– Ты герой, малыш. – пробормотала мама. – Но ничего не знаешь об этом мире и о том, что происходит. Я показала тебе только один альбом. А их знаешь сколько накопилось? Десятки. У меня в голове. Фотография за фотографией. История за историей. Мир так сильно изменился, что если к тебе вернётся память, ты ничего не поймёшь и не примешь. Тебе не хватит силы в это пов…
Она не договорила, потому что боковое стекло позади мамы вдруг лопнуло сотнями сверкающих осколков, а салон машины дёрнулся и наполнился оглушающим грохотом. Мама вздрогнула, выпучила глаза и упала лицом на Бельчонка. Игнат увидел, что затылок у мамы весь в крови, волосы спутались, а между ними образовалась глубокая неровная вмятина. Осколки осыпали ему колени, в салон ворвался жаркий летний ветер.
В этот же момент оглушительно взвыла сирена и голос, усиленный динамиками, монотонно заговорил:
– Внимание! Лучше сдавайтесь! Жертв не будет, если вы сдадитесь! Внимание!..
Что-то громыхнуло снова, гулкий металлический звон на секунду оглушил. Щеку Игната обожгло, а левое ухо наполнилось звенящей острой болью.
Мир вдруг убыстрился. Папа куда-то пропал, автомобиль качнуло, дверца со стороны Игната распахнулась – и он вывалился в пыль, крича от боли, зажимая ладонью болящее ухо.
Его схватили за шиворот – папа! Потащили куда-то вбок и в сторону. Мимо промчался Бельчонок, испуганно повизгивая.
Громыхнуло. Земля вокруг вспучилась. За спиной выругался папа.
Из-за сараев выскакивали силуэты в камуфляжной форме. Кто из них мужчины, кто женщины – не разобрать. С оружием. Стреляли. В Игната и папу.
Звуки выстрелов оглушили снова. Игнат взвизгнул, как щенок, засучил ногами, а папа уже втащил за поленницу, схватил крепко за плечи, встряхнул:
– Живо в лес, пацан! – закричал он срывающимся голосом. – Беги и не оглядывайся. Беги сколько сможешь. Подальше отсюда, понял?
Пули стучали по дереву, будто кто-то вбивал гвозди в поленницу с той стороны. Игнат заметил, как трясутся у папы руки.
– Как я побегу… – пробормотал он. – Как я…
– Не оглядывайся! – папа развернул его и влепил подзатыльник, придавая ускорение.
Игнат побежал. По земляной тропинке, мимо сарая, колонки, зацепился ногой за скрученный шланг, едва не упал. Сзади стреляли, кричали.
– Налево обходи!
– Прикрой! Прикрой!
– Не дай высунуться!
– За мальчишкой дуйте! Не дайте уйти!
Сирена оглушала. Металлический голос давил на сознание.
– Внимание! Не сопротивляйтесь! Это для вашего же блага!
В горле обжигающе клокотало. Игнат бросился к теплицам, обернулся – увидел двух человек во дворе у дома, прячущихся за автомобилем. Еще один стоял на крыльце и, опершись локтями о перила, обстреливал кладку, за которой скрючился отец.
Потом Игнат нырнул за теплицы и уже ничего не видел, кроме трепещущей жаркой плёнки, которая была натянута на рейки.
Лес начинался метрах в пятидесяти, почти сразу за забором, это если бежать напрямую, каким-то образом перебраться через колючку и ров, вырытый папой. А если обогнуть по тайной тропке, то выходит метров сто, не меньше.
Глупая затея. Его подстрелят на открытой местности, как утку.
Но что тогда делать?
Выстрелы на мгновение стихли, и Игнат, застывший скрюченный за теплицей, расслышал, как кто-то приближается слева. Тяжелые сапоги топтали сухую землю.
Он юркнул вправо, под плёнку, прополз внутрь и зарылся в густые огуречные заросли. Огурцами в этом году папа гордился. Лето выдалось жаркое, но с дождями, а еще дядя Женя привёз удобрения. Огурцы разрослись, жадно обхватывая приготовленные для них столбики и натянутую между ними горизонтальное проволоку. Мама каждый день готовила овощной салат, а огурцов меньше не становилось…
Игнат замер, уткнувшись затылком в землю. С утра здесь поливали, запах влажной земли стоял густой, насыщенный, а одежда на спине почти сразу промокла.
За плёнкой появился пригнувшийся силуэт. Человек прошел вдоль теплицы, шевельнул рукой огуречные листья на входе. Сквозь листья Игнат увидел мужское небритое лицо, тёмные провалы глаз, капли пота, собравшиеся на морщинистом лбу. Мужчина осмотрел заросли, водя дулом автомата справа-налево, потом направился к следующей теплице.
Кто-то выстрелил несколько раз. Наверняка около дома. Закричали:
– А, чёрт! Чёрт! А-а-а-а!
Крик резко оборвался, а следом раздались выстрелы очередями.
– Все сюда! Он в доме! Этот пидор в доме! У него топор!
Игнат, услышав злобные вопли, улыбнулся. Папа просто так не сдастся, это хорошо.
Надо бы ему помочь. Но как?
Дружище.
Это слово первым всплыло в голове, и вокруг него мгновенно сформировалась спасительная идея.
Один раз сработало, так почему бы не сработать во второй?
– Внимание! Лучше не сопротивляйтесь! Не будет жертв!..
Он выполз из теплицы с обратной стороны, осторожно огляделся. Поблизости никого не было. Около дома грохотали выстрелы. Автомобиль одиноко стоял перед крыльцом, покосившийся, с выбитыми задними стеклами. Подстреленный зверь.
Мама наверняка мертва. Игнат отогнал эту мысль, не хотел возвращаться к ней сейчас. Сосредоточился на сарае, в котором сидела Дружище. Пополз мимо упругих кочанов капусты, через утоптанную тропинку – за поленницей, где недавно укрылся с папой – поднялся и бросился наискосок к сараю.
Выстрелы не утихали. Что-то больно впилось в правую ногу под коленкой, и боль эта скакнула выше, расплескалась по всему телу и вырвалась криком из пересохшего рта. Игнат запнулся, упал.
– Я его вижу!
– Пацан здесь!
– Завалите папашу уже наконец, а мы возьмем пацана, не убежит!
С крыльца дома торопливо спускались двое в камуфляже и с оружием. Минута – и они будут рядом. Тогда всё, тогда конец.
Сам виноват, идиот.
Игнат поднялся и поскакал на одной ноге к сараю. Казалось, от каждого прыжка расплескивается внутри головы яркий коктейль из боли, отчаяния и страха.
(Быстрее!)
(Не догонят!)
(Только бы не…)
Толкнул плечом дверь, ввалился в прохладный полумрак. Дружище стояла на коленях в дальнем углу, крепко примотанная веревками к вертикальному столбу, с заклеенным ртом, тараща глаза.
Он слышал гулкий топот. Упал в прыжке, подполз. Дружище мычала, смотря ему за спину. А за спиной в сарай входили люди. Затараторил, едва сдерживаясь:
– Помоги. Пожалуйста. Пожалуйста, еще раз. Я всё сделаю, милая моя, добрая, любимая дружище. Всё сделаю, что скажешь! Развяжу сразу же! Освобожу! Отпущу!
– Ну-ка не двигаться, нахер!
– Руки покажи, пацан! Покажи руки!
Он не обернулся, конечно же, а рванулся вперед и грубо содрал скотч со рта Дружище. У неё тоже были окровавленные губы. Как хорошо, мило и радостно.
Игнат уткнулся лицом в землю, обхватив голову руками, крича от боли в ноге и в ухе.
– Что за… – заорали из-за спины. – Зараженный в активной фазе! Блядь! Бежим! Почему никто не…
Было уже поздно. Сарай стремительно наполнился дурными словами, клокотавшими в горле Дружище.
Игнат слышал их, чувствовал мощь, ломающую невидимые преграды в мозгах людей.
Закодированная информация, проникающая через уши, разрушала иммунную систему защиты сознания, перекодировала под себя, подчиняя и вытаскивая то, что было нужно личинке пришельца.
– Г…господи… – слабый мужской голос дрожал. – Да освятится имя твоё… Я не могу… Г…господи…
Ему вторили:
– Сопротивляйся, Олежа, ты умеешь… Я… Где… Надо…
Дурные слова ломали их волю.
– Ваня, Ваня, давай я выстрелю тебе в голову, Ваня.
– Девочка, хочешь мы возьмем тебя с собой в лагерь?
– Ваня, Ваня, Ваня. Милый мой Ваня.
Громыхнул выстрел и что-то тяжело упало на землю. Голос мужчины перешел на частое и беспрерывное бормотание:
– Ваняваняваняваняваня…
Но и он сорвался в тихие всхлипы, а потом и вовсе затих.
Игнат осторожно поднял голову и посмотрел на Дружище. Глаза метались под прикрытыми веками, а рот был открыт так сильно, что вздулись вены на шее. Пришелец ел.
Сзади у входа в сарай лежало два трупа. Кажется, тому, кто выстрелил себе в голову, повезло больше.
Издалека с улицы доносились крики:
– Олежа, пацан где? Поймали пацана?
Надо было торопиться.
Около минуты он возился с веревками, ломая ногти. Когда развязал последний узел, Дружище открыла глаза и посмотрела на Игната сытым взглядом.
– Он хочет еще пожрать. Пойдём?
Окровавленные трупы больше не пугали. После всего, что случилось позавчерашней ночью… Игнат перепрыгнул через безголовое тело, тяжело опираясь на здоровую ногу, выглянул из сарая.
– Не надо бояться. Я справлюсь. – Дружище вышла на улицу, щурясь от яркого солнца.
Кожа её – вернее те участки, которые не были покрыты высохшей коркой крови – оказались неестественно белыми. Сквозь драное платьишко проглядывали овалы грудей и треугольник трусиков. Игнат поспешно отвёл взгляд.
Она зашагала по тропинке в сторону дома, по дороге разминаясь, как перед физической тренировкой: качнулась вправо, влево, вытягивая руки, старательно покрутила головой.
На крыльце появился мужчина с автоматом наперевес. Со стороны гаража бежали двое.
– Что, блядь? Что это такое?
– Она паразит! Заражённая!
Раздались первые выстрелы, но в этот момент Дружище остановилась, открыла рот и начала говорить.
Она атаковала стремительно. Игнат даже не подозревал, что паразиты на такое способны.
Бегущие люди упали лицом в пыль, роняя автоматы. Ни дать, ни взять – внезапно сломавшиеся игрушечные солдатики. Они корчились, били головами по земле, кричали от боли.
Мужчина на крыльце опустился на колени, воздел руки к небу, потрясая оружием. Закричал во всё горло строчку из второй молитвы:
– К тебе взываю, тишина, свет, нирвана…
Голос его сломался тоже, автомат выпал. Мужчина завалился вперед и проехался лицом по ступенькам, продолжая кричать обрывки неработающей молитвы. Голос его перешёл в хрип и кашель.