И наконец окончательно убедился, что каждая мелочь, каждый дюйм кабелей и трубопроводов, планировка палуб и даже цветовые схемы, родившиеся в его сознании и воплощенные в металле и пластике, пребывают в полнейшем порядке. «Орегон» для него был воплощением не только убежища, но и хорошо вооруженной цитадели.
Но настоящей гордостью Кабрильо преисполнился, вступив на верхнюю палубу. Ибо только снаружи «Орегон» демонстрировал то, что делало его величайшей на свете платформой для шпионских операций. Русские переусердствовали, маскируя свои шпионские корабли под траулеры, что делает их бельмом на глазу, как только они уходят от побережья. ВМФ США для своих шпионских операций использует не поддающиеся обнаружению подлодки, но Кабрильо и его команде этот вариант просто не подходил. Нет, «Корпорации» нужна хотя бы анонимность, а в лучшем случае — откровенная насмешка над любопытствующими.
Именно поэтому морское судно «Орегон» снаружи представлялось лоханкой, старательно избегающей отправки в переплавку.
На мостик Хуан поднялся на лифте из оперативного центра, расположенного прямиком под главной палубой. Отсюда он прошел на правое крыло мостика и окинул корабль взглядом. При длине 560 и ширине 75 футов водоизмещение «Орегона» составляет 11 585 тонн. Его надстройка, чуть смещенная к корме, позволяет ему нести три подъемных крана на носу и еще пару на корме. Краны представляют собой ржавые останки, увешанные растрепанными тросами, и работоспособность сохраняют только два из них. Палуба напоминает похабную мешанину ржавчины и поверхностей, плохо прокрашенных в тот цвет, какой подвернулся под руку Его фальшборт местами опасно провис, а несколько грузовых люков кажутся заевшими. Вокруг бочек, складированных перед самой рубкой, красуются склизкие лужи подтекающего масла, а рядом разбросаны ржавые останки разнообразнейшей техники — от сломанных лебедок до мотоциклов без колес. Окинув взглядом корпус, Кабрильо заметил пятна ржавчины под каждым шпигатом, стальные листы, сваренные сикось-накось, словно для того, чтобы скрыть трещины. По большей части корпус покрашен в болотно-зеленый цвет, но встречаются и участки коричневого, черного и темно-синего цвета.
Прежде чем оглядеть мостик, он по привычке отсалютовал одним пальцем иранскому флагу на кормовом гюйс-штоке. Некогда полированная палуба испещрена сигаретными подпалинами и усеяна окурками. Окна затянула патина из грязи поровну с солью, а консоли припорошила пыль. Бронза машинного телеграфа потускнела до черноты, а одна стрелка отвалилась. Часть электронной аппаратуры устарела настолько, что заслуживает занять место в витринах музея. Позади мостика находится штурманская рубка, заваленная кое-как сложенными картами, с радиостанцией радиусом действия едва ли в две-три мили.
В помещениях экипажа в надстройке тоже царил кавардак. Ни одна койка ни в одной из кают не была заправлена, в грязном камбузе невозможно было найти пары одинаковых ложек или тарелок. Особенно же Кабрильо гордился капитанской каютой. Помещение, пропитанное табачным перегаром от дешевых сигарет, украшала аляповатая живопись, изображавшая угрюмых клоунов с ясными печальными взорами, написанная по бархату. В ящике стола лежала початая бутылка южноамериканского скотча с сиропом ипекакуаны и два стакана, не мытые ни разу в жизни. А примыкающая ванная была грязнее, чем мужской туалет в техасской придорожной забегаловке.
Все эти подробности старательно создали, чтобы побудить инспекторов, портовых чиновников и лоцманов покинуть борт «Орегона» как можно скорее, воздержавшись от лишних вопросов. Рекорд краткосрочности пребывания на данный момент показал таможенный инспектор в Кейптауне, отказавшийся даже ступить на расхлябанные корабельные сходни. Ради портовых лоцманов и тех, кто вел судно, когда оно проходило через Панамский канал, штурвал и машинный телеграф при помощи компьютера вполне позволяли маневрировать и менять скорость хода, но на самом деле кораблем управляли с цифрового навигационного поста в оперативном центре, сделанном по последнему слову техники.
Именно потрепанный вид позволяет «Орегону» входить в любой порт мира, не привлекая к себе внимания. На него попросту закрывают глаза, как на очередной неприкаянный пароходик, медленно пожираемый ржой по мере того, как морская коммерция переходит на контейнерные перевозки. Всякий разбирающийся в кораблях с первого же взгляда скажет, что судовладельцы его считай списали и больше не меняют изношенную машинерию, скупясь даже на пару галлонов краски. А когда возникала нужда, команда выглядела ничуть не менее потасканной, чем сам корабль.
Тут раздался шум, и Кабрильо прервал осмотр. Макс Хэнли поднялся на лифте из оперативного центра, составив ему компанию на крыле мостика. Макс отмыл грим с лица, явившего взорам яркий румянец и нос картошкой. Заодно он переоделся в комбинезон, и Хуан заподозрил, что прямо из душа Макс отправился инспектировать двигатели. Ветер шевелил жиденькими рыжеватыми волосами Хэнли, пока оба наслаждались дружеским молчанием.
— Думаешь о Трюйте? — наконец спросил Макс. Об отставке партнера Хуан почти не разговаривал.
Повернувшись к морю спиной, Хуан поставил локти на передние перила, прищурив глаза от ярких бликов солнца на волнах.
— Да просто решил обойти корабль, — помолчав, отозвался он, лопаясь от удовольствия из-за совершенного.
— Но?
— Но «Орегон» — лишь средство. Дик знал это, и несколько лет я думал, что он относится к этому как ты да я.
— А теперь усомнился и в этом, и в Дике Трюйте, потому что он сгреб ставку и отвалил.
— Поначалу я так и думал, но теперь скорее сомневаюсь в себе и нашей миссии.
Макс неспешно набил трубку и прикурил, прикрывая спичку от ветра, раздумывая над ответом друга.
— Я скажу, что, по-моему, происходит. Мы работаем уже не первый год, помаленьку скапливая деньги с каждым заданием. Все мы знали, что в конце радуги есть горшок золота, но только с уходом Дика поняли, насколько он велик. Он загреб в общей сложности сорок пять миллионов долларов, не облагаемых налогами. Я стою даже больше того, а ты скопил еще больше моего. Трудно закрывать глаза на такие деньги, когда подставляешь задницу ради идеала и зарплаты.
— Большой зарплаты, — уточнил Хуан.
— Верно, — признал Макс. — Позволь тебя спросить, когда ты в ЦРУ исполнял долг, ужом вертясь в местечках вроде Аммана и Никарагуа, ты делал это ради жалкой зарплаты по тарифной сетке GS-17 и правительственной пенсии?
— Нет, — искренне ответил Кабрильо. — Я бы делал это и бесплатно.
— Тогда с какой стати ты чувствуешь вину за то, что мы сейчас зарабатываем хорошие деньги, делая то же, что ты делал за гроши, да притом в нашей власти отказаться от операции, если она нам не по вкусу? Разве ты мог позволить себе подобное, работая для Лэнгли под прессингом верхушки пентагонского кольца Е[6]? Они сказали «прыгай», и ты приземляешься в дерьмо. — Высший генералитет и его штатские начальники обосновались в самом наружном кольце здания Министерства обороны, которых в общей сложности пять, перенумерованных по алфавиту от А до Е.
Кабрильо открыл было рот, чтобы ответить, но Макс продолжал говорить:
— На самом деле, когда заботишься, чтобы мы получили достаточно денег и могли, удалившись от дел, поселиться где-нибудь на собственном острове и хорошо жить, лучше понимаешь, как сильно мы рискуем каждый день. Мы с тобой всегда ставим на кон свои жизни. Это и делает нас теми, кто мы есть. Только теперь мы оба знаем, что наши жизни стоят капельку больше, чем мы думали.
— А наша миссия?
— Ты еще спрашиваешь? Мы — последняя линия обороны, мой мальчик. Мы беремся за работу, в которой нуждаются Лэнгли и кольцо Е, но сами к ней и близко подойти не могут. В XXI веке перчатки сняты, и мы стали железным кулаком.
Кабрильо обмозговал эти слова, прежде чем с усмешкойспросить:
— И когда это ты стал таким поэтом?
Хэнли ухмыльнулся, словно его поймали на горячем.
— Вообще-то оно как-то само вырвалось. Как по мне, так звучало чертовски впечатляюще… — Он снова посерьезнел. — Слушай, Хуан, то, что мы делаем, важно, и лично я не собираюсь терзаться чувством вины из-за того, что, занимаясь этим, мы обогащаемся. Стыдиться надо не прибыли, а только провала. Что же до сомнений в Дике Трюйте, можешь выбросить это из головы. Дик пролил ради «Корпорации» уйму пота и крови. Он был здесь с самого начала и верил в нее так же крепко, как мы с тобой. Но он достиг своего предела. Нахлебался по самое не хочу Дик ушел не из-за денег; просто прислушался к внутреннему голосу, который есть у каждого из нас, и тот сказал, что больше ему с нами не по пути. Однако можешь поверить, борьбу Дик Трюйт не бросил. Я не удивился бы, если бы он вложил свои деньги и опыт в охранную компанию или разведывательный мозговой центр. Держу пари…
Макс осекся на полуслове, заметив искорки в глазах Кабрильо и кривую, чуть ли не пиратскую усмешку, заигравшую у него на губах. Хуан Кабрильо, как всегда, на шаг опередил президента своей корпорации. Рассуждая о своих чувствах из-за ухода Трюйта, Хуан просто испытывал Макса. Кабрильо ни на миг не усомнился ни в своей миссии, ни в себе самом, но момент для «Корпорации» поворотный, и Хуану требовалось убедиться, что Хэнли по-прежнему поддерживает его цели на все сто процентов.
Разыгрывая неуверенность, Хуан расставил идеальную ловушку, и ничего не подозревающий Макс угодил прямо в нее. Вот потому-то никто и не играет с председателем в покер.
— Ну, ты хитер! — Макс издал гортанный смешок.
И как раз тут со стороны ватерлинии «Орегона» раздалось тонкое шипение. Оба перегнулись через перила поглядеть. Специальные цистерны вдоль наружной обшивки заполнялись забортной водой, чтобы со стороны казалось, будто этот неприкаянный сухогруз идет с полными трюмами. Поглядев на кильватерный след, Хуан заметил легкое изменение курса. Длинная белая линия на поверхности пустынного моря слегка изгибалась к востоку.