– Всё на месте! – похвасталась она. – Видишь, я тоже кое-что умею, не одному тебе прошлое ворошить!
– Куда это труба ведет?
– Пойдем, проверим.
Он тоже забрался внутрь. На дне трубы плескалась вода, но ноги и так уже были давно мокрыми. В нос ударил запах тухлятины, Игнат обнаружил сразу два разлагающихся трупика птиц, а в стороны от них разбежались крысы. Не то, чтобы Игнат боялся крыс – в доме их водилось достаточно, папа травил, отлавливал, сжигал постоянно – но сейчас непроизвольно отступил, чтоб не задеть ненароком. Дружище рассмеялась. Её смех звонко разлетелся по трубе и исчез где-то в темноте.
– Вряд ли мы умрем, если нас покусают крысы.
– Не хочу экспериментировать, – буркнул Игнат.
Он достал из рюкзака фонарик, включил и направил луч вглубь трубы. Покатые стены облепил мох, стайки крыс дружно перемещались по воде, избегая свет. Шорох и шлепанье их лапок наполнили пространство.
– Идём.
Темнота становилась плотнее с каждый шагом. Слабый фонарик не справлялся, с ним было даже хуже – глаза видели тонкую полоску света и больше ничего. Вокруг, в этой надоедливой и чужой темноте, шуршали мыши, а может быть кто-то ещё, невидимый. Под ногами то и дело похрустывало стекло. Стены были влажными и тёплыми.
Дружище шла впереди, её почти не было видно, только слышно. Глупо было спрашивать у неё, как долго ещё идти, поэтому Игнат, чтобы отвлечься, погрузился в собственные мысли.
Он попытался вспомнить, рассказывала ли мама что-нибудь про жизнь после апокалипсиса. Про Питер или другие города. Кажется, нет. Все её рассказы сводились непосредственно к описанию самого процесса: как начался конец света, что происходило в первые дни и недели, что случилось в больших городах. Потом масштаб сужался до истории об их чудесном спасении и замыкался на доме в заброшенной деревне. Капуста, теплицы, редкие выезды в активную фазу, вот и всё. Как будто маме этого было достаточно. В какой-то миг она спряталась в кокон, ограниченный жизнью в изоляции, и больше из него не высовывалась.
Вот папе было о чём рассказать, но он помалкивал. От папы Игнат слышал разве что анекдоты, да воспоминания о жизни до конца света. Очень редко он садился рядом с мамой, когда она показывала альбом с вырезками, и вставлял в её истории правки и комментарии. Но о том, что произошло после апокалипсиса, куда двинулся мир, – ни слова.
Источником информации всегда являлся дядя Женя. Приезжая, он заводил разговоры о жизни в Питере, травил байки и разные истории. Хотя, с оговорками. Рассказывал так залихватски, что казалось, будто не правду говорит, а сочиняет на ходу под действием алкоголя. Всё у него выходило гипертрофировано и метафорично, даже не верилось. А половину историй Игнат вовсе не понимал: про президента, спасение Администрации, закрытый периметр, очищение мыслей и так далее.
Только сейчас понял, что это и было самое интересное. И как это не додумывался расспросить дядю Женю подробнее? Одно слово, ребенок…
Задумавшись, он не сразу понял, что слышит какие-то новые звуки. Они словно запрыгнули в трубу и стремительно наполняли её: гул, грохот, дребезжание. Нарастали, нарастали, нарастали и вдруг заполнились всё вокруг. Чернота забилась в судорогах. Звуки отражались от бетонных стен, тонули в слое мха, прыгали по воде. А потом среди этих звуков сформировался и задавил всё остальное громкий мужской голос.
– Пятнадцать часов, друзья!
Игнат выронил фонарик, закрывая уши ладонями. Упал на пол в воду. Стены вибрировали, и эта вибрация проникла в тело Игната, заставив дрожать в судорогах.
– Это Господин Президент, и мы с вами триедины! Я, вы и наши с вами чистые мысли! Так повторим же молитвы, во здравие и очищение! Чтобы ни у кого из вас не было страха перед врагом человеческим. Чтобы каждый из вас мог встать, расправив плечи, и смело посмотреть в глаза проклятому завоевателю! Итак, преклоним же колено, друзья!
Голос был всюду в темноте. Кажется, он даже пробрался в сознание и зацепился крючьями за мысли, которые Игнат не хотел вытаскивать.
– Молитва первая, классическая! Отче наш, сущий на небесах, да освятится имя твоё…
Против своей воли Игнат тоже начал повторять молитву вместе с Президентом, оком нашим светлым, как говаривал отец. Тем, кто добился стабильности, всеобщей чистоты мыслей, сегрегации, кто объединил выживших в Питере, Москве, Пскове, Новгороде, кто выжил и помог выжить другим!
Где-то рядом тараторила молитву и Дружище. Он слышал её бойкий, звонкий голосок, выплевывающий слова: «…на земле, как на небе…»
Почти без паузы перешли ко второй молитве, очищающей мысли от дурного.
– Именно эти мысли делают вас безвольными, помните! Позволяют стать лёгкой добычей для паразитов! Не будем давать им шансов, друзья! Уничтожим с корнем! Вырвем старые и задавим новые! Против похоти и извращенства! Против насилия и тщеславия! Против всех грехов человеческих, начнём же друзья!
Игнату стало плохо от всепоглощающей вибрации чужого голоса. Он согнулся, вытошнил остатки еды под ноги, но продолжал говорить даже когда едкая слюна капала из рта. Не мог остановить поток слов. Мысли метались и умирали. Дурные, хорошие, разные. Молитва уничтожала всё подряд, вычищала. Как тогда, на поле среди рогоза. Но папа не был Президентом, папа не мог проникнуть в голову, а Голос мог.
Третью, финальную, молитву он уже не помнил. Наверняка прочёл и её тоже, но сознание утонуло в дрожи и темноте.
А когда пришёл в себя, было тихо. В лицо светил фонарик, вокруг журчала вода, затылок упёрся в неровность.
– Пора идти, – глухо, с трудом произнесла Дружище.
– Что это было? – Игнат обнаружил, что сидит, прислонившись к стене. Скрючился так, что свело руки и ноги. Распрямился, постанывая от боли, охватившей всё тело.
– Слышал же. Пятнадцатичасовая триединая молитва для очищения мыслей от дурноты. Чтоб пришельцы вроде нас не могли привлечь нормальных людей, вроде их, и сожрать. Папка твой придумал. Кодированный ответ пришельцам. Паразиты, значит, убивают людей словами, а люди их в ответ. Заодно и мысли чистят, типа в баньку сходили…
– Как-то не слишком им помогли молитвы у меня дома.
– Может, то были неправильные люди. Мародёры, греховные мысли. А тут Питер, интеллигенция.
Дружище усмехнулась, провела бледным лучом фонаря по стенам, описывая круг. Выхватила из темноты обрывки мха, какие-то рисунки на покатом боку трубы, клочки прилипшей бумаги.
Игнат поднялся.
– Я готов. Надеюсь, недолго осталось идти.
– Тошнит уже от замкнутого пространства. Держи.
Он взял из рук Дружщие фонарик, а она, развернувшись, зашагала по тоннелю, как ни в чём не бывало.
В голове Игната было пусто и тихо.
Вот только в горле зародилась крохотная колючая боль. Будто разбуженный Голосом пришелец выпустил коготки.
Выход из трубы он увидел спустя час. Ускорил шаг – Дружище тоже почти побежала – вынырнул следом из круглого отверстия в густую траву по колено. Сощурился от яркого света, смахнул выступившие слёзы. И только тогда огляделся.
Разноцветные небоскребы были совсем близко и оказались такими громадными, чтобы верхние этажи с трудом можно было разглядеть. Сотни оконных стекол сверкали на солнце.
Игнат с Дружище оказались в овраге, заросшем травой. Слева тянулся сетчатый забор с колючей проволокой, а справа стояли рядком старые ржавые автомобили. Судя по всему, они занимали обочину, а дальше тянулась дорога в сторону небоскрёбов.
Оставалось удивляться, как легко можно было обойти охрану и пункты досмотра. Наверняка не только Дружище знала об этой тайном лазе.
– Куда теперь? – спросил Игнат, осторожно выбираясь из оврага к автомобилям.
Лес закончился, редкие сосны тянулись к солнцу, а под ногами ковром выстилались кусты черники. Ягод, правда, не было, поздно. Папа собирал чернику в конце июля, а мама закручивала варенье на зиму. Вкусное было…
– К многоэтажкам. – Дружище вытянулась в струнку и внимательно смотрела вдаль. Будто вспоминала что-то. – Через дорогу, потом выйдем к складу, и дальше – в микрорайон. Ты готов?
– К чему?
– К городу. Людное место, жизнь обычных людей. Справишься?
– Я-то да. А вот ты как? Твои эти, флюиды, будут привлекать людей.
– Прорвёмся. Нам главное до квартиры добраться. Потом можно выспаться, отдохнуть, прийти в себя.
– А дальше что?
Дружище пожала плечами:
– Пожрать придётся.
Она нашла зазор между автомобилями, вышла на трассу. Игнат вышел тоже, и впервые увидел не лес, а городскую инфраструктуру: несколько дорожных съездов упирались в автозаправку с красной черепичной крышей, в пару магазинчиков и вытянутое кирпичное строение, на котором был вывешен тряпичный баннер: «Складские помещения. Аренда». За ними начинались дома. Ещё не небоскребы, но уже высотки – Игнат насчитал по девять и четырнадцать этажей.
Дружище проверила ворот его рубашки, зашагала по дороги вниз.
Из-за поворота показалась автозаправка с красной крышей. Солнечные блики играли в больших красивых окнах большого красивого здания. Зародился звук мотора, из-за огороженной забором развилки выскочил автомобиль и, не сбавляя скорости, пронёсся мимо. За рулем сидела женщина в тёмных очках, лишь на мгновение повернувшая голову в их сторону.
На Игната вдруг накатил страх. Он вспомнил женщину у пятиэтажного дома, протягивающую ему липкую конфету. Её безумный взгляд, вкрадчивые, сбивчивые речи. А вдруг сейчас люди вокруг начнут вести себя так же?..
В горле царапнуло. Он потёр стиснутый воротник, пытаясь сделать удобнее.
– Если я не удержусь? – спросил он. – вдруг мой пришелец тоже захочет есть?
– Тогда поешь. Этим мы ничем не отличаемся от людей, любим набивать животы в любое время суток.
Дружище ускорила шаг, свернула направо, к насыпной тропинке, плавно уходящей вниз.
Навстречу шли люди: несколько мужчин, толкающих перед собой тележки, две женщины и ребенок лет семи-восьми.