«Они не прощают ошибок, — говорил он. — Красная двойка к смерти пристегнет любого, даже самого шустрого, если он не проявляет уважения».
Случалось, находились среди молодежи самоуверенные наглецы, кто позволял себе усомниться в его рассказах. Тогда Рустам вынимал из старого потертого ксивника на шее два засаленных лоскута красной болоньи и демонстрировал упрямцам со словами:
— Вот, смотри. Этот клочок я вынул из руки Лапина, когда нашел его в снегу под местом падения самарцев. А этот — мой трофей. Получил его когда-то взамен собственных пальцев… Не зарывайся, сынок. Разве ты знаешь о горах что-то, чего не знаю я?
ПОСЛЕДНИЙ ЭДЕЛЬВЕЙС
Кавказ
Эдельвейс — крохотный невзрачный цветок с шестью игольчатыми снежно-белыми лепестками и легким запахом горечи. В нем нет ничего особенного, он обитает повсюду в Европе. Но только очень высоко, в горах, среди скал, обдуваемых всеми ветрами.
И в этом вся тайна диких эдельвейсов — их не бывает внизу, где все ясно, как на ладони.
Летом 1976 года группа советских студентов, участников альплагеря «Цей», готовилась к двухдневному походу на перевал Кальпер.
Такой поход закрывал необходимый спортивный минимум для получения звания «Альпинист СССР» и потому считался главным событием сезона для новичков.
Из лагеря вышли в пять утра.
Небо золотилось от солнца, которое встало, но так и не показалось из-за облачной мглы. Только круглая макушка Монаха, вопреки всем законам тяготения, парила над облаками, облитая светом.
Это смотрелось фантастично и пугающе: как будто кусок земли нечаянно оторвался и уплыл в небо.
Двенадцать человек — участники-новички и двое инструкторов — шли горной тропой, след в след. Ноги скользили по мокрой от росы траве, и каждый судорожно цеплялся за ледоруб, чтобы успеть вгрызться в мокрую землю железом, если нога вдруг потеряет опору. Потому что не успеешь зацепиться — улетишь по мягкой травке-муравке так, что костей не собрать.
Выше начались скалы. Горные козы, коричневые и невысокие, перепрыгивали по камням с легкостью и грацией кошек — участники издали следили за ними завистливыми взглядами. Вот бы тоже так!
Тяжелые горные вибрамы[22] с каждым шагом наливались свинцом. Лямки рюкзаков натирали плечи. Солнце, по-прежнему невидимое из-за туч, все высушило вокруг и немилосердно пекло головы. Горячий воздух обжигал легкие.
В полдень поднялись к леднику. Круглые лобастые наплывы вздымались зелеными волнами и лезли вверх, до снеговой линии. Из узких трещин многометровой глубины несло арктическим холодом, как из гигантской морозилки. Тонкий слой воды покрывал блестящей пленкой всю поверхность ледника, делая ее скользкой и смертельно опасной.
Инструкторы остановили группу. Велели всем надеть на обувь «кошки» и лично проверили у каждого, как затянуты ремни.
В «кошках», вонзающих железные зубья в лед, как в твердое масло, ходить стало легко.
На леднике провели учебное занятие, отрабатывая технику вертикального хождения. Все прошло без эксцессов, разве что Рита Дорошенко умудрилась споткнуться и едва не упорхнула в расселину между двумя торчащими у края «бараньими лбами». К счастью, инструктор Песков успел поймать ее за край куртки.
— Даром что старик, а быстрей всех среагировал, — шепнул Игорь Мятлин, один из самых зеленых новичков — вообще первый раз в горах — своему напарнику, Андрису Зориньшу.
— Вот здесь не болит? А здесь? — Наклонившись, Песков ощупал Ритину лодыжку.
— Кажется, вывихнула, — закусив губу и сморщившись, ответила Рита. Глаза у нее уже были на мокром месте.
— Ничего, обойдется, — решил Песков. — Давайте вниз все. Пора лагерь ставить. Помогите ей!
Он махнул группе: двое ребят подошли и, взяв Риту под руки, аккуратно повели или, скорее, понесли по тропе к месту, выбранному для стоянки.
Однако сам инструктор Песков не пошел вниз вместе со всеми. Он для чего-то вернулся наверх, к тому месту, где Рита упала. Присел, провел рукой по льду, что-то разглядывая там.
— Эй! Петрович! Чего застрял?! — свистнув, крикнул ему снизу второй альпинструктор группы, Серега Горохов. Несмотря на почти двойную разницу в возрасте, они звали друг друга на «ты» и по имени: горы устанавливают свои законы равенства.
— Да я так, ничего, — откликнулся Песков. Но морщины, набежавшие на его лоб, ясно свидетельствовали, что он чем-то удивлен и озадачен. Спускаясь по тропе к лагерю, он вертел головой по сторонам и бурчал что-то про себя.
Инструктор Песков, которого почти все звали Петровичем, невысокий жилистый человечек, пропеченный на солнце до коричневой корочки, многим в лагере казался загадкой.
Никто не знал, сколько ему лет. На вид можно было дать сорок… или все шестьдесят.
Глубокие рельефные морщины разрезали сухое лицо. Широкая лысина выступала блестящим куполом, окруженная веночком редких седых прядей. Выцветшие белесые глазки моргали подслеповато, глядя на мир сквозь суженные щелочки век, словно через прицел.
Но шестидесятилетний старик не мог делать того, что делал Песков!
В первые же дни общелагерных занятий по скалолазанию он надолго отравил существование молодым спортсменам, поселив в их душах что-то вроде комплекса неполноценности. Хотя он, разумеется, не ставил себе такой задачи — просто не подумал о возможных последствиях…
Посреди лагеря, на просторной поляне, окруженной со всех сторон соснами, торчал, упираясь в небо, громадный обломок скалы. Инструктора провесили на нем несколько маршрутов для новичков — вбили крюки и спустили вниз страховочные веревки.
Ребятам выдали «беседки», объяснили про три точки опоры, про то, что рывок веревки при падении с маршрута ломает ребра или разрезает живот. Самых сильных парней в группах поставили на страховку.
А потом велели новичкам: «Лезьте!»
И они полезли. Поджимая от волнения пальцы в кедах, пыхтя и ломая ногти…
Игорь Мятлин из звена Пескова сорвался почти сразу, в двух метрах от земли, и повис на страховке, плотно удержанный вверху могучей лапой Андриса Зориньша. Закрыв глаза, Игорь шумно дышал, стараясь прийти в себя, и никак не мог справиться с дрожью в руках, чтобы снова выйти на маршрут.
Нескладная тетеха Рита Дорошенко — раз уж надо лезть, полезла и она — постаралась выполнить задание наиболее безопасным для себя способом: она еще снизу углядела на маршруте неширокую трещину. Выбрав этот простой, но эффективный путь, карабкалась, нащупывая зацепки кончиками пальцев, подтягиваясь и опираясь мысочками на полочки в скале — словно танцовщица на пуантах.
Дело оказалось непростым, Рита запыхалась и утомилась.
Ее страховщик — Костя из Архангельска — держал страховку[23] так плотно, что Рита все время чувствовала, как ее, словно гигантским магнитом, тянет к концу маршрута — да так, что кости хрустят. Пришлось даже сделать передышку и попросить напарника чуток ослабить натяжение страховки.
Рядом с Ритой, по второму маршруту, шустро продвигалась другая девушка из той же группы — Лидочка Козина, жена Димы Козина («шерочка с машерочкой», прозвали в лагере эту студенческую чету — уж очень они были похожи друг на друга, оба спокойные, одного небольшого роста и размера, почти как брат и сестра).
Игорь Мятлин все еще болтался на страховке, весь красный от стыда. Срыв серьезно напугал его, и он никак не мог взять себя в руки.
И в этот самый момент мимо Риты, Мятлина и Лидочки проскочили чьи-то ноги.
— Эй, молодежь, чего зажурылись?! А ну, поспешай! — съерничал «старичок» Песков, пробегая мимо пыхтящих студентов к вершине скалы, — взбежал словно по лестнице. Без беседки, обвязки, страховки. В трениках и резиновых тапочках. Подшучивая и пересмеиваясь с другими инструкторами.
Страховщик Игоря Андрис Зориньш от удивления едва не выпустил веревку.
— А старикашка-то — ас, — прошептал Андрис.
Игорь, наконец, сдался — спрыгнул вниз и, треща пальцами, поглядел на вершину скалы: Песков уже стоял там и, размахивая руками, что-то оживленно втолковывал кому-то из коллег.
— Говорят, он в здешних горах воевал, — сказал Андрис Игорю. — Любопытный дядечка, верно?
Игорь кивнул, поджав губы. Он чувствовал себя опозоренным.
Для вечернего чая девочки собрали жестких глянцевитых листьев рододендрона. Их несколько видов росло возле леса, небольшим курчавым завитком, приткнувшимся на зеленом склоне горы. Вровень с низкорослыми сосенками, гнутыми, изуродованными ветрами, цвел роскошный кустарниковый рододендрон — желтым, пышным, душистым облаком он обнимал полянку, а местами вытягивался и выше деревьев.
Голова кружилась от аромата цветов, а рододендроновый чай отдавал смолистой терпкостью, как самый крепкий цейлонский. Ничто так не снимает усталость в горах, как обжигающая чашка этого чая, выпитая на свежем воздухе.
Все расслабились и разомлели. Кроме Пескова. Тот все был недоволен чем-то, сидел хмурый и задумчивый у костра.
— Тихо здесь как, — оглядываясь по сторонам, вздохнула Рита. — Даже страшно. В городе всегда что-то шумит, а тут… Интересно, а звери дикие тут водятся?
Она передернула плечами и придвинулась поближе к костру.
— Самые дикие здесь мы, — рассмеялся Андрис. — Не бойся, Рита!
— Да я и не боюсь. Просто тишина эта… как-то давит. И потом — ведь у нас ни у кого нет оружия.
— А ледоруб?! — напомнил Игорь. И засмеялся тоже.
Песков, услышав этот разговор, откликнулся:
— Нет здесь никаких зверей. Не было, во всяком случае… А тишина — это хорошо. Тишина — наш главный сторож. Чуть что… Ладно, все это глупости. Лучше натяните тенты над палатками — ночью наверняка будет дождь.
Он оказался прав. Дождевая туча уже сползла с вершины Кальпера. Какое-то время ребята сидели в ней, погруженные в холодную капельную морось, как сидит заварочный чайник внутри ватной бабы, и отсыревали — холодными носами, пупырчатой кожей, продрогшими костями. Ни единого сухого клочка нигде, ни малейшей возможности избежать мокреди.