о не было.
Забравшись в кресло, Дом опустил крышку кабины и рассмотрел панель управления. Голос Уэйса, дававшего последние инструкции, был приглушен пластиком.
– Давай говорить начистоту. Если я потеряю с тобой связь или если ты совершишь хоть какое-то неуместное движение, я буду вынужден принять меры. Жди нас на орбите.
Звездолетик мягко стартовал. За пределами атмосферы Дом смог увидеть всю систему Тау Кита на небольшом экранчике сканера. Корабли высвечивались синими точками. На большом расстоянии маячило что-то еще: сканер то и дело перепрыгивал с красного на синий, пока встроенный в него мозг второго класса пытался решить: это корабль или планета. На глазах у Дома мигание исчезло. Банк нырнул в межпространство. Дом вспомнил, как видел в одной его пещере гигантские матричные двигатели. Не так много нужно, чтобы смогла улететь планета.
Через десять минут над терминатором Лаота яркой звездой загорелся «Пьяный Бесконечностью». Уэйс выбрал хороший корабль. Дом со вздохом ввел данные ему координаты в компьютер.
Прыжок был коротким и продлился едва ли час субъективного времени. Привел он звездолетик Дома в самый центр флотилии.
– Открой коммуникационный канал, – велел голос Уэйса.
Дом увидел кают-компанию «Пьяного», в середине которой безмолвно сгрудились заложники. Во всяком случае, большинство. Птармиган и Кеджа поддерживали Джоан, Исаак лежал распростертый на полу.
В поле зрения вошел Уэйс.
– Я натолкнулся на небольшой очаг сопротивления, – сказал он. – Пусть это тебя не тревожит.
– А зачем нам флотилия? – спросил Дом.
– Для компании. Кто знает, придется ли нам сражаться, совершить краткий осмотр или просто высадиться на мертвой планете?
В своей крохотной кабинке Дом истерически засмеялся и остановился, лишь увидев, что еж испуганно сжался в углу панели управления и смотрит на него широко раскрытыми от ужаса глазами.
– Вы глупцы, – сказал Дом в коммуникационное устройство. – Вы думаете, я поведу вас к планете?
Картинка с «Пьяного» моргнула, и экран заполнило другое лицо. Худое лицо с копной черных волос явно принадлежало человеку, родившемуся на Земле.
– Прощу прощения за случившееся, – произнес незнакомый голос. – Меня зовут Франц Асмен. Я – директор Шутниковского Института. Это наш флот, а Уэйс – наш агент.
– Значит, землянин? – переспросил Дом. – Надо думать, вы считаете, что угрозы возмездия недостаточно, чтобы помешать мне сбежать? Иными словами, землянин дал бы поджарить свою бабушку, увидь он в этом какую-то выгоду для себя лично?
– Сохрани нас Жалостливый Йог от межпланетной вражды, – занудным тоном сказал Асмен. – Если уж на то пошло, я, знаешь ли, довольно давно тебя изучаю. Целый отдел Института в двести человек тоже давно тобой заняты. Мы точно знаем, что ты сделаешь в той или иной ситуации, а в данной – ты не сбежишь.
– Изучаете меня? – За головой Асмена Дому были видны неясные фигуры, склонившиеся у длинной фрески со сложным орнаментом разноцветных переплетающихся линий.
– Это наша работа. Тебе известно, кто такие были астрологи?
– Конечно, – ответил Дом. – Я был рожден под О'Брайеном Охотником.
– Мы астрологи новой эры. Мы оцениваем… посредством математической вероятности население Галактики, дабы отыскать тех, чей вероятностный профиль совпадает с теоретически выведенным профилем открывателя планеты Шутников. Данный профиль существует уже какое-то время. По неизвестной причине вопросы, касающиеся планеты Шутников, обычно давали ответы, которые, будучи представлены в уравнениях вероятностной математики, давали набор бессмыслиц.
Иными словами, это означало анализ всех кандидатов заново. Это было не трудно. На данный год существовало только три потенциальных открывателя. Один – фнобский монах. Другая – трехмесячная девочка с Третьего Глаза. Обоих устранили без труда.
Но с тобой все обернулось иначе. Институт был в замешательстве и не мог понять почему. Твой отец также был Открывателем с высокой вероятностью, и тут сложностей не возникло. Но что-то мешало избавиться от тебя. Тебе слишком везло.
Что-то хотело, чтобы он открыл планету Шутников.
– Да, – сказал Дом. – Это были Шутники.
– Мы тоже так думаем, – согласился Асмен. – Знаешь, почему мы не можем тебе позволить сделать это?
– Думаю, ход ваших рассуждений мне понятен, – сказал Дом. – Вы боитесь Шутников. Боитесь потому, что их не знаете. Вам кажется, что контакт даже с рудиментами их культуры нас уничтожит. Полагаю, вы считаете, что человеку без богов лучше.
– Ты над нами смеешься. Разумеется, мы не можем отрицать, что артефакты Шутников кое в чем подстегнули межрасовое сотрудничество.
Дом поймал себя на том, что кричит в коммуникатор:
– Они его вызвали! Креапы изобрели матричный двигатель как раз для того, чтобы найти другие формы жизни, которые помогли бы им разгадать загадки Шутников!
– Верно. Но послушай, Дом. Ты знаешь, что до Жалостливого Йога, даже до полетов в космос большинство людей верили в существование вездесущего бога? Не в Малых Богов, подвластных силам природы, но в настоящего Начальника Вселенной? Но если бы оказалось, что он существует взаправду, мир погрузился бы в хаос. Господь перестал бы быть пищей утешительной веры, а превратился бы в жизненную реальность – ты же в солнце, например, не веришь. А люди, появись у них комплекс неполноценности, погибнут. Нельзя жить со знанием того, что где-то рядом есть такая мощь.
Нам нужна концепция Шутников, потому что она является силой, объединяющей все расы, но мы не можем себе позволить найти их мир. Предположим, их планета мертва. Значит ли это, что такой конец ждет даже величайшие расы? А если они еще живы, поработят ли они нас или просто будут нас игнорировать? Или еще хуже, подружатся с нами?
Мы можем дать тебе улететь к темной стороне солнца, но, сам понимаешь, мы не можем допустить, чтобы ты вернулся.
– Я знаю, что представляет собой мир Шутников, – медленно сказал Дом. – И, кажется, понял это уже довольно давно, хотя сам о том не догадывался. Думаю, я начинаю подозревать, где он. Есть только одно солнце во Вселенной – в нашей Вселенной, и дали его нам Шутники. Ваш флот сможет следовать за этим кораблем?
Асмен кивнул.
– Тогда за мной!
Вокруг него замерцало межпространство. Выключив прибор, Дом попытался не обращать внимания на оранжево-золотое сияние, которое наполнило корабль и в котором он плавал.
– Почему сейчас? – спросил он, ни к кому, в сущности, не обращаясь. – И почему я?
Пожав плечами, Еж повернул к нему острую крысиную мордочку. И заговорил. Его слова возникали в голове Дома без помощи громоздких фраз и оборотов физической речи.
– Проблема заключалась в том, что мы так и не нашли способ научиться сопереживанию. Телепатия – всего лишь высшая форма речи. Но знать, как чувствует другое существо, что чувствует ближний… для нас это невозможно.
– Вы были одиноки, – сказал Дом. – Столько пустых лет…
– Исаак сказал бы: почти, но не в точку. Верно, мы обыскали даже альтернативные Вселенные, добрались до самых что ни на есть кошмарных. Там была жизнь. Банк и Шатогастр – мелкая сошка. В некоторых Вселенных даже солнца живые. Существует галактика, которая поет. В одной Вселенной, вон там. – Поднялась лапа, и один коготь на мгновение исчез, пройдя в другой континуум. – Вон там нет ничего, кроме мысли, которая господствует надо всем. Не просто мысли, а постижения. Но все это нам чуждо. В каком блаженном неведении вы используете выражения «чужой» и «инопланетный»: вы даже понятия не имеете, насколько что-то может быть чуждым.
Как и креапы после нас, мы открыли, что конечной преградой в развитии расы становится ее же собственное мировоззрение. А ведь креапы хотя бы смутно сознают, что даже самые объективные их высказывания о вселенной неизбежно несут в себе налет «креаповости», потому что в конечном итоге они порождены креапскими умами и эмоциями. Вот почему из них получаются великолепные поборники межрасовой гармонии, вот почему они так упорно стараются быть всем, кроме креапов.
– Поэтому вы придумали нас, – сказал Дом. – Хотя бы эта теория верна? Вы хотели услышать ээ… иные точки зрения?
– И снова не совсем в точку. От нас требовалось лишь облегчить эволюцию разумным формам жизни. Ничего сложного тут нет, это вполне под силу и вашей науке. Хотя подыскать подходящую комбинацию для жизни в холодном гелии было чертовски проблематично. Кстати, в меня хирургически вживлена небольшая бомба. Это сделал землянин. Изощренная работа. Но не беспокойся: я ее дезактивировал.
Помолчав, Еж почесал себя за ухом.
– Артефакты мы оставили, чтобы вас подразнить, – сказал он. – Боюсь, мы сжульничали. Будь уверен, прежде чем уйти, мы дотошно прибрали Галактику. На некоторых планетах нам пришлось построить новую кору целиком, вплоть до окаменело-стей. Понадобилось заново вложить в почву металлы, которые мы выработали, восстановить нефтяные поля, заново заложить каменноугольные пласты – мы хотели быть уверены, что вы начнете жизнь с чистого листа. Мы дали вам отремонтированные планеты, но оставили Башни, Ожерелье и все остальное. Признаю, они – культурные подделки, созданные, дабы скорее внушить благоговение, чем развивать умы. Но нам нужно было оставить путеводные нити. Это было эстетически верно.
– «Темная сторона солнца», – сказал Дом. – В этом выражении сразу две зацепки. Если бы вы не хотели, чтобы мы его перевели, нам бы ни за что этого не сделать. Это во-первых. В конце концов, мы не сумели даже расшифровать фнобский без помощи фнобов. А солнце… вы повернулись спиной к разуму и превратились в тупоумных зверей.
– Ну что ты! Учитывая среду их обитания, болотные ежи довольно смышленые. Мы тщательно выбирали наше новое «я». Поверь мне, очень приятно не иметь врагов и лежать в теплом иле. Нам пришлось позаботиться о мерах предосторожности: подправить генетику, чтобы мы стали зверьми, приносящими удачу, дабы нас почитали, а не уничтожали ради пищи. И будильник, чтобы, когда придет время, мы вспомнили. А маленькие тельца оказались отличным убежищем.