Короче говоря, вопреки мнению либерального феминизма, женское освобождение заключается вовсе не в подражании мужскому типажу сексуального «подлеца». Ведь многочисленные плейбои не боятся женских «сексуальных свобод» – наоборот, они с радостью полакомятся очередной порцией девушек, не выказывающих недовольства. И именно поэтому приговор, который после знакомства с идеями книги вынесла моя бабушка, звучит настолько точно. «Женщин кинули», – мрачно сказала она.
Поэтому перед нами, феминистками, стоит иная задача – мы должны отучить мужчин от перехода в режим «подлеца». Наша сегодняшняя сексуальная культура этого не делает, но это можно исправить. Чтобы создать нужную мотивацию, нам нужна технология, которая заставит мужчин задумываться о долгосрочных последствиях своего сексуального поведения, защитит экономические интересы матерей и создаст стабильную среду для воспитания нового поколения. И у нас уже есть такая – пусть и неповоротливая, старая и несовершенная – технология. Она называется моногамный брак.
Прежде чем я начну звучать как законченная идеалистка, позвольте мне кое-что прояснить. Я знаю, что пожизненный моногамный брак не является нашим естественным состоянием. Антропологические исследования показывают, что всего лишь 15 % обществ были моногамными[345]. Моногамию должны поддерживать обычаи и законы, и даже в таких обществах многие люди отклоняются от принятых норм. На сегодняшний день моногамия распространена только в двух типах обществ: небольшие группы, живущие в скудной среде, и наиболее развитые цивилизации, такие как наша[346]. Почти все остальные сообщества были полигамными и позволяли высокопоставленным мужчинам иметь несколько жен.
Тем не менее, несмотря на свою относительную необычность, моногамный брак все равно представляет собой удивительно успешную социальную модель. Когда общество становится моногамным, оно, как правило, богатеет. В таких обществах меньше домашнего насилия и жестокого обращения с детьми, так как причиной обоих может выступать конфликт между женами. Падают рождаемость и преступность, что приводит к экономическому росту. Богатые мужчины, лишенные возможности заводить дополнительных жен, ищут новые способы инвестиций – в недвижимость, в бизнес, в своих рабочих и в другие прибыльные проекты.
Именно здесь, судя по всему, лежит ответ на антропологическую «загадку моногамного брака». Как так вышло, что система брачных связей, не служащая интересам наиболее влиятельных членов общества – мужчин высокого статуса, – обрела такой масштаб? Дело в том, что, хотя моногамия менее выгодна этим мужчинам, именно она позволяет выстраивать богатые, стабильные и жизнеспособные общества.
Можно сказать, что моногамная брачная система настолько успешна именно потому, что мешает мужчине вести себя как подлец, особенно когда она запрещает секс до брака. В таких обстоятельствах, если мужчина хочет заниматься социально приемлемым сексом, он должен стать потенциальным мужем – найти хорошую работу, обустроить домохозяйство и создать условия для возможных детей. Иными словами, ему приходится брать себя в руки. Более того, этот эффект только усиливается, когда мужчина становится отцом – даже с точки зрения биохимии, ведь забота о маленьких детях приводит к снижению у мужчин уровня тестостерона и, следовательно, к понижению агрессии и сексуального влечения[347]. В обществе, состоящем из таких кротких мужчин, все чувствуют себя лучше – мужчины, дети и женщины.
Кроме того, система моногамного брака лучше всего, что мы знаем, подходит для воспитания детей. Ведь у традиционной системы брака, где отец зарабатывает деньги, а мать воспитывает детей, был целый ряд преимуществ. Эта система позволяет матерям и детям находиться в физической близости и при этом не бояться за свое финансовое положение. Конечно, посудомоечные машины и газовые котлы позволили нам тратить намного меньше времени на домашние дела, и поэтому большинство из нас, матерей, могут совмещать заботу о детях с работой. Однако полностью совмещать традиционные роли матери и отца, как вынуждены делать матери-одиночки, – это все еще практически невозможно.
Для некоторых женщин оплачиваемая работа вне дома – это хобби и привилегия. Но для многих других – это обязанность, трудоемкая и тяжелая. Даже те женщины, которые с удовольствием хотели бы работать, не имеют такой возможности в первые месяцы жизни своего младенца. Я знаю, о чем говорю. Я начала работу над этой книгой в начале своей беременности и закончила ее, когда моему сыну было полгода. Разумеется, написание книг еще более-менее легко совмещать с ролью матери, но даже так под конец были целые недели, когда я не могла написать ни строчки, потому что была занята ребенком. Ведь хотя мне помогали другие люди, в том числе мой муж, я все равно была незаменима. И не потому, что только я могла кормить грудью, но потому, что с самого момента зачатия между детьми и матерями устанавливаются настолько близкие отношения, что передача ребенка в чужие руки станет огромным стрессом как для матери, так и для ребенка.
Если мы хотим сохранить эту важную связь, то единственным решением будет другой человек, который в это сложное время прокормит нас и поддержит домашний очаг. Можно, например, назвать такого человека «супругом». А саму эту юридическую и эмоциональную связь назвать «брак».
Брак – это институт, который может себя переизобрести. В 2020 году группа американских студентов организовала проект «Явное согласие» и начала онлайн-продажи «набора для согласия» за 2,99$. В этот карманный набор входили презерватив, две мятные конфеты и договор о том, что подписавшиеся стороны согласны на секс. Людей призывали делать селфи с партнером и подписанным документом в руках. (Самые остроумные спрашивали: «Почему бы не пригласить друзей и семью на подписание? Может быть, стоит нанять фотографа? Приодеться? Устроить праздник?»)[348]
А в 2021 году журналистка Юлия Иоффе, как и многие феминистки, отреагировала на введение новых ограничений на аборт в Техасе, предложив заставлять мужчин платить деньги сексуальным партнерам, которые от них забеременели. Иоффе твитнула, кажется, ожидая яростной реакции консерваторов на этот в действительности очень консервативный твит: «Если вы против абортов и принуждаете женщин рожать, то почему бы не заставить человека, который был причиной беременности, внести свой вклад? Почему бы не обязать мужчин платить алименты женщинам, которые от них забеременели?»[349] Действительно, почему бы и нет? Более того, я считаю, что можно одновременно отстаивать и право на аборт, и то, что мужчины должны нести ответственность за своих детей. Раньше у нас был социальный институт, созданный как раз для этой цели. И мы снова можем им воспользоваться.
У меня остался всего один совет, который я еще хотела бы дать в этой главе. Вы уже, наверное, догадались какой. Мой совет – вступайте в брак. И постарайтесь его сохранить. Особенно если у вас есть дети и если они еще маленькие. И если вы мать-одиночка, то подождите, пока дети немного вырастут, прежде чем приводить в семью нового отца. Я понимаю, что сегодня этим указаниям следовать намного сложнее, потому что наша культура больше не поощряет сохранение брака. Однако мы, отдельные люди, все еще можем пойти против течения и стараться следовать этим трудным и непопулярным, но очень важным советам.
Критики брака выдвигают справедливый упрек, что брак служил инструментом подчинения женщин. И они правы, что большая часть браков не дотягивает до романтического идеала. Они также правы в том, что моногамный пожизненный брак «неестественен», ведь он не является чем-то обычным и антропологически нормальным для человека. Наконец, они правы, что система брака, доминировавшая в западной цивилизации вплоть до недавнего времени, не была идеальной и многим людям было непросто ей следовать, потому что она требовала большого терпения и самоконтроля. Но они ошибаются, когда считают, что есть какая-то более правильная система. Нет, лучшей системы нет.
Заключение. Послушай свою мать
Я иду по тонкой грани. С одной стороны, я спорю с наивным «феминизмом выбора», который упускает тонкие (а иногда и явные) факторы, влияющие на то, как человек принимает решения. С другой стороны, я призываю читателей совершать вполне конкретные действия, прекрасно понимая, что ваши возможности ограничены. Иными словами, я говорю вам, что у вас небольшой выбор, но он у вас есть. «Выход есть, – как пишет поэт Чарльз Буковски. – Где-то брезжит свет. Пусть он не так ярок, но он рассеет тьму».
Я попробовала найти эти брызги света. Потому что я верю, что у нас не только есть пространство личного выбора, но и что наши действия могут сложиться во что-то большее. Изменения наступают очень быстро, когда люди понимают, что другие на самом деле думают и чувствуют себя точно так же.
Моя подруга, писательница Кэтрин Ди, уже давно чувствует приближение перемен. «Мне кажется, маятник сексуальности скоро качнется в другую сторону, сильно качнется, – написала она в прошлом году. – Еще с 2013–2014 годов незаметно начали накапливаться определенные вещи, и мы скоро столкнемся с ними лицом к лицу… горшочек вот-вот закипит».
Кэтрин – одна из немногих людей, способных улавливать, что ветер культуры переменился. И она видит все больше признаков протеста против нарратива сексуального освобождения, особенно со стороны женщин поколения Z, которые испытали его худшие последствия[350].
Я думаю, что Кэтрин права. Поэтому, хотя я писала книжку для всех, я особенно надеюсь, что ее прочтут молодые женщины – ведь именно они сильнее всего пострадали от либерального феминизма, и именно ради них нужно бороться с его перегибами.