28 мая
В 16.00 ей должна была позвонить по скайпу мама. Два тяжёлых дня сказались на внешнем виде. Волосы стали ломкими, белки глаз пожелтели. Под глазами появились круги. Выругавшись на своё отражение, девушка занавесила окна, и в комнате воцарилась полутьма. Она одела мешковатый балахон, скрывающий фигуру, по-турецки села на кровати. В руках тарелка с крупнозернистым творогом, всё для любимой мамочки.
— Доча, ты не заболела?
С последнего видео звонка мама ещё больше поправилась. Кира с отвращением смотрела на зоб, болтающийся под её подбородком, пухлые порхающие ручонки.
— Не, мамуль. — Кира бросила в рот пригоршню творога. — Запарилась в универе слегка.
— Тебе надо больше отдыхать, пушистик! И больше кушать…
Кира мучительно скривилась.
Она представила себя, распятую на обеденном столе. Круглые, как шары, племянники, держат её за ноги, правую руку сжимает в тисках свиноподобный Танин муж. Сама сестра удерживает левую. Над Кирой нависла мама, она вооружена ложкой и трёхлитровой бутылью, до краёв наполненной мясным фаршем.
— Открой ротик, — воркует мама.
Кира мотает головой, стискивает зубы, но появляются Андрей и его худососчная любовница-официантка. Они хватают её за челюсти, пытаются разжать…
— Открой ротик, дрянь!
Мама бьёт по её зубам железной ложкой. Кира вынуждена повиноваться. Перемолотое мясо с жёлтым жиром и багровыми жилами, валится ей в рот, и она судорожно глотает.
— Я люблю тебя, — сказала мама, возвращая её в реальность.
— И я тебя, — дрогнувшим голосом отозвалась Кира. Видеосвязь закончилась, и она выблевала творогом (200 ккал) и диетическим «Мистером Пеппером».
Вячеслава Сергеевича она застала ужинающим. С тоской покосилась на огромный гамбургер в его руках.
— Мне больно, — произнесла она. — Сделайте что-нибудь…
— Кира Дмитриевна, я же говорил вам, это временно.
В тоне врача появилось несвойственное раздражение.
Кира пошатнулась и тихо заскулила:
— Больно…
— Вот! — Скоблев сунул ей под нос надкушенный гамбургер. — Съешьте, полегчает.
— Я не стану… — возмутилась она, выхватила гамбургер и принялась глотать, не прожёвывая. Скоблев наблюдал за ней удовлетворённо и потягивал из трубочки колу.
— Лучше?
— Да, — призналась она. Желудок урчал, непривыкший к такому количеству еды, но спазмы прошли, как и тошнота. Кира едва доползла до кабинета, а минуту спустя ощущала себя бодрой и здоровой.
— Вот и ладушки, — заключил доктор. — Кстати, прекрасно выглядите. Ну, точно Найтли!
Кира польщённо улыбнулась.
Через час у неё закончились месячные.
Утром двадцать девятого мая Кира весила 45 килограммов, а к вечеру уже 43.
Ошарашенная, она спрятала весы в шкаф, и долго рассматривала себя в зеркале. Страх сжимал внутренности, страх извивался в её кишках чужеродным гостем.
— Что с тобой? — спросила она отражение. — Ты ведь мечтала об этом? Не быть такой, как сестра. Достичь идеала.
Отражение затравленно молчало.
Кира оделась и выбежала в соседний магазин.
— Бутылку красного вина, — потребовала она, швырнув продавщице мятые купюры.
— Солнышко, тебе не плохо? Может, вызвать скорую?
— Себе вызови, жируха!
Кира зашла в детский садик и жадно припала к горлышку бутылки.
«Пятьсот восемьдесят грёбаных калорий», — подумала она и рассмеялась. Такой, смеющейся, растрёпанной, с остекленевшим взглядом, её нашёл Гордей.
— Угостишь?
Она передала ему бутылку.
— Дорогущее, — оценил он. — Видел, как ты идёшь сюда и решил составить компанию. Худышка, тебе пожрать принести? У меня колбаса есть. Хорошая.
Она молчала минуту, не отрываясь, рассматривала его руки. Потом произнесла:
— Меня зовут Кира. Хочешь ко мне?
У аптеки он задержался:
— Ты это… иди, я догоню.
— Всё нормально, у меня есть.
— Да? Ну ладно.
Из душа она вышла голой. Взяла бутылку, встала посреди комнаты. Гордей сидел на диване, смотрел на неё снизу вверх. Его глаза сверкали.
Кира провела пальцем по впалой щеке, длинной шее. По серпам ключиц. Каждая её косточка была на виду, обтянутая белой кожей, хрупкая и беззащитная. Пальцы погладили выпирающие рёбра, стиснули болтающиеся пустые мешочки груди. Скользнули вниз, по впалому животу, выпуклой лобковой кости, утонули между бёдер, тонких, как ветки.
Кира задрала вверх голову и влила в себя вино.
Танцующий на ниточках смерти скелетик.
— Я никогда не встречал такую, — сказал Гордей. — Другие девушки… у них столько мяса… фу… а ты, ты как в том фильме…
— Как в фильме, — повторила она.
Его руки смяли косточки Киры.
— Да, в фильме, где нацисты насиловали евреек. У папы был такой фильм, я затёр его до дыр.
Гордей стал грубо целовать её, одновременно стягивая с себя шорты.
— У моей бабушки была наколка, — бормотал он, тяжело дыша. — С номером, понимаешь? Иногда я представлял, что там, в Травниках, бабушку изнасиловал эссесовец. Я знаю, папа родился в шестидесятом, но я просто фантазировал…
Возбуждённый член тыкался в живот Кире.
— Скорее, — прошептала она.
Он бросил её на кровать, лицом вниз, и упал сверху. Ей показалось, что внутри что-то хрустнуло, но возбуждение от этого лишь возросло.
— Я фантазировал, что в моей крови течёт немецкая кровь. Меня заводила чёрная форма, начищенные сапоги. Когда прожектор светит, лают овчарки и за колючей проволокой жмутся женщины, и их всех, о, да, Боже, да, всех я могу трахнуть! И когда я работаю с животными, я будто надзиратель, Кира, Кирочка…
Он схватил её за волосы и больно ударил лицом о кровать:
— Сука, тощая сука!
Она закричала, и он кончил. Когда она перевернулась на спину, Гордей уже оделся.
— Мне пора, — сказал он смущённо. — Половина наших сбежала, половина в суде. Животные остались одни.
— Прощай, — улыбнулась Кира слабо и провалилась в сон.
Проснулась она во второй половине следующего дня. Внутренности горели. Белки налились кровью, а лицо превратилось в череп с налипшей пергаментной кожей. Час она просидела в душе, прислушиваясь к спазмам в желудке.
С трудом вытащила из шкафа весы.
39, — показало табло.
Ещё один рубеж достигнут.
Боль полоснула изнутри бритвой. Впилась в стенки желудка. Кира на корточках добралась до телефона.
— Вячеслав Сергеевич! Я умираю!
— Сейчас приеду, — коротко ответил врач.
Кире понадобились титанические усилия, чтобы натянуть шорты и футболку. Дотронувшись до живота, она нащупала шишку чуть ниже пупка. Шишка дёрнулась и исчезла.
«Я брежу», — подумала Кира.
Скоблев появился на пороге через полчаса.
— Хорошо выглядите, Кира Дмитриевна.
— Я… выгляжу… ужасно…
— Ну, что вы. Где ваша сила духа?
Доктор взял её под локоть и усадил в кресло. Сам раскрыл чемоданчик и извлёк шприц. Жидкость в шприце была прозрачной, зеленоватой.
— Что вы со мной сделали? — спросила Кира, исподлобья наблюдая за врачом.
— А разве вы не читали договор, который подписывали?
— Не читала.
— Зря. Иначе вы бы не ныли, понимая, в каком важном для гельминтологии эксперименте участвуете.
— Гельминто…
— Гельминтология. Наука, изучающая паразитических червей.
Игла вошла в предплечье девушки. Скоблев улыбнулся ласково и потрепал её по волосам:
— Это не средство для похудения, — сказала Кира.
— Конечно, нет. Но похудение — один из побочных эффектов, так что, двух зайцев, как говорится. Я вам объясню, дорогая моя. Минут пять у нас есть.
Скоблев присел на кровать, поправил причёску.
— Мой брат путешествовал по центральной Африке, изучал заболевания, вызванные цестодами. Их ещё называют ленточными червями. Мы с братом с детства восторгались совершенством цестод, их способностью к размножению, их самодостаточностью…
Кира невольно вспомнила вчерашнего любовника, у которого были свои детские увлечения.
— Вы знали, что в мире существует 300 видов ленточных червей и полтора миллиарда людей заражены ими, носят их внутри? Так что вы не уникальна, дорогуша. А вот то, что находится в вас уникально.
Живот Киры вздулся, она вскрикнула от мучительной боли. Скоблев, как ни в чём не бывало, продолжал:
— В Джубути брат встретил племя кочевников, которых отличала невероятная, даже по меркам голодной Африки, худоба. Племя это не только не боялось паразитов, но принимало их, как великий дар. Заражённый гельминтами почитался, как святой. Но это касалось не всех лентецов, а лишь одного вида. Не изученного наукой древнейшего паразита, предка бычьего цепня.
Кира взвыла, задёргалась в кресле. Ей хотелось выблевать слова, поступающие в её мозг из уст симпатичного рекламного врача.
— Открытый братом гельминт скрывался от учёных столько лет благодаря изумительной способности мимикрировать. Позвольте пояснить. Обычные цепни размножаются, отделяя от себя проглоттидов, небольшие отростки, которые выходят из оккупированного организма вместе с калом. Проглоттиды ползают, рассеивая яйца с личинками — чудо природы, не так ли? Но проглоттиды нашего с вами червя настолько малы, что обнаружить их в кале практически невозможно!
На лице Скоблева появилось то выражение, которое бывает у людей, увидевших отличный фокус.
— Брат исследовал гельминты и пришёл к удивительному выводу. Древний червь предпочитает голодных людей сытым. Микрофлора кишечника, страдающего от недоедания человека — идеальная для него среда.
Кира вцепилась в подлокотники кресла, её тело выгнулось дугой.
— Продолжать исследования среди дикарей брат не мог. Зато мог начать эксперименты здесь, вместе со мной. Нужно было лишь найти добровольца, согласного проглотить живую цисту червя. Однажды я увидел в Интернете рекламу лекарств для похудения, и меня осенило. Три месяца мы искали подходящего кандидата, зондировали Интернет. Отослали анкеты сотне девушек, из которых отобрали нескольких. Злобных, социопатичных, любящих лишь себя. Достаточно тупых и совершенно одиноких. Тех, кого не отговорит мама, не отведёт в настоящую больницу муж. Всё шло, как по маслу, но в вашем случае, Кира Дмитриевна, результат был поистине потрясающим. Другие черви только начал расти, а ваш уже прошёл все стадии, от мельчайшего паразита, до половозрелой геромафродитной особи. Я не понимал, в чём дело, пока вы не рассказали о «Бьютиноле». Жуткая химия, но её состав вызвал интереснейшую мутацию, которую нам ещё предстоит изучить. Позвольте.