— Добрый день, — поприветствовала Олега молоденькая официантка. — К какому столу вас проводить?
— Я просто… э…
Официантка услужливо ждала.
— А Евгений… э… — Олег не мог вспомнить отчества Жеки, — управляющий отеля не заходил?
— Евгений Вячеславович? Нет, сегодня не было. Но у него заказан столик на вечер, для друзей.
— Хорошо, — кивнул Олег. — Спасибо.
Ресторан находился на втором этаже, в противоположном от бара секторе окружности. Олег не сразу отыскал проход к лифтовому фойе. Зато обнаружил дверь с табличкой «КИНОЗАЛ», закрытую и неприметную, в тон стен. Пришпиленный под табличкой стикер сообщал, что кинозал работает только по чётным дням. Хоть бы расписание сеансов повесили, афишу…
Из динамика в потолке кабины лилась всё та же негромкая мелодия, но теперь в ней чувствовалась скрытая угроза — Олега словно хотели усыпить, чтобы сделать с ним нечто ужасное. Он нажал кнопку «14», затем коснулся пальцем кнопки «12»… И сюда добрался предрассудок? Как там называется боязнь числа тринадцать? Тердекафобия? Ну, с американцами понятно (хотя не совсем: при образовании Штатов объединились как раз таки тринадцать колоний), а нам-то зачем?.. Делать вид, что тринадцатого этажа нет, когда он есть, — глупость какая.
В спёртом воздухе номера вспомнился бар: в «бане» было прохладно, а в номере жарко. Мир, определённо, сдвинулся с места. Олег снова покрутился у горячего радиатора, и снова не нашёл, как его утихомирить. Включил телевизор, пощёлкал каналы, остановился на «Науке 2.0», разделся до трусов, умылся ледяной водой и устроился на кровати, подальше от глумливой отопительной трубы. На улице лило как из ведра, истерично крутился флюгер над старой котельной трубой, ряженой под средневековую башенку. В распахнутые окна летели призраки прохлады.
На программе о тайнах человеческого мозга Олег уснул (сказалась бессонная ночь — странное знакомство с городом, в котором вырос и который покинул десять лет назад), а проснулся от стука в дверь.
На пороге с улыбкой во всё круглое лицо стоял Игорь Буткевич. Игорёк.
— Дайте нам водочки, бутылки этак четыре, — начал Игорёк, наблюдая за реакцией официантки; та невозмутимо записывала, — пивка литров десять, — девушка на секунду-другую задумалась, посмотрела на Игорька, потом на Олега, видимо, складывала, делила, — и по одной новой жизни, — закончил Игорёк и только тогда довольно улыбнулся.
Официантка моргнула, посмотрела в блокнот, нахмурилась.
— Так нести?
— Девушка, милая, это шутка. Водочки нам бутылку, а пива по бокальчику для начала.
— Некогда мне шутить…
— Так шутил я, а не вы. Ну же, улыбнитесь.
— К счёту прикреплю.
— Улыбку? Вот! А говорите, некогда шутить!
— Чем закусывать будете? — строго спросила официантка. Олег смотрел на девушку поверх меню. Может, бывшая Жеки? Ладно, Жека придёт — проясним.
Они выбрали закуски, и официантка поцокала на кухню.
Игорёк плотоядно смотрел на её зад в фирменной юбке.
— Хорошая, да?
— Ты точно женат? — спросил Олег. — Или развёлся?
— Не каркай!
Олег примирительно поднял руки.
— Понял. Годы идут, Игорёк стоит. Сколько малому стукнуло?
— Двенадцать.
— Ого! Скоро баб начнёт домой таскать.
— Лучше в номера. С папой! — Игорёк хохотнул, плеснул в рюмки принесённую официанткой водку. На томно-запотевшем фужере вывел пальцем улыбающуюся рожицу. — Ну, за встречу!
— Прозит!
Они выпили и предались воспоминаниям. Как куролесили на турбазе по купленной мамой Олега путёвке; на базе отдыхали только семьи проектировщиков, часто с детьми, и банда-каре быстро заработала дурную славу: перевернули холодильник на общей кухне (искали закатившийся шарик для пинг-понга), горланили ночами напролёт у мангала, браконьерствовали сетями. Как помогали сливать Жеке бензин с рабочей машины (кажется, Жека тогда возил замдиректора отделения железной дороги), чтобы найти лавэ на обезвоживающие дискотеки; Олег и Игорёк покидали танцпол лишь под утро, если, конечно, Игорёк не срывался в разгар ночи с какой-нибудь кралей.
— Что у тебя с головой? — с напускной серьёзностью спросил Игорёк.
— А что с ней?
— Парикмахер дядя Толик заболел?
— А-а, и ты туда же.
— Татуировки, пирсинг, генные модификации?
— Присутствуют.
— Ты это брось, — пожурил Игорёк, с волос которого можно было собрать тюбик геля.
За столиком у окна пила вино женщина с большой грудью. Видимо, ждала кого-то. Вино в бокале было красным, губы грудастой постоялицы — бледно-розовыми, в креманке на подложке из взбитых сливок нежились огромные виноградины. Странно, что Игорёк игнорировал грудастую — официантка и в подмётки ей не годилась.
Они снова выпивали и снова вспоминали. Песни под гитару на лавочке. Футбол двор на двор. Лапта. Тархун в автоматах с газировкой. Речка-вонючка Мухавец…
Принесли жаркое и овощную нарезку. Графин опустел на две трети. Игорёк запивал пивом, Олег не рисковал — в голове приятно шумело.
— У Жеки отец в прошлом году умер, сердце, — сказал Игорёк. — Жека поэтому в Брест и вернулся.
— А до этого где был?
— В Москве таксовал.
— На похоронах был?
Игорёк кивнул, с осуждением, как показалось Олегу.
— Только я из наших и был. Каждый день к Жеке ездил, поддерживал, помогал.
Олег запил грейпфрутовым соком, отвёл взгляд. За окнами шумел дождь. С баннера улыбался ослепший на оба глаза лже-врач. Олег всё-таки вчитался в рекламный текст: «Центр микрохирургии глаза». Вот те на…
— Хорошо, что с Жекой не потерялись, — сказал Олег, чтобы нарушить молчание. — А со Стасом часто видитесь?
Игорёк нахмурился.
— Как же. У него когда первая малая родилась, с третьего раза трубку стал брать. А дальше… — Игорёк досадливо отмахнулся. — Деловой теперь, бизьнесьмен. На кривой козе не подъедешь.
— Жеку вот пристроил.
— Пристроил, — буркнул Игорёк.
А тебя нет, подумал Олег. В этом ведь дело?
Десять прошедших лет утяжелили и округлили Игорька. Перед Олегом сидел полноватый парень с лицом, в котором угадывался его старый друг. Тяжёлые веки, двухдневная щетина с чешуйками отшелушенной кожи, красноватые глаза.
— А ты на кого вкалываешь?
Игорёк работал на стройке; его плечи остались узкими, но обросли мышцами. Олег не рискнул бы, как в детстве, сойтись с Игорьком в шутливом спарринге.
Игорёк рано женился, сразу после армии. Побегал за девками по дворам и общагам, подъездам и форточкам, да и женился через год. Стас был уверен, что по залёту, но эту тему при Игорьке они никогда не поднимали. Крёстным стал Жека.
— Стас… и нас, и вас… — сказал Игорёк, остервенело опрокидывая рюмку. Всё не мог отпустить эту тему. — Легко быть добрым, когда всё хорошо. А пускай попробует, когда плохо.
Официантка принесла луковые колечки в панировке и ещё двести грамм в маленьком пузатом графине. Олег воспользовался заминкой, чтобы направить разговор в безопасное русло:
— А помнишь, как за Танькой Каплан всей бандой бегали? — сказал он, и глаза Игорька загорелись. Скуластая да сисястая Танька в итоге предпочла именно его.
— Эх, времена! Видел бы ты лицо её мамки, когда она нас застукала…
Олег видел: и маму Тани Каплан, и саму Таню, и Игорька, смазливого, светловолосого, а-ля молодой Ди Каприо, девчонки от него пищали…
Жека в тот вечер так и не появился.
Телефон Оли не отвечал. Это не сильно его расстроило — не хватало только нотаций. Оля никогда не упрекала его за алкоголь (Господь с вами, она не упрекала его ни в чём до этого дня), но Олег чувствовал: сегодня будет. Как будто «Оверлук» воздействовал на неё на расстоянии. Глупость, конечно, но перед внутренним взором настойчиво шипел раскалённый котёл, стрелка манометра ползла по шкале вправо.
— Что ты сделал с моей девочкой? — невнятно спросил Олег и громко икнул.
Тут же схватился за перила, оступившись. И зачем попёр по лестнице? Продышаться? Надышишься тут, ик… Ох, и набрался он с Игорьком. Хотя по тому не скажешь, бодренько прощался, по спине хлопал, обещался завтра же… ик, зайти… всенепременно… и тогда — все вместе, банда-каре, живые и мёртвые…
Олег похлопал себя по щекам. В глазах немного прояснилось.
Сколько ещё этажей? Пять? Десять?
Напомнил о себе мочевой пузырь. Зря он всё-таки брал второе пиво, да и первое зря… Но ведь хорошо было, несмотря на проскальзывающие обиды Игорька и шумный осадок в голове, хорошо…
— Теперь расхлёбывай, — сказал он пустому лестничному пролёту и обрадовался, что прошла икота.
На четырнадцатый этаж он попал со второй попытки, сначала перевыполнил план и ввалился в коридор пятнадцатого. Чертыхнулся и спустился вниз.
Подпёр лбом дверь и занялся поисками ключ-карты. Карманы брюк казались бездонными, полными мелочи, гальки и крошечных крабиков. Олег не помнил, платили ли они по счёту или записали на Жеку.
Его отвлёк звук шагов со стороны лифтов.
Пустой коридор показался плохо освещённым и неестественно длинным. Несколько секунд по нему расхаживали люди в тёмносиних халатах и розовых тапочках. Стояла странная, абсолютная тишина, в глубине которой прятался едва уловимый звук шагов. Шорохи.
Кто-то прошёл у лифтов за стеклянной дверью, Олег не понял кто. Не в том смысле — знакомый или нет, мужчина или женщина, а — человек или… кто-то ещё, всего лишь похожий на человека. Да, именно так.
Ясно было одно — этот кто-то (или что-то) был красного оттенка. Алый костюм и маска? Олег в это не верил, но очень старался.
Онемевшие пальцы нащупали электронный ключ, Олег впечатал его в замок и рванул на себя дверь.
В номере его разморило окончательно. Парилка ведь. Олег залез в душевую кабину, пустил холодную воду и сел на поддон. Ледяные струи жалили кожу. Олег стиснул зубы.
Из ванной он вышел не тем человеком, что цеплялся за перила и разговаривал с отелем. Клацнул пультом телевизора. Почему Игорёк не потребовал продолжения банкета? На Игорька не похоже. Или потребовал — да он, Олег, отбрыкался? Олег не помнил…