Несмотря на его рост и прямую спину, герцог Вестовера выглядел хрупко и старо, когда поднялся на ноги.
— Вижу, ты сделал выбор, Аллард, — мышцы дергалась на его щеке. — Я сообщу своему лондонскому адвокату подготовить бумаги для лишения наследства.
— Мне жаль, сэр, — тихо сказал Аллард. — Тори пыталась после визита сюда на Рождество порвать со мной, потому что не хотела, чтобы я лишался вас. Но… мы не можем быть порознь.
Улыбка его отца была печальной, но не злой.
— Я это вижу.
Тори поняла, что они с Аллардом держались за руки. Крепко. Аллард опустил взгляд, встретился с ней своими теплыми глазами.
— Мы с Тори связаны на всех возможных уровнях. Такую редкую и ценную связь нельзя разрывать.
Герцог вздохнул.
— Ни слова больше. Мортон, накрой еще на двоих. Вы устали и голодны после пути из Лэкленда.
Тори сказала:
— Мы прибыли не из Лэкленда, а из Кармартена. Ваш сын очень помог. Заставил сдаться большое войско французов местным солдатам.
Белые кустистые брови его отца приподнялись.
— Молодец! Я слышал о вторжении, и курьер днем сообщил, что его подавили, но подробностей не было. Ты использовал магию?
— Да, но там был не только я, — неловко сказал Аллард. — Пять магов прибыло из Лэкленда, и все мы сделали вклад в победу Британии. Даже без нас валлийцы победили бы, но на это ушло бы больше времени, и было бы больше жертв.
— Я хочу узнать больше, — герцогиня взяла себя в руки, лишь в глазах была печаль. — Но сначала, Аллард, подойди и поцелуй матушку.
— Я благодарен, что вы не выбросили нас из дома, — сказал сдавленно Аллард, выполняя приказ матери. Тори видела нежность их объятий, и ей было больно из-за того, как все получилось.
— Хоть ты не сможешь стать следующим герцогом, мы с твоим отцом проследим, чтобы ты жил в достатке, — сказала его мать. — Я не допущу, чтобы мой сын страдал из-за твоей магии, — она вскинула серебристую бровь, взглянув на Тори. — Не бойтесь голода, хоть много красивых платьев, как то, что на тебе, уже не будет.
Хороший комплимент для платья-иллюзии.
— Что такое платье по сравнению с Джастином? — сказала Тори. — Даже если мы с ним ничего не наследуем, мы можем справиться со своим хозяйством.
Его мать одобрительно кивнула. Пока они говорили, два лакея принесли серебряную утварь и фарфоровую и хрустальную посуду, быстро накрыли на стол. Даже тут, в семейной столовой, между сидящими было много места.
Дворецкий налил вина, и герцогиня поманила Тори.
— Прошу, сядь подле меня.
Тори послушалась, и герцогиня сказала с кривой улыбкой:
— Я верю, что ты будешь хорошей и верной женой моему сыну. Жаль только, что ты проклята магией.
— Будь я нормальное, мы бы вообще не встретились, — сказала Тори, садясь на место. — И без магии мы были бы другими.
Аллард кивнул, устраиваясь возле отца.
— Мы такие, какие есть. Я не могу отказаться от силы, как не может и Тори, хоть она очаровательно благородна.
После этого они больше не говорили о наследии. Магию обсудили только в рамках рассказа об Уэльсе. Тори видела в лицах родителей Алларда, как они гордились сыном, и как их печалил его выбор.
Все было вежливо, но она ощущала боль от каждого за столом.
ГЛАВА 22
Лэкленд, 1940
Ник вошел на кухню с порывом осеннего ветра. Он бросил портфель на пол и спросил:
— Что так вкусно пахнет?
Ребекка оторвала взгляд от широкого стола, смирившись с тем, что ее лицо было в муке.
— Этим вечером шабат. Я делаю суп с клецками из мацы, а Полли — пирожки с повидлом.
Ник увидел две буханки плетеного хлеба на другом столе.
— Это хлеб для шабата? Мне нравится, как он сплетен.
— Это хала, — объяснила Полли. — Мы сделали его вчера после школы, пока ты играл в регби, — она улыбнулась. — И спрятали, чтобы ты не съел.
Он постучал по блестящей коричневой поверхности хлеба костяшками. Звук был пустым.
— Меня задевает ваше недоверие.
— О, мы тебе доверяем, — рассмеялась Ребекка. — А твоему аппетиту — нет.
— На ужин шабата всегда особые блюда?
— Шабат — это священный день, — объяснила Ребекка. — И выходной. Радостный день для празднования с семьей и молитвами. У вас похоже воскресенье, хотя христиане и в этот день заняты.
— Особенно, когда война, — они невольно замерли и прислушались к гулу самолетов. В небе все время были самолеты.
— Мои родители часто работают в лаборатории в шабат, — серьезно сказала Ребекка. — Их исследование слишком важное, чтобы долго отдыхать.
Ник кивнул с пониманием.
— В книге, которую прислала твоя мама, говорится, что шабат начинается на закате в пятницу и длится до заката субботы. До момента, когда темнеет так, что видно три звезды на небе?
— Да, но разве можно увидеть закаты и звезды в пасмурной Британии! — Ребекка прошла к буфету и вытащила миску теста маца, которое там охлаждалось.
— Я могу помочь? — Ник оглядел кухню. — Ах, нужно натереть подсвечники. Это ведь часть ритуала?
Она кивнула.
— Мы благодарим за свечи, вино и хлеб.
— Вино? — с надеждой спросила Полли.
— Символично, — сказала Ребекка. — Я не знаю, что решит ваша мама. Она подумывала о сидре, ведь его проще найти, и он не такой крепкий.
Ник взял из выдвижного ящика тряпку и стал натирать подсвечники.
— Научишь нас молитвам для Шабата? Они как песни, да?
— Да, и их быстро не выучить, — предупредила Ребекка. Она зачерпнула горсть теста из миски, обмакнула ладони в воду, а потом быстро скрутила из теста шарик размером с мяч для гольфа.
Она обмакнула руки и скатала еще один. Ник сказал:
— Полагаю, это клецки из мацы. Они как булочки?
— Это еврейские клецки. Они из муки маца, которую не купишь в Лэкленде, так что мама прислала пачку из Оксфорда. Клецки нужно опустить в кипящую воду перед тем, как добавлять в куриный суп, который мы сделали заранее, — Ребекка намочила руки и слепила еще шарик. — Главное сделать их легкими, но все же такими, чтобы чувствовалось, что ты их съел.
— Вижу, сделать их непросто, — отметил Ник.
Ребекка с тоской подумала о том, как много раз помогала маме лепить клецки.
— Мамы учат дочерей поколениями. Суп с клецками из мацы вкусный. Вот увидишь.
Полли, намазывающая на пирог малиновое варенье, сказала:
— Мама умно стала разводить куриц до начала войны. И заготавливать тонны варенья, — Полли нарочито сильно поежилась. — Мне не понравилось делать варенье, как и ухаживать за курицами, но результаты того стоят.
— Откуда, кстати, куриное мясо? — спросил Ник. — Не помню, чтобы мы покупали.
— Одна из старых куриц не неслась, и она встретила свою судьбу, — сказала миссис Рейнфорд, проходя на кухню с тяжелой сумкой на плече. — Вчера мы ее забрали. Хватило и на суп, и на рагу с курицей, подливой и овощами.
Ник поднял крышку кастрюли на плите и с наслаждением вдохнул.
— Ужин Шабата всегда такой хороший?
— Порой даже лучше. Тебе стоит попробовать грудинку, которую готовит моя мама! — в ближайшее время такое никто не ожидал. Ребекка продолжила. — Мы всегда стараемся сделать ужин особенным из того, что доступно, — они не могли сделать еду в плену особенной, но все пленники пели молитвы шабата вместе, что поддерживало их.
Она вдруг рассмеялась, вспомнив горькие времена.
— Мама сказала, что все еврейские праздники можно описать как «Они пытались нас убить, но мы выжили, так что поедим!».
Все рассмеялись, и приготовления зашли в тупик. Ник посерьезнел и поймал взгляд Ребекки.
— Это урок истории в шутке, да?
Она кивнула.
— Истории моего народа.
Связь между ними угасла, когда миссис Рейнфорд сказала:
— Эта история стоила курицы для нашего первого шабата, — она опустила сумку на пол и повесила плащ, шляпу и шарф на крючок у двери. — Простите, я так опоздала. Собрание задержалось. Уже почти пора зажигать свечи, Ребекка?
Ребекка взглянула в окно кухни на почти темное небо. День был дождливым, так что было сложно заметить закат.
— Скоро, — сказала она. — Но уже точно пора задвинуть шторы.
Миссис Рейнфорд так и сделала, а Ребекка спросила:
— Вы зажжете свечи, когда мы будем готовы, миссис Рейнфорд?
— А это не должна быть ты? Ты же понимаешь ритуал и знаешь молитвы.
— Я могу петь молитву где угодно у стола, — Ребекка дырявой ложкой осторожно опускала клецки в кипящую воду по одной. — Свечи обычно зажигает мама, потому что она — сердце дома. Как вы.
Миссис Рейнфорд улыбнулась.
— Тогда это будет честь для меня.
Ребекка убавила жар, чтобы клецки не развалились.
— Когда мы переоденемся, суп будет готов. Все готово, кроме пирога Полли.
— Он будет готов к концу ужина, — Полли поместила противень с пирогом в печь. Она уже ходила в школу и выглядела так хорошо, словно не была недавно на грани смерти.
Ник открыл дверь кухни, ведущую в столовую.
— Наряды и ужин в столовой! Это точно необычное событие.
— Это первый ужин шабата за год, — Ребекка опустила голову, стыдясь дрожи в голосе. Когда они сбежали из Франции, ее родители и брат почти сразу уехали в Оксфорд, чтобы работать с доктором Флори. Они не смогли отпраздновать шабат вместе.
Она скучала по семье. Особенно по отцу, который был отделен от семьи, пока нацисты заставляли его исследовать.
При виде ее лица миссис Рейнфорд обвила рукой ее плечи и легонько сжала.
— Тогда мы постараемся сделать его хорошим.
* * *
Шабат с Рейнфордами вызывал смешанные чувства. Ребекке нравился знакомый ритуал, но она скучала по семье все время. Она хотела плакать, когда миссис Рейнфорд зажгла свечи, потому что серебряные подсвечники были почти такие, как дома.
Те подсвечники были в семье ее матери три поколения, а теперь пропали навеки. Когда Вейсов арестовали и утащили из их дома, они сберегли только одежду, что была на них. Ребекка порой задавалась вопросом, что случилось с их домом и вещами.