентская морда, а какой неробкий. И ничего плохого мне в голову не пришло.
А он вдруг говорит:
– Упс! Максим Сергеевич, вынужден вас разочаровать. Клада тут Ленькиного нет.
А мне, честно, уже и не до клада было – выбраться бы из этой заварухи. Домой бы да отсыпаться. Мутило меня уже этого покойника нюхать, а к мощам его я и не приглядывался.
– Зато, – продолжает «тихушник», – имеется кое-что другое.
И выкладывает мне в ладонь орден! Восьмиконечную серебряную звезду, усаженную, как мне показалось, бриллиантовой крошкой.
– Звезда Святого Станислава. Берите, Максим!
Я прямо офигел.
– Что значит – берите? – говорю. – Как это? А… вы? Договорились ведь пополам.
– А! – машет он рукой. Будто бы о пустяках речь. – Я ж перед вами провинился. Обещал большой клад, а тут так, побрякушки. Они, конечно, больших денег стоят. Но это совсем не то.
Я от такого подхода еще больше прифигел. А он разъясняет:
– Могила эта заброшенная, родственники человека, который тут похоронен, в революцию сгинули. Последний внучатый племянник во Франции умер. Ну и кому нужно, чтоб этот орден в земле гнил? Не стесняйтесь, Максим, берите. Через сотню лет гробы здешние так сгниют, что от них и следов не останется, а земля есть земля. Считайте, что вы как археолог эту штуку нашли.
– Археолог? Угу. Ну а вы-то как?
– А у меня другой интерес, – смеется тихушный интеллигент. – Тхи-пси-пси-пси!
Подумать бы мне тогда тупой своей головой – какой такой интерес может быть у подобного типа? Так нет – на блестяшки пырился!
…Этот самый Лев Георгиевич подсказал мне человечка в одной антикварной лавчонке – сдал я ему орденок, а он мне деньжищ через пару дней отвалил столько… Короче, на этом я и сломался.
Действительно, думаю: ну на черта покойникам драгоценности?! Не фараоны небось. В загробной жизни не понадобится. А мне сейчас как раз сгодится. Пока в стране такой бардак. Уж лучше мертвых грабить, чем как эти вонючие коммерсы и братки – из живых все соки давят.
Короче говоря, с этим Львом Георгиевичем устроили мы на пару нехилый бизнес. Копали везде, по всему Питеру. И за городом тоже, бывало.
В Мартышкино копали – там на местном кладбище, между прочим, мумий полно. Откроешь гроб – а покойник внутри свеженький, будто только вчера зарыли. Ну, по платью или по костюму, конечно, сразу отличишь, где восемнадцатый век, а где – поколение пепси.
До старых кладбищ никому особо дела нет. На Лютеранском вон народ давно уж мраморные плиты домой таскает, не то что поковыряться в земле.
В таком деле только две трудности – в архивах документы на правильную могилку отыскать. И браткам на глаза не попасться. Они свои криминальные трупы часто на кладбищах зарывают. Да и менты тоже, случалось, пошаливали… Ну а мы с «тихушником» моим и от тех и от других старались подальше держаться.
Копали потихоньку. Не орден – так колечко, не колечко – так монеты, но что-нибудь почти всегда есть, хоть даже серебряные замочки на гробе. Особенно если могила знатного богача.
Дело так хорошо пошло – образовался у меня стабильный, вполне солидный доход. Лариска даже пожалела, что ушла от меня. Хотела вернуться. Да я не позволил. Она ведь во все нос сует, а мне оно надо? Не хотел я, чтоб кто-нибудь знал, как я себе на жизнь промышляю.
Ну так вот, поначалу я даже радовался своим успехам на грабительской ниве. А потом, когда первый угар прошел, начал за своим «тихушником» примечать… Он ведь говорил поначалу, что, мол, клад Леньки Пантелеева ищет.
Ну, ищет и ищет. Попутного ветра в горбатую спину. Бывают, знаешь, такие упертые личности типа Гарибальди: мол, возьму или все, или ничего на фиг не надо.
Но этот Лев Георгич уж больно странно себя вел. Из нашей общей добычи почти никогда ничего не брал. Он даже денег за вырученные побрякушки не брал!
Очень-очень редко и как-то скромненько – колечко серебряное, сережки, пятачок-рублик. И видно, что ценность предметов его вообще не занимает. Берет он их себе вроде как для виду. Или, не знаю – чисто сувенир на память. Чтоб помнить потом, что «Здесь был Лева».
Но могилы при этом разыскивал он весьма тщательно – никогда наобум мы с ним не копались и никогда пустыми с предприятия не возвращались. Разве что перед нами какая-нибудь сволочь поковыряется, бывало, да и обчистит покойничков еще до нас.
Я стал повнимательнее приглядываться к своему компаньону: ну правда, ну не от святости же он со мной в могилах ковыряться лезет? Есть у него свой интерес наверняка. Вот только какой?
Смотрел я, смотрел и начал замечать, что и правда, не просто так Лев Георгиевич могильными раскопками занимается.
Часто он в вырытые ямы спускался первым и, пока я его сигнала жду – стоит лезть или лучше наверху на шухере постоять, – вполголоса что-то бормочет нараспев. Душевно так, тихохонько. То ли заговор, то ли молитву – хрен его знает.
И насчет сувениров. Часто я обнаруживал, что он и впрямь какие-нибудь вещички на память из могил прихватывает, но совсем особые: то палец мертвеца, то прядь волос с головы, то какую-нибудь мелкую костяшку. Ногти. Один раз глаз вынул у какого-то старика, в носовой платочек завязал. В другой раз – кусок коричневой кожи выдрал у трупа прямо с груди, над областью сердца.
И все это спокойно, без комментариев, вроде бы так и надо. Вроде бы затем мы и лезли в могилы – и я, и он.
Сообщники.
Только какой я ему сообщник? Это он меня втянул. Противно мне было смотреть, как он покойников дербанит, но молчал. Решил, что он фетишист. Тихий, хотя и противный извращенец. Я и молчал.
Но все оказалось куда хуже. Намного хуже!
Как-то раз рассказал он мне, что настроился пошуровать в Невской лавре. Назначили для проведения операции вечер среды.
Когда встретились, мне показалось, что приятель мой как-то уж слишком перевозбужден. Дышит тяжело, весь красными пятнами идет, глаза нехорошо бегают.
Я его спросил напрямую – в чем дело? Но он отговорился: мол, так, ерунда, перебрал накануне на женином дне рождения. Я и выкинул из головы – в конце концов, что я ему – нянька?
Пришли мы, как стемнело, к выбранной могиле. После всего, что случилось, память у меня слегка отшибло – сколько ни пытался, так и не смог вспомнить, чья же это могила была. И даже как выглядела. Помню только лицо какого-то мужика – портрет на камне. Впечатляющее такое лицо, глаза уж больно пронзительные и злые. Неприятно было, что он смотрит почти как живой. И взгляд такой – гипнотический.
Но поначалу все шло как обычно: я копал, выполнял самую грязную работу, а мой интеллигентный «тихушник» стоял на шухере наверху и светил мне в яму фонариком.
Ну вот, ковыряю я, ни о чем не думая, землицу лопатой и вдруг слышу явственный шепот моего «тихушника»:
– Отдай, некромант, мне свою силу!
Удивился я, поднял на него взгляд – а у него глаза кровью налились, трясет его какая-то лихоманка, а пальцами он воздух перебирает вокруг, будто гребет что-то к себе, горстями собирает.
Я от такого его поведения чуток ошалел. Казалось бы, уже ко всему привык, но это? Хотел я вылезти из раскопа, чтоб треснуть дружка моего по затылку – в чувство привести. Да не успел.
– Отдай, некромант, мне свою силу! – заорал в голос Лев Георгиевич и спрыгнул в разрытую могилу. Лопату вверх над головой занес, чтобы ударить по гробу…
И вдруг шевельнулись ближайшие кусты – при полном-то безветрии. Я только голову повернул – вылетело оттуда на меня нечто черное с крыльями – то ли огромная птица, то ли человек в плаще… Я присел – оно мимо меня со свистом пронеслось, только горячим воздухом по лицу мазнуло – шшшух!
А «тихушник»-то ничего не заметил – долбанул лопатой гроб – его прям колотило от нетерпения… Тут все и случилось – темная тень пролетела над головой. Крышка гроба отскочила, и по кладбищу разнесся дикий вой, и все закрутилось – как будто в гигантскую воздушную воронку всосало со свистом кубометры земли и воздуха.
Нас двоих что-то резко подбросило и вынесло из могилы наверх. Не знаю, что там «тихушник» испытывал в это мгновение, а у меня от страха глаза на лоб вылезли. Подкинуло меня на метр от ямы вверх – и об соседнюю березу головой.
Сразу перед глазами темнота плеснула, потерял я сознание. Очнулся наутро. Все у меня болит, будто мешками с песком колотили по ребрам, тошнит, ссадины по всему телу…
А «тихушник» мой мертвый лежит рядом на расколотой могильной плите, голова на 180 градусов вывернута. По всему надгробию какие-то кровавые отпечатки и надпись кровью: «Сатана, преданный тебе сын вернулся!»
С березы, под которой я лежал, кора начисто ободрана – как голая коленка.
Я так и сомлел от ужаса. А потом руки свои увидел – гляжу, обе ладони перепачканы в чьей-то крови… Получается, это я тут чудил и письма Сатане писал?
Только ничего я об этом не помнил.
Не стал я ждать продолжения: удрал, бросил тело Льва Георгиевича на произвол судьбы. Хотел по дороге в церковь заскочить – свечечку, что ли, за свою душу грешную поставить. Да не смог. Прямо перед входом в храм как начало меня трясти, корячить… Руки-ноги выворачивает судорогой – я аж заорал от боли. Плюнул и убежал домой. Думал, стресс. Думал, отлежусь…
Через пару дней сыпь какая-то на груди появилась. Потом по всему телу пошло. Чесался, чесался – до крови расчесывал. Никакие мази не помогли. Доктор говорит – ну ничего особенного у вас, нервная экзема. А сам целый консилиум назвал в кабинет – стоят, пялятся на меня, как на диковину, языками цокают…