Обедня святого Секария
Ноябрь 2018
Вика стояла рядом с разрытой могилой. Струйки песка сбегали по склонам, падая на маленький гроб, обитый красным атласом. Родственники подходили и бросали в яму комья земли. Женщины давились рыданиями, мужчины утирали скупые слезы. На Вику старались не смотреть, будто всем было неловко от того, что мать не проронила ни слезинки на похоронах сына. Она наклонилась, зачерпнула горсть холодной земли, но не бросила на гроб, а крепко зажала в кулаке.
Все было не по-настоящему. Ненастоящий диагноз, ненастоящее тело в гробу, ненастоящие похороны. Все отдавало фальшью: рыдания свекрови, скорбные лица родных, притворное сочувствие на лицах одноклассников Максима. Зачем они здесь? Зачем все это?
Осложнение после гриппа. Гангрена правого легкого. Надо в Москву.
В ударах земли о крышку гроба ей слышался приговор врача, лечившего сына.
В Москву… вот только до Москвы Максим не дожил.
Родственники начали расходиться.
Алексей подошел к ней, дотронулся до плеча, кивнул головой в сторону тропинки между оградами, давая понять, что пора уходить, ехать на поминки, есть щи и горох. Максим не любил ни того, ни другого, Вика пыталась сказать об этом, когда делали заказ в столовой, но свекровь ее как и не слышала, выбирала между котлетой и гуляшом, а муж посмотрел на нее с мольбой и отчаянием. Она промолчала.
Вика послушно пошла следом за мужем. Все еще сжимая в кулаке горсть земли. Родные ушли далеко вперед, свекровь снова залилась рыданиями, Алексей обнял мать, помогая идти. Вика отстала, остановилась у высокого черного обелиска с мраморным венком у подножия и вырезанной в камне надписью: «Бортко СВ. 1876–1915 и дочь его младенец Александра».
Возможно, через несколько лет кто-то так же будет стоять у могилы Максима, рассматривая выцветшую фотографию. Вика не могла себя заставить идти к машинам и автобусам, ждущим у ворот кладбища. Она хотела вернуться и лечь рядом со свеженасыпанным холмиком. Лежать и ни о чем не думать, не вспоминать о том, что Максим боялся темноты и ему в гробу очень страшно. Вика уже решилась вернуться к могиле, когда спину будто солнечным лучом обогрело. Она обернулась. Сзади стояла женщина лет шестидесяти, невысокая, чуть сгорбленная, с впалыми бледными щеками.
– Он с Богом сейчас, там свет.
Женщина подошла к ней и протянула раскрытую ладонь.
– Зови меня матушка Феврония. Отпусти его, ты другим нужна, мир скоро во тьму погрузится.
Вика разжала пальцы. Комок земли упал к ее ногам. Она вложила руку в сухую и теплую ладонь матушки Февронии.
Август 2019
Гера потянулась, одеяло сползло, обнажив грудь и живот, затянутый пищевой пленкой. Под пленкой и слоем «Бепантена» угадывались очертания татуировки. Узорчатые узы ловца сновидений удерживали ночные кошмары. Из переплетения лиловых веревок упырь протягивал тощую лапу, поросшую зелеными волосами. Черно-белый клоун скалил желтые клыки. Полуразложившийся мертвец, с лицом ее отца, кричал от ярости. Гера говорила, что так она борется с монстрами из снов.
Кир хотел ее приласкать, но она остановила его порыв взглядом, протянула руку и закрыла ему глаза, как покойнику. Он почувствовал на своих губах ее губы.
После секса Гера вскочила с кровати. Взяла нож, лежавший на тумбочке, и разрезала пленку. К пойманным чудовищам присоединились черные угловатые существа, царапавшие кожу в попытке разорвать путы.
На тумбочке «булькнул» телефон. Гера посмотрела сообщение, сказала:
– Одевайся, Чипы с Дейлами убрались, пора на охоту.
Гера сильно изменилась за последние недели. Кир ее почти не видел, все время она проводила с Пастырем и женщиной, сбежавшей из Георгиевского монастыря. Гера ему ни о чем не рассказывала, но он знал: что-то готовится, чувствовал напряжение между волками, сам ходил на взводе, как хищник, почуявший свежую кровь. Все ждали, когда Пастырь скажет: «Фас!»
Пастырь воспитывал в них безжалостность. Волки выбирали жертв из тех, кого не стали бы искать, тех, до кого никому не было дело. Они редко использовали огнестрельное оружие. Кровь должна была пачкать руки, пропитывать одежду, засыхать на коже. Смотреть в глаза жертве, не испытывая угрызений совести, не боясь наказания, – в этом был смысл.
Убивать оказалось проще, чем думал Кир. В стае все было проще. Тяжело было в первый раз, когда волки напали на дом, где жили двое стариков. Кир и Гера только присоединились к стае. Это было их крещение. Девушка привлекла внимание Пастыря на анархистском сборище. Кир старался скрывать от самого себя, но он уже тогда начал ее бояться, и не только из-за игр с ножами в постели. Он не был невинным младенцем, не думая пускал в ход кулаки, но одно дело – избить чурку на базаре, и совсем другое – убить. Кир до последнего не верил, что сможет отнять жизнь, но отнял, зарезал старика, пока Гера играла в «Пилу» с его женой.
Трупы расчленяли и скармливали свиньям. Подконтрольные волкам фермы были в каждом регионе.
«Кормежка наших легионов» – шутил Гром, бородатый здоровяк, напоминавший древнего скандинавского бога, бросая очередную порцию мяса в кормушку.
Волки гастролировали по стране, устраивая погромы на кладбищах и поджигая храмы. Они выглядели, как сатанисты в представлении американского обывателя восьмидесятых. Мужчины и женщины, все не старше тридцати. Майки с черепами и перевернутыми пентаграммами, символикой групп, играющих металл. Цепи на ремнях. Татуировки. Байки.
Однажды двоих волков сцапали полицейские, когда те решили справить нужду у алтаря в уже облитой бензином церкви. Не прошло и суток, как их отпустили. Пастырь тогда собрал стаю и произнес речь о силах, которые их охраняют, и каждому было понятно: не только дьяволу выгодно держать людей в страхе.
Несколько месяцев назад у них появилась конкретная цель.
Матушка Феврония начала искать последователей два года назад. В разных городах Кир видел расклеенные на столбах желтоватые листки, с которых сурово взирала старуха в закрывавшем лоб платке. В листовках говорилось о скором приходе Зверя, конце света и чертях, убивающих невинных, чтобы посеять зло и страх. Говорилось о них, о волках. Только Матушка знала путь к спасению, в самом низу был адрес сайта: spasisohrani.ru. Несколько месяцев назад ее последователи ушли в пещеры Георгиевского монастыря в П-ской области, молиться и ждать скорого конца света, о чем оповещало объявление на сайте.
«Георгиевские пещеры превосходят знаменитые пещеры Киево-Печерской Лавры и Псково-Печерского монастыря. Пещеры заложены в серых глауконитовых, мелко- и тонкозернистых песчаниках. Точная дата основания монастыря неизвестна, но предположительно первые монахи поселились в пещерах Н. ской горы в пятнадцатом веке. Монастырь закрыли в тридцатые годы двадцатого века», – в новостях так часто повторяли эти факты, что Кир выучил их наизусть. Поначалу у монастыря круглосуточно дежурили полицейские, спасатели, врачи. Журналисты рыскали по окрестностям, пытаясь выяснить, что заставило людей бросить дом, работу, забрать детей и спуститься в монастырь, о котором по области издавна шла дурная слава.
Учебник краеведения рассказывал о восьмистах метрах разведанных пещер, забывая о километрах неразведанных. О ходах, спрятанных за костницами, и туннелях, открывавшихся в стенах по собственной воле.
В семидесятые в монастырь начали водить на экскурсии школьников и студентов. Тогда же пещерами заинтересовались спелеологи, но в тайны Георгиевского монастыря мешали проникнуть многочисленные завалы. Людей, не веривших ни в Бога, ни в дьявола, не останавливали легенды о тьме, обитавшей в монастыре. О древней иконе, всегда закрытой черным платом, которой молились монахи.
Монастырь закрыли после того, как один из уровней обрушился, похоронив под завалом два седьмых класса.
С тех пор экскурсии туда водить перестали, поставили у входа часовню в память о погибших детях, перекрыли вход решеткой и забыли о нем, пока туда не пришли последователи Февронии. Пятьдесят семь человек.
Вот уже три месяца, как волки сидели тихо. Ни убийств, ни поджогов. Они рыскали вокруг пещер, выжидая, когда любопытство журналистов и забота властей сойдет на нет. Пастырь говорил, что удар, который они нанесут там, будет ударом в самое основание христианской веры.
Вика вошла в пещеру. Фонарь давал слишком мало света, чтобы осветить большую каверну с высокими неровными сводами, в стенах чернели входы в вырубленные в породе кельи. Некоторые входы были замурованы кирпичами. С правой стороны располагался узкий туннель, убегавший вниз к шестому уровню. Из туннеля слышался грохот разбиваемых камней, глухой и далекий. Вика подошла к келье первой от входа, замурованной новой кладкой. Села, прислонившись к кирпичам спиной, стараясь не смотреть на плотные живые тени, подступившие к ней со всех сторон. Она выключила фонарик. Так лучше.
– Привет, Маша, – Вика закрыла глаза, боясь, что даже в абсолютной темноте сможет увидеть их.
Нужные слова никак не приходили, она шла к подруге поделиться сомнениями, но теперь все мысли исчезли, растворились в черноте, пахнущей разложением. Вика натянула на нос ворот водолазки, чтобы не дать частичкам мертвой плоти проникнуть в нос, занести гниль в легкие, вызвав гангрену.
– Может быть, Матушка ошиблась? И никакого конца света не будет? – наконец сказала она.
Испугавшись, что ее могут подслушать, добавила:
– Нет, конечно, Матушка святая, но ведь и народ израильский столько раз отступал от Бога и возвращался к Ваалу… Если уж целый народ ошибался, простительно оступиться и одной старухе. Я просто не думаю, что мы здесь делаем божье дело, я была там… внизу.
Вика поежилась, плотнее закутавшись в шерстяную рыжую кофту, представив, что шестой ярус располагался прямо под ней. Келий там не было, только крипты, соединенные сетью низких узких туннелей. Вика спускалась туда только раз. Но этого хватило, чтобы внутри поселилось сомнение.