Сигаретный запах кружил голову. Горло не болело, но покалывало неприятно изнутри.
– Знаешь, в книгах есть такая штука, называется – неожиданный поворот, – сказал Матвей, опускаясь обратно на табурет. – Как в твоем «Волшебнике Изумрудного города». Элли притопала к Гудвину и узнала, что он не великий волшебник, а всего лишь фокусник из её мира. Ты ещё не дочитал? Звиняй за спойлер. Так вот, у тебя сейчас такой поворот. Вряд ли ты главный герой, пацан, но раз уж оказался с нами, теперь всё узнаешь.
– Откуда вы знаете, что я читаю? Кто вы?
– Блин, пацан, это долгая история. А нам нужно выдвигаться. Правительственные силы приедут в район часа через два-три. Ещё час будут зачищать тут всё напалмом и добрым словом. К этому времени было бы хорошо свалить к Финскому заливу, Репино или ещё дальше.
Дружище хмыкнула, затушила сигарету о поверхность стола. Возле неё лежал рюкзак Игната, раскрытый. И ещё мамин альбом.
– Я кратко, Матвей Борисыч. Нельзя же оставлять мальца непросвещенным, а то совсем головой повернется. – Она ткнула пальцем в альбом. – Ты же знаешь, что случилось с планетой, да? На неё напали пришельцы, распылили личинки, которые проникли в людей и стали там прорастать, как форменные паразиты и всё такое. Они подчиняли тело и разум, запускали кодированные слова, приманивающие людей, и пожирали их, чтобы вырасти и пройти метаморфозу.
Игнат кивнул.
– Как думаешь, сколько времени прошло с момента нападения пришельцев?
– Тут и думать не надо. Мне было три года. Сейчас десять. То есть, семь лет назад.
– А вот и враки. Прошло девятнадцать лет, Игнат. И тогда тебе уже было десять. А мне шестнадцать. А твоим родителям около тридцати.
– Мне сорок один, – сказал Матвей, мусоля сигарету в уголке губ. – Тогда, в две тысячи двадцать шестом. Сейчас на дворе тридцать девятый, а мне всё ещё сорок один.
Они вдвоем замолчали и уставились на Игната, словно ожидая его реакции. А он пока не знал, как реагировать.
– То есть мне сейчас двадцать девять? – спросил первое, что пришло в голову.
– Ага. Технически. Но на практике все еще девять. Потому что зараженные люди не стареют. Как вампиры, прикинь? – Дружище легко спрыгнула со стула, расправила окровавленное, влажное на конце и вокруг ворота, платье.
– Мои родители тоже?..
– Нет, они как раз были живее всех живых, – сказал Матвей. Взгляд у него был тяжелый, уставший. – Просто ты никогда не замечал, что они стареют. Потому что терял память верно? А недавно стал всё постепенно вспоминать. Если бы ты провёл с родителями еще год-другой и не раскрыл себя, то понял бы, что с миром случилось кое-что похуже нападения пришельцев.
– Это вторая стадия развития личинки пришельца: возвращение памяти, – вставила Дружище. – Ты как раз на ней сейчас. Удивительно, правда?
– А есть ещё третья. Ключевая. – Матвей оттянул ворот кителя, показал горло. Оно было чистое, без намёка на сидящего внутри пришельца. – Личинка пришельца срастается с телом носителя. Сначала был паразит, потом стал симбионт и избавился от внешних признаков.
– Ага. – Сказал Игнат, который ничего не понял.
– Во мне нет пришельца, – сказал Матвей. – Я и есть пришелец теперь. Мы с ним единое целое. Он дополняет меня, а я его. Нас нельзя разделить.
В наушниках, висящих на шее Дружище, зашипело. Она торопливо натянула их, прислушалась, нахмурилась.
– Нам пора идти, – сказала, снова закуривая. – Путь расчищен, федеральные войска светлейшего нашего Президента, чтоб его, появятся через полтора часа. Наблюдение ведется, но лучше не рисковать.
Матвей и Дружище собрались быстро: у каждого за плечами оказался вещмешок, куда полетели сигаретные пачки, папки с документами, несколько ножей, заляпанные кровью кошельки, дамские сумочки. Скорее всего, всё это они собрали с трупов заранее. Игнат старался об этом не думать, когда ему протянули его рюкзак. Натянул лямки на плечи. Дружище взяла его за руку и вывела в коридор. Крови вокруг было много, на стенах и на полу. Как и искалеченных трупов. Мерзкий запах мгновенного влез в ноздри. Входная дверь болталась на одной петле.
Вышли на лестничный пролёт. Игнат поскользнулся на крови, наступил на чью-то руку. Он не смотрел по сторонам, вообще хотел, чтобы зрение пропало и вернулось только тогда, когда не будет всего этого пугающего и мерзкого, но всё равно замечал детали: прислонившаяся к лифту детская коляска, густо усеянная снаружи каплями крови; что-то влажное, податливое под ногами, повсюду; комок волос, прилипший к лестничным перилам; глаза, разные, везде, таращатся.
Матвей повёл их вниз по лестнице. Армейские сапоги тяжело стучали по ступенькам.
– Если ты ещё готов впитывать информацию, слушай дальше, – сказал он.
– Готов. Удивите меня.
Матвей ухмыльнулся, продолжил:
– В общем, вторая стадия не так страшна, как может показаться. Человек ко всему привыкает. Да, есть побочки, их несколько. Например, нам всё так же нужно питаться человеческими мыслями. И ещё паразит затормаживает различные процессы в организме. У нас меньше эмоций. Почти нет радости или грусти, мы не влюбляемся, не переживаем. Нас почти невозможно обидеть. Мы податливые и управляемые.
– Как беременные женщины, – невольно добавил Игнат. – Да?
– Верно. Ты уже наверняка слышал начало этой истории. А концовка такая, что сразу после родов выработка гормонов прекращается, и к женщине возвращаются все эмоции сразу, как были. Вроде бы со стороны выглядит нормально, но женщина за девять месяцев отвыкает от эмоций и ей кажется, что они посыпались, как камни на голову. Сразу и много. Вот и у симбионтов так же. Представь, я почти двадцать лет был глух к тоске, злости и грусти, а потом вдруг разом всё вспомнил и прочувствовал.
– Поэтому и курим, – вставила Дружище.
Они спустились на первый этаж. Матвей отворил тяжелую металлическую дверь, и Игнат невольно сощурился от яркого солнца. Он и забыл, что на улице день.
Жаркий ветер швырнул в лицо ставший уже привычным запах смерти. Вокруг лежали трупы. Везде: на тропинке перед подъездом, на скамейках и возле урны, на асфальте, газоне, на кустах и вокруг автомобилей. Они свисали из окон и через заборы. Крови было так много, что она собиралась в ручьи и неторопливо ползла к ливнёвкам и канализационным отверстиям. В воздухе слабо дрожал алый туман, будто сказочное марево.
Так что да, у этого дня был запах смерти.
– Что тут произошло?
– А ты не сообразил? Громкоговорители, пацан. Трансляция на два района Питера. – Матвей звонко щелкнул пальцами, отправляя окурок в зелень газона. – Полгода работали над операцией, и вот итог.
Итог – смерть сотен людей? Что это? Война? А если война, то на какой стороне оказался он?
Зародился глухой дребезжащий звук. Из-за угла красного небоскреба выехал военный грузовик. Игнат видел такие на фотографиях. Матвей вышел на дорогу, безразлично шлепая ботинками по лужам крови, замахал руками, привлекая внимание.
– Ты в правильной компании, – сказала Дружище негромко. – Просто это… я понимаю, что тяжело сразу всё понять, особенно когда ты ребенок.
– Так попробуй объяснить?
За первым грузовиком показалось еще два. Тишина пропала, а мир наполнился грохотом и лязганьем. Ноздрей коснулся слабый запах выхлопных газов – хоть что-то живое в этом мертвом мире.
Дружище шлепнулась задом на крыльцо, выставив из-под подола платья острые коленки. Похлопала ладонью по бетону, приглашая. Игнат сел тоже. Грузовики остановились вереницей перед Матвеем. Из брезентовых кузовов посыпались люди, но не военные, обычные. Одеты были кто как: в джинсы, шорты, брюки, в рубашки, футболки, в шлепанцы и сапоги. В основном мужчины. Человек двадцать или больше – Игнат попытался сосчитать, но быстро сбился, потому что люди разбегались по улицам, исчезали в многочисленных подъездах разноцветных небоскребов.
– Куда они?
– В этом и есть главная фишка, – сказала Дружище. – Слыхал, что Матвей Борисыч рассказывал про стадии? Первая стадия подавляет волю человека, снижает его когнитивные функции для экономии энергии и ускорения выработки полезных паразиту свойств. Человек почти не чувствует боли, у него заторможены эмоции и чувства, реакция есть только на простые команды и еще более простые унижения, ничего не помнит. Не человек, в общем, а амёба…
Игнат отвлекся на кое-что. Из ближайшего подъезда вышли четверо, другие, грязные, давно не мытые, исхудавшие. Две женщины были обнажены, но совершенно этого не стеснялись. Они выглядели безразличными, механически перебирали ногами, чтобы не упасть. Кожа висела на них, как поношенная одежда, а сквозь неё проступали очертания костей, острые лопатки, коленные чашечки и позвонки. Позади вышедших шли люди из грузовиков, осторожно помогали, едва касаясь, будто боялись заразиться.
Всех четверых подвели к грузовику сзади, где на борт приняли другие люди.
Из подъездов стали появляться ещё такие же – худые, безразличные, запущенные. Да, правильное слово.
– Это зараженные в первой стадии, – догадался Игнат. – Что они здесь делают, среди людей в жилом районе? Почему их так много?
– Верно мыслишь. Как думаешь сам?
Игнат прокрутил в голове несколько догадок, но все они были либо страшными, либо неправдоподобными. Поэтому пожал плечами, наблюдая, как людей подводят к грузовикам, как они исчезают за бортом и брезентом. Десятки людей.
– Человек разумный – самое жуткое существо на планете, – сказала Дружище. – Вы додумались жрать ядовитых рыб, червей, гнилые грибы и плесневелые сыры. Думаешь, вас остановит какое-то нашествие пришельцев? Фигушки. История такова. Несколько лет пришельцы активно захватывали новые районы Земли, распространялись по густонаселенным городам, перебрались на все континенты. Но было в этом завоевании пара слабых мест: огромные территории, не заселенные людьми, и первая стадия развития, которая требует, как ты видел, тепличных условий. Человек с личинкой в горле становится овощем. За ним надо ухаживать и кормить какое-то время, причем у каждой особи оно разное. Так вот уцелевшие люди быстро поняли, что происходит. Человеки же хищники и очень умные безумцы. Они начали перемещаться на территории, куда пришельцам не дотянуться, а уже оттуда истребляли несчастных сколько душе угодно.