Выбрала крупного, не слишком сообразительного вожака – Джекмана. Потом был Данте – спортсмен-пловец, так и не добившийся успеха. Последним она покусала Маршалла, протиравшего штаны в мелкой юридической конторе. Три мушкетера на службе у Миледи. Главное – беречь голову.
Жизнь с родителями-алкоголиками рано научила, что если она сама о себе не позаботится, то никто этого не сделает. То, что в книгах называлось «проклятием оборотня», для нее стало благословением. Проигнорированный совет: не ходить в лес, где нашли растерзанное тело, – принес неожиданные плоды.
Первыми о ее тайне узнали папа и мама, но ненадолго, – а после того, как родителей «задрал медведь», в родном захолустье уже ничто не держало. Точного плана не было, она хотела просто защитить себя от нищеты. От одного воспоминания о матери, роющейся в мусорке, Джинджер пробирала дрожь. С клыками и когтями добиться успеха было намного проще. Для санитаров леса всегда находилась работа, требующая особого подхода. Мечты о собственном доме и семье Джинджер спрятала глубоко внутри.
Бригаду строителей наняла фирма, выкупившая у муниципалитета заброшенный пионерский лагерь, чтобы открыть там базу отдыха. Джинджер и ее мушкетеров подрядил конкурент, желавший построить там же элитный коттеджный поселок. По крайней мере, такую версию ей изложил подтянутый молодой человек в дорогом костюме, представлявший интересы заказчика.
…Джинджер фыркнула, ковер из игл мягко проседал под тяжелыми лапами. Она подкрадывалась к лагерю с подветренной стороны, следуя инстинктам зверя.
Сосны в лесу росли с изломанными стволами, вывернутыми и скрученными. Некоторые извивались, как змеи. Другие стлались по земле, выгибаясь под самыми невероятными углами.
Луна окрасилась в багровый цвет, и, когда ветер разгонял тучи, казалось, что деревья танцуют в кровавом мороке. С искривленных ветвей свисали нити паутины, цеплявшиеся за шкуру, Джинджер разрывала их, продолжая идти вперед.
С незапамятных времен лес называли Кривым. Жители окрестных деревень и областного центра боялись в него ходить. В лесу пропадали люди.
В памяти морщинистых, высохших стариков еще жило предание о ватаге Ивана Копны, укрывавшейся в чаще Кривого леса. Лето и осень ватага разбойничала в окрестностях, а после сгинула. Перед Крещением охотники нашли в лесу груду обглоданных костей, припорошенных алым пеплом. А вокруг ни кострищ, ни следов, белоснежная целина.
В конце пятидесятых годов прошлого века в Кривом лесу построили два пионерских лагеря – «Сосна» и «Березка».
Дети жаловались на кошмары и странные шумы ночью. Вожатые боялись выходить после заката из корпусов. Держалось все на чистом социалистическом энтузиазме – вплоть до того момента, когда из «Сосны» исчез отряд почти из двадцати ребятишек вместе с вожатым. Лес и окрестные деревни прочесали частым гребнем, но не нашли ни следов, ни крови, ни тел. Лагеря закрыли. Историю замяли, а Кривой лес стал еще одним перевалом Дятлова.
После изучения соответствующих материалов, Джинджер решила, что история с коттеджным поселком – брехня. Впрочем, причины не важны, главное – оплата.
Кроме того, в век скоростного интернета и телевидения волкодлакам приходилось осторожничать: не вырежешь деревеньку темной ночью, не украдешь младенца из колыбели. Возможностей, таких, как эта, приходилось ждать месяцами.
Кривоватые строения показались впереди.
Лес неумолимо пожирал творения человеческих рук. Корпуса, располагавшиеся прямоугольником, стояли облезлые и потемневшие, на некоторых провалились крыши, другие взял в осаду подлесок, окутал дикий виноград. Кое-где из зарослей выглядывали нарисованные на стенах герои мультфильмов и сказок: заяц с ушами, отвалившимися вместе со штукатуркой, Красная шапочка с черной дырой вместо рта.
На аллее, пролегавшей среди корпусов, застыл гусеничный экскаватор Hyundai. Казалось, что желтого гиганта здесь забыли, и он скоро зарастет, увязнув в грязи. Больше не было никаких признаков, что работы начаты. Ни куч мусора, ни разломанных фундаментов, ни стройматериалов, ни прожекторов. Тучи рассеялись и пионерский лагерь освещал багровый свет луны, нигде не горело ни огонька.
Джинджер притаилась среди деревьев, рядом с заасфальтированной площадкой, когда-то служившей для проведения линеек. От трибуны осталась груда гнилых досок, покосившийся флагшток окутала паутина. Перекрученные деревья окружали площадку плотным кольцом, почти скрывая покосившийся административный корпус. На заржавелой стойке справа от флагштока еще можно было различить обглоданную временем надпись: «Пионер! Учись сражаться за дело рабочего класса!» Слева стоял деревянный столб, стилизованный под древнего славянского идола. Пустые глазницы смотрели на Джинджер, будто позабытый бог знал о ее присутствии.
Послышались стоны и крики. От административного корпуса отделились две тени. Всклокоченный высокий парень тащил за волосы к площадке полноватую голую девушку со связанными за спиной руками.
Парень ударил девушку по лицу, подтащил к истукану и привязал руки к крюку, торчавшему из дерева под бородой идола, затем вытащил из-за пояса нож и провел лезвием по животу девчонки. Она завизжала, на коже остался глубокий порез. На асфальт закапала кровь, черная в неверном свете луны. Парень прошептал что-то девушке на ухо, а потом отрезал его и положил в рот. Прожевал и проглотил. Девчонка кричала, дергалась.
Джинджер едва подавила желание тут же броситься на ублюдка и впиться ему в глотку. Она глухо зарычала. Такие желания лучше подавлять. И парень, и девчонка просто еда. Мясо.
За спиной раздались тихие шаги. Знакомый запах. Данте.
Джинджер задрала голову и завыла. Пришла пора браться за работу.
В несколько ударов сердца Джинджер пронеслась через забетонированную площадку и впилась в горло парня, клыки царапнули по позвонкам. Девчонка визжала.
Вдруг к Джинджер метнулась тень, не успела она среагировать, как тело скрутила боль – ослепив, вывернула сознание наизнанку.
Она взвыла, не понимая, что происходит, замахнулась лапой. Когти разорвали пустоту, впились во что-то живое. Кто-то закричал. Боль стала обжигающей, будто Джинджер облили расплавленным свинцом. Рядом взвыл Данте.
Порыв ветра поднял в воздух смерч из сосновых игл, деревья закружились, затанцевали в лучах багрового света.
Он остановился у досок, когда-то бывших забором, а теперь гнивших на земле. Пионерский лагерь скрывала завеса тьмы. Ночное зрение – один из немногих плюсов превращения в волкодлака. Игорь осмотрелся.
Впереди затеплился огонек.
Игорь подкрался ближе к источнику света. Настырные нити паутины цеплялись за шерсть, лезли в глаза. В разрыве между деревьями показалась импровизированная кухня. Вместо стола – лист фанеры на четырех пеньках. Лавку заменяло вытертое непогодой бревно. Рядом яма для костра выложенная кирпичом. Над слабым огнем – котел, подвешенный на железный прут, удерживаемый двумя суками, вкопанными в землю. Под изогнутыми дугой соснами стоял вагончик строителей.
У стола возился худой мужчина в бушлате. Больше никого Игорь не видел и не чуял.
От закопченного котла валил густой пар. Варево пахло гнилыми водорослями, а выглядел, как чья-то рвота. Мужчина подошел к котлу, держа половник и жестяную миску, зачерпнул и налил. Пьяно пошатываясь, пошел в сторону детской площадки, где с покосившихся качелей и турникетов свисала мокрая пакля.
Игорь подавил приступ тошноты. Вонь, шедшая от варева, вышибала искры из глаз.
От построек пахло сырым деревом, грязной постелью и плесенью. Наконец он различил запах, который хотел найти: живого мяса и горячей крови.
Человек тихо заурчал, свернувшись ершистым клубком, ему не нравилось то, что скоро должно произойти. Зверь фыркнул в ответ.
Решив худого мужика оставить на десерт, Игорь вышел из подлеска.
Тусклый свет костра остался позади. Порыв ледяного ветра погладил против шерсти. Под лапами чавкала грязь. Игорь крался к корпусу, от которого пахло едой. Пасть наполнялась слюной. В животе заурчало. Запах живой плоти стал острее. От возбуждения Игорь провел когтями по стене, оставив в сыром дереве глубокие борозды. Мясо спало, не подозревая, что от желудка волкодлака его отделяют лишь покрытые мхом доски. Игорь обошел корпус, впереди чернело покосившееся крыльцо и разбухшая от сырости дверь. Он затаился среди зарослей шиповника, колючки выдирали из шкуры клочки шерсти.
Ему вдруг показалось странным, что строители спят в сыром корпусе, а не в теплом вагончике, но обдумать мысль он не успел.
С противоположной стороны лагеря раздался волчий вой. Началось.
Игорь бросился к двери. Гнилое дерево рассыпалось трухой. Одним прыжком он преодолел темную прихожую, мимоходом отметив облупившуюся картину на потрескавшейся стене (пионеры стояли на линейке, вскинув руку в салюте, похожем на приветствие римских легионеров и нацистов), оказался в спальне.
В комнате около десяти детей в одних майках и трусах спали на коробящихся досках пола. Светлые головы покоились на сложенных ладошках или локтях. Что-то было не так с их лицами и телами, но что именно, Игорь не мог понять. Но эта неправильность пробудила в нем дикий ужас, заставлявший скулить, поджав хвост.
Стоило ему сделать шаг, как гнилое дерево чавкнуло, и доска сломалась под весом его лапы, зажав между обломками, как в капкане.
Дети открыли глаза. Одновременно, как заводные куклы. Вскочили с пола и бросились на волкодлака.
Первого ребенка, мальчика лет пяти, Игорь отбросил мощным ударом, раскроив живот. Кровь брызнула фонтаном, внутренности разлетелись в стороны, упав на пол с глухими шлепками. В нос шибанула вонь испражнений и химикатов.
Девочка с пронзительными голубыми глазами прыгнула ему на спину, вцепившись в густую шерсть на загривке. Принялась рвать шкуру, стараясь добраться до мяса. Игорь взвыл. Одной лапой он старался скинуть девчонку, повисшую на спине. Второй отбивался от детей, стремившихся добраться до живота с мягкими, вкусными внутренностями. Его внутренностями.