В сумерках окружающие дома утратили яркость, посерели. Больше не видно радостных, даже праздничных красок, которыми отличаются местные дома. С улиц пропали редкие прохожие, но во дворах слышался шум, мужской смех и стук керамики. Как любой удачный день, данаи заканчивали его в дружеской компании, под стук киафов и якобы философские разговоры.
Хенельга пыталась прислушиваться к голосам, но сады, где происходило веселье, располагались в глубине дома. Звуки искажались, растущие в садах деревья скрывали пирующих от чужаков. К тому же пьяная речь и местный диалект мало помогали пониманию слов.
– Ты так прислушиваешься, словно хочешь присоединиться к этим сборищам, – улыбнулся Эгрегий.
– И что бы я там делала? Для этих мужчин я могу исполнять только одну, ну две функции.
– Это какие же? – не понял Эгрегий.
Хенельга покачала головой. Вроде бы ее спутник жил в городе, целый год находился под присмотром прожженного торговца, а таких простых вещей не понимает. Было бы забавней, спроси он: «а почему не три функции?». Для третьей функции у пирующих есть юноши-рабы.
Пройдя по улице в молчании, Эгрегий понял, какое настроение у его подруги.
– Тебе тут не нравится.
– Да.
– Зачем же мы идем в театр? Не проще ли вернуться к судну?
– Где сидят точно такие же…
Как назвать тех мужланов, она не знала. Такого слова она просто не слышала, ни в речи Виала, ни в речах его товарищей по ремеслу. Вообще, в Циралисе никто не обзывал своего оппонента консерватором. Это на север от провинциального муниципия можно услышать подобное слово, а так же вступить в полемику о вреде новшеств и пользе старинных обычаев.
На юге Гирции народ проще, сложности в их быту вынуждают быть гибче, но не прогибаться от внешнего давления.
– Наш товарищ, – решила объяснить Хенельга, – рекомендовал нам знакомиться с потенциальными партнерами, покупателями, конкурентами. Знать их – наш долг.
– Ты Виала знаешь полгода, а уже так впечатлена им.
– Звучит, словно ты ревнуешь.
– Да ничего я не ревную! Он слишком стар, чтобы я переживал об этом.
– В вашем обществе возраст и года – это как деньги на хранении в храме. Чем больше, тем ты успешней.
– Ой, ты его еще и цитируешь!
Эгрегий закатил глаза. Хотя эти театральные эффекты были не уместны. Кроме звезд и луны на небе, не было других источников света. Высокие ограды усадеб не давали свету перелиться из веселых садов на унылую улочку.
Однако, Хенельга поняла и театральность, и всамделишные чувства спутника.
– Прости. Я ведь учила язык не по вашим поэмам, а по речам.
– И ты быстро выучила. Быстрее меня, – признался Эгрегий.
Когда его привезли в Гирцию, он не знал ни слова на этом языке. Да не видел он нужды выучить его. Как любой человек его возраста, в подобной ситуации, он уже начал планировать побег. Хотя не знал ни места, откуда следовало убежать, ни места, куда следовало прибыть.
В общем, его словно бросили в бездну, из которой нет пути домой. И бездна та могла бы оказаться ужасным местом, если бы ребенку не повезло попасть на глаза первому и единственному хозяину.
О великодушии и человеколюбии Дуилла, его бывшего хозяина, говорит хотя бы то, что господин не требовал от отпущенника исполнения клиентских обязательств: каждый девятый день работать на патрона. Не потому что это невозможно – землевладелец вполне мог бы стребовать оплату с Виала.
За все время с момента, как Эгрегий обрел свободу, патрон так ни разу не потребовал подобного. Но письма от патрона приходили Виалу, не оставались без ответа.
Как-то Эгрегий набрался смелости и спросил у Виала, что в этих письмах. Заглядывать в переписку торговца он не осмеливался, не из страха, но из уважения.
Тогда Виал ответил, показав несколько писем:
– Он спрашивает о тебе. Как жизнь, чего добился, радуется успехам.
Письма были написаны на восковых табличках, которые по традиции не хранят. Написанное стирают, а поверх пишут ответ. Ни Дуилл, ни Виал так не поступали. Хранили переписку, покупая новые таблички. На пергамент или свитки для письма у землевладельца не было лишних средств, как впрочем и у торговца.
Эгрегий даже не стал смотреть в таблички, Виал не стал бы его обманывать так глупо.
Об этом он не стал говорить Хенельге – парень понимал, что подобное может прозвучать как упрек. Ведь его девушка никогда не была в рабстве. И сейчас пребывала в статусе «союзника», как выразился Виал. Что это значило, Эгрегий понимал смутно. Ох, не зря его товарищ настаивал на том, что парню следует всю зиму провести у ритора, сведущего в праве.
Бросив эти затеи, Виал решил подтянуть знание законов у Хенельги. С этим возникли сложности. Дело даже не в том, что она женщина, а юристы – мужчины. Дело в том, что за полгода не удастся перестроить мышление варвара, сделать из него гражданина.
Виал бросил попытки. Решил, что жизнь сама научит товарищей уму разуму.
Потому он отправил их в путешествие к театру. Где же еще они познакомятся с сакральной жизнью данаев. К тому же, каменный театр на самом деле поразительное зрелище.
Жилые кварталы оборвались внезапно, словно усадьбы упирались в стену. Но никакой стены здесь не было. Дорога из мощенной так же превратилась в грунтовую, истоптанную тысячами сандалий в непробиваемый, как цемент массив.
– Что это вдруг?! – удивилась Хенельга.
– Похоже, тут проходит граница.
Такое понятие знакомо женщине. У варваров тоже существует поселение, а за его стенами – чужой, опасный мир, населенный духами. Не стоит удивляться, что цивилизованные данаи следуют подобному же представлению. Это философы могут отказывать богам в существовании, а над духами смеяться, но простые граждане понимают, что не стоит дергать за бороду Эгиоха.
Холм на западе был не единственным, а состоял из цепи возвышенностей, на которых разбиты оливники. Лишь западный холм, по которому стекал ручей оставался в первозданной простоте. Ни войны, ни жадность человеческая его не изменили. Если не считать каменного сооружения в расселине между холмами.
На вершине холма располагалась кедровая роща. Даже с расстояния в милю чувствовался запах деревьев, которым рады боги. Ручей – рождался из священного источника, откуда брали воду для различных ритуалов в Истиме.
Потому-то здесь возвели театр. Природа и духи благословили строительство.
Само сооружение отлично видно со стороны города. Оно было небольшим, на тысячу человек, а то и меньше. Скена маленькая, сооружения подле нее возвышались едва ли на фут. Но даже с учетом этого, строение поражало неискушенных путешественников.
В Виоренте они видели издалека то чудовище, в котором празднуют граждане. Но к самому сооружению не могли приблизиться. Чужестранцев туда не допускают, как объяснил Виал, да и выход за город сопряжен со сложностями.
Здесь же все открыто, близко. Идти в гору не пришлось, театр располагался в паре сотен футов от поселения. К нему вела грунтовая дорога, которая даже в дождь не раскисает.
Вдоль этой дороги не было усыпальниц, которые располагались к северу от поселения. Истимцы предпочитали праздновать, не вспоминая о скоротечности жизни. Вместо семейных усыпальниц были небольшие алтари, настолько древние, что на них стерлись любые письмена. Еще угадывались рельефы, но время сгладило очертания фигур, предметов.
Во время праздничных церемоний на алтари выливали вино, бросали венки, ритуальные лепешки. Сейчас же камни стояли забытыми.
Чужестранцы насчитали пять алтарей, расположенных и с левой, и с правой стороны дороги. Объяснить их расположение путешественники не могли. Чужая, все-таки, культура.
К югу от дороги открывался вид на море, казавшееся бескрайним. Это в уме Эгрегий знал, что до Вии всего день пути по прямой. Да только никто по прямой не ходит в южные царства. Ветра и течения вынуждают сначала уходить на восток, что увеличивает время в море на два дня. Так поступил Виал, когда в прошлом году они отправились в свое знаменитое путешествие.
А многие мореходы вообще не рискуют отходить от берега. Даже сейчас находиться в открытом море – большой риск. Потому-то многие суда идут вдоль линии берега, рискуя столкнуться со скалами, а так же с пиратами.
К северу от дороги располагались холмы, на которых были разбиты сады с маслинами. Одна одинокая усадьба притаилась на вершине широкого холма. С этого места открывался отличный вид на окружающее пространство. Усадьбу в таком месте намного проще оборонять.
Пусть Истим – порт, который посещают сотни торговцев ежемесячно, но пираты наведываются и сюда. Не аретийские пираты, которые в мире с Виорентом, а, например, пираты из Тринакрии или тиринцы.
Сейчас, ночью путешественники ощутили, насколько они беззащитны.
– Хорошо, что при нас оружие, – сказал Эгрегий.
Хенельга подумала, что не больно много пользы от коротких ножей и пращи на открытом месте. Хотя с пращой ее парень отлично управлялся. Вот только, остановят ли камни отряд пиратов.
Десятка человек хватит, чтобы заковать их и увести за море.
Им очень повезет, если окажутся на рынках Гирции, тогда будет шанс обрести свободу. Виал объяснил, что надо делать в таком случае.
– А разбойники тут есть? – спросила женщина.
– Не знаю, – пожал плечам Эгрегий.
Вблизи от города не должно их быть, но кто скажет наверняка. Наличие пиратских царей на западе от Истима должно успокаивать. Виал утверждал, что они не позволяют чужакам промышлять поблизости.
С учетом этого Аретия славится как безопасное место. Безопасное для граждан полуострова; чужакам лучше быть осмотрительными.
В эту ночь Хозяин вод защитил своих последователей. Если пираты где и промышляли, то течения привели их к другим побережьям или же в сам порт Истим, где полно выпивки и шлюх.
Территория вокруг театра не была как-то отгорожена. Хенельга ожидала увидеть канаты, что будут выделять священное пространство, а на канатах цепочки или ленточки. Как символ всем живым, что это место принадлежит духам.