Переглянувшись, трое путешественников захихикали и сбежали от храма и недовольных взглядов паломников.
– И ради этого мы тащились наверх?! – поразился Эгрегий.
Нет, массив великолепен. Но как же глупо он выглядит, словно человек пытался поспорить с творениями природы и создавал нечто подобное.
– Погоди, тут есть интересные места, – сказал Виал.
– И какие же?
– Священная роща. Не менее священный источник.
– Ну, так веди нас к местным красотам! Но я бы предпочел просто поглазеть на окрестности. Да стены эти дурацкие мешают.
– А нельзя заплатить стражникам и подняться на стену? – спросила Хенельга.
– Эти ребята не за серебро служат.
– Есть в вашем мире идейные.
Виал оценил замечание. Просто Хенельга знала только торговые города, встречалась с торговцами, бандитами, и теми, кто объединяет оба занятия.
Главный вход в храм был обращен в сторону канала. Словно Сотрясатель должен следить за порядком на канале, защищать подданных от вторжения. А вот статуя, изображающая бога, располагалась с северной стороны храма. Потому ее не сразу видно. Обращена она лицом в сторону залива.
Пришлось обойти храм, чтобы увидеть эту огромную скульптуру.
– Большая, – сказал Эгрегий.
– Неплохо смотрится, – добавила Хенельга.
– Проклятье! Да вас ничем не удивить!
Его спутники посмеялись и напомнили о сооружениях, затопленных благодаря их старшему товарищу.
– Теперь то великолепие ни один цивилизованный человек не увидит, – заметил Эгрегий.
– Ошибаешься, – Виал так просто не сдавался. – Тамошние скульптуры сохранились. Просто местность дикая, в преддверии войны никто туда не сунется. Но как только все успокоится…
Виал верил в то, что сказал, ведь ради этого он затапливал руины. Не чтобы погубить древности, а чтобы открыть их миру. Точнее, той части мира, к которой принадлежит он и его сограждане.
Скульптура Энносигея чуть не доставала высотой до конька крыши храма. Но даже с учетом этого она огромна – не меньше ста двадцати футов; а золотая корона, напоминающая кораллы и трезубец увеличивали размеры скульптуры. Бог был обнажен, мускулист и весьма мужественным. В отличие, от иных скульптур Сотрясателю не стеснялись приделывать массивное естество. Ведь это мужское божество, да и весьма жестокое. Так что подобный атрибут уместен.
Все трое разглядывали промежность бога больше, чем его бородатую физиономию.
– Что-то мы не того, – смутился Виал. – Это же не сатир какой-то.
– Наш покровитель лучше, – ответил Эгрегий.
– Зато, увидев это, мы не будем страшиться ходить в окрестных морях.
– Если сей божественный муж не вздумает пристукнуть нас своей дубиной, – сказала Хенельга.
Все трое вновь рассмеялись. Паломники оглянулись на чужестранцев, что нарушали благоговейную тишину.
Статуи не хватало украшений, чтобы оттенить эту суровую мужественность и массивность. Каких-нибудь дельфинов у ног, тритонов и гиппокампов. А лучше нимф с большими бедрами, что понравятся торговцам. Ведь девицы эти намного благосклонней к людям, чем их капризный хозяин.
– Потому-то храм нимф у входа гораздо популярней, – сказал Виал.
Его спутники синхронно кивнули. Тот храм и ярче, и добрее, потому у него толпился всевозможный люд, несущий дары.
Чужестранцы поспешили убраться прочь от скульптуры и паломников, что одаривали их ненавидящими взглядами. В смехе гирцийцев местным чудилось нечто страшное, что указывало на их превосходство и благоденствие.
Религия данаев переживала упадок; ручеек паломников иссякал, а значит, уходили денежки. Храм держался и будет держаться, пока является главной религией государства. Но стоит гирцийцам прийти сюда навсегда, как прошлый хозяин будет выброшен в море, а его лицо заменено на лик счастливого и удачливого принцепса.
С северной стороны храма не было никаких строений. Статуя бога смотрела на залив и открытую площадь. Горожане собирались здесь в дни празднеств, затем переходили к восточной стороне храма, его фасаду, где совершались священнодействия.
Виал знал об этих мистериях только по слухам, ведь чужестранцев изгоняли из города в дни празднеств.
На северо-востоке от храма располагалась священная роща, где находился тот самый источник. Женщинам туда вход запрещен, не делалось исключений ни для кого. Зато у рощи располагались небольшие палатки, где продавали всевозможные безделицы и вотивные предметы.
Хенельга отпустила мужчин в рощу, решив пройтись вдоль палаток. Их было так много, что осмотр всех занял бы день. И пусть в них торговали схожими предметами, поглазеть все же было на что.
Местные ларечники не воротили нос от женщины, что готова платить за барахло серебром и бронзой.
Торговали керамикой, моделями судов и морских тварей, что приносили в дар храму. Хенельга купила модель небольшого судна, похожего на тот, на котором ходил Виал. Почему-то она отказалась от покупки модели длинного корабля, напоминающего Таск Арса. Ведь это не их судно, пусть навклер сам договаривается с местными богами.
Торговали тут и украшениями: золотыми, серебряными, медными. Изящные побрякушки, но слишком дорогие. Хенельга купила Эгрегию браслет с волчьими головами, а Виалу древнюю с виду монету.
Как утверждал торговец, эта монета была спасена из пожарища некоего города, славного и богатого. Что это за город женщина не знала, но сделала вид, что поняла торговца. Монета и правда выглядела слегка оплавленной и смятой.
Подарки со смыслом, что может быть лучше.
Керамики в палатках было еще больше: целые посудные наборы, которыми можно украсить любой пиршественный зал. Но тащить все эти хрупкие предметы по морям? Хенельга сомневалась, что тяжелые изделия удастся довезти до Циралиса в целости. К тому же неизвестно, что задумал Виал, и как быстро они вернутся домой. А лишний груз будет мешать.
Из керамики Хенельга купила небольшой рог – с палец размером. Изящную штучку можно подарить нимфам, чтобы они приглядели за тремя путешественниками.
Нашелся подарок и для Мефона. Керамическая рыбка так походила на карпа из циралиского храма, что даже дрожь брала. Хенельга с легкостью расплатилась тремя монетами за этот небольшой предмет. Тщательно завернув его в тряпицу, она решила подарить его морю, как только будет возможность.
А в это время Эгрегий и Виал влились в толпу паломников, что решили посетить священную рощу. Не сговариваясь, чужестранцы решили не соревноваться в остроумии, чтобы не поколотили местные. Натянув дурковатое выражение на лица, гирцийцы влились в поток паломников. И выглядели как свои в толпе.
Чахлые деревца только снаружи казались интересными. За стенами огороженного места хвойные выглядели дряхлыми, готовыми сломаться под собственным весом. Деревья, как и почитание Энносигея, доживали свои дни. Слой опавшей хвои покрывал землю, тут больше ничего не росло. Зато и ветер задерживался, шумел в кронах.
Скрипы раздавались со всех сторон, напоминая о шуме ветра в снастях. Так же скрипит мачта, дышит палуба корабля. Да только там это живые скрипы, словно хруст в молодых костях. А здесь же дряхлый, сухой стук напоминал о старухах, что перебирают гадальные кости в грязном мешке.
Но паломников это не останавливало. Мужчины располагались под сенью деревьев, устраивали посиделки, поливали землю вокруг вином и медом. К суховатому запаху сосен добавлялся кислый душок вина.
Местами стояли жаровни, на которых возжигали благовония. Вся роща провоняла драгоценными травами и специями, привезенными с востока из далеких и неизвестных земель.
Священный источник располагался в сердце рощицы. Вода текла из расколотого камня, словно раненного молнией. Черный камень не походил на тот, из которого состоял весь склон.
В этом месте уже не хотелось шутить о могуществе бога. Ведь тот храм, та скульптура были сотворены людьми. А черный расколотый камень – вот оно творение бога.
Источник из расщелины бил соленый. Ведь божество этих мест покровительствует морям, какая еще вода тут могла быть?!
Виал и Эгрегий замерли в почтительном молчании, как и сотни паломников вокруг. К счастью, жрецы и городские власти не стали украшать источник. Тут не было скульптур, бассейнов, куда стекала вода. Только естественное углубление в земле, где собиралась соленая влага из источника. Ручей уходил на север, откуда сливался по склону до реки. Земля вдоль русла поросла колючим кустарником, стелящимся по земле. Для послушников была и наказанием, и наградой обязанность очищать русло от опавшей листвы и наносов.
Струйка в расщелине била небольшая, словно кровь из поверхностной ранки. Даже с расстояния пахло горечью морской воды. Чудо, что на вершине холма был такой источник, не возникало сомнений в достоверности легенд об источнике.
– Прямо как там, – прошептал Эгрегий, вспомнив об источнике в развалинах циклопов.
– По легенде Хозяин этих земель поднялся на холм, ударил трезубцем в камень, отчего он опалился, как ты видишь, от удара из земли забил источник. Так Сотрясатель заявил свои права на все эти земли, ни один бог не посмел оспорить.
– Даже наш?
– Наш покровитель был далеко от этих мест, а для местных он молодой, даже варварский бог. Бог чужестранец, но лично я думаю, что он древнее и могущественнее.
Виал говорил с уверенностью, которую сам от себя не ожидал услышать. Оказавшись в священном месте, во владениях враждебного бога, торговец понял, на кого может положиться.
– Я рад, что у нас такой покровитель, – кивнул Эгрегий.
Им двоим была известна правда, о которой не слыхивали местные. Не было легенд о Мефоне, не говорили о его трех братьях. Народ, что ему поклонялся, сгинул, но бог пережил это и нашел себе новых почитателей. А это что-то да значит.
Смог бы Сотрясатель пережить гибель Виорента и собственное забвение. Уже сейчас бедные горожане скорее глядят на восток, откуда повеяло своеобразным мистицизмом, чем на покровителя предков.
Но чужестранцы не собирались непочтительно относиться к Сотрясателю земель. Виал и Эгрегий заняли очередь к источнику, приготовили чистые фляги. Добравшись до воды, они наполнили фляги и поспешили отойти в сторону, чтобы не мешать другим паломникам.