олчали, даже образцово-показательная...
Замолчал и беседовавший со мной парень. Оборвал свой рассказ, стал испуганно озираться по сторонам.
Я и не просил его закончить рассказ о прогулке группы молодых "бывших" с веселым господином из мрачного Сохнута. Не пытался уточнить, как предложил он молодежи поступить, чтобы не дать возможности организации "Молодые социалисты", объединению "Молодежь против гонки вооружений", "Социалистическому союзу молодежи имени Карла Либкнехта" и другим "омрачить" визит Хейга.
Тем более что в тот момент к нам присоединилась девушка. Нетрудно было догадаться, что она далеко не безразлична моему собеседнику.
Узнав, кто я, девушка вначале испуганно молчала. Но постепенно разговорилась. С грустью поведала, как западноберлинским сионистам уже удалось до предела катализировать антисоветские настроения некоторых ее сверстников - "фальшаков".
Они, к примеру, открыто и вызывающе шумят о "вопиющей советской жестокости". Что же имеется в виду? Не более не менее чем решительный отказ советских представителей обсуждать какие-либо проекты четырехстороннего решения о досрочном освобождении из тюрьмы... нацистского военного преступника Гесса. Да, Рудольфа Гесса, заместителя фюрера по нацистской партии, осужденного на Нюрнбергском процессе к пожизненному тюремному заключению.
Нашлись "сердобольные политиканы, требующие "по соображениям гуманности" выпустить на волю постаревшего фашистского зверя из находящейся на территории Западного Берлина тюрьмы Шпандау. Один из юных "фальшаков" в порядке протеста против "советской негуманности" демонстрирует всем медаль в честь Гесса, незаконно отчеканенную в ФРГ по заказу закоренелых неонацистов. И еще "гуманист" торжествующе сообщает, что в Сан-Франциско имеется книжный магазин под названием "Рудольф Гесс".
Девушка с явным осуждением рассказывала о знакомых ей молодых спекулянтах.
Замыслили они среди прочего бизнеса и такой. Попытались наладить проезд в столицу Германской Демократической Республики, чтобы закупать там по более дешевым, нежели в Западном Берлине, ценам ходовые продукты и, возвратившись, продавать их со спекулятивной надбавкой. Сорвалось. Кого-то из новоиспеченных дельцов осенила другая идея: в столице ГДР международные телефонные разговоры обходятся значительно дешевле, чем в Западном Берлине. Придумали такое: за соответствующую мзду звонить по поручению бывших советских граждан из столицы ГДР их родственникам в нашей стране. Нетрудно заметить, что здесь уже виднеется удобная лазейка для подрывных акций. Ею сразу заинтересовались сионистские функционеры. Но тоже сорвалось!
Некоторые молодые люди промышляют клеветническими антисоветскими выдумками, ловкач, который в Советском Союзе ни разу, как выразилась моя собеседница, мимо киностудии не проходил, бойко распространяет небылицы о посетившем Западный Берлин известном московском кинорежиссере. Дескать, в Москве с ходу запрещают каждый его новый фильм. Не имеет значения, что в одном только Западном Берлине демонстрировались два его новых фильма, что кинолюбителям разных стран широко известны его семь-восемь картин. Клеветник уверенно называет астрономическое число запрещенных фильмов "гонимого" режиссера - по такой арифметике получается, что он стал кинопостановщиком чуть ли не с десятилетнего возраста. Представьте, на гнусную выдумку кое-кто клюнул - для карьеры клеветника это главное.
Что, казалось бы, можно извлечь из подобных бредовых небылиц? Извлекают. Не случайно западногерманская реакционная пресса и радиостанции все чаще ссылаются на достоверные сообщения "очевидцев" "изгнанников" из Советского Союза, якобы обретших счастливый приют в Западном Берлине.
Вывод из услышанного мною очевиден: отобранные сионистами для проживания в Западном Берлине молодые люди проходят основательную антисоветскую выучку - школьную и, главным образом, "внешкольную".
Чужбина есть чужбина
С некоторыми мне удалось поговорить. Они были не столь подавлены и не так откровенны, как бывший студент и его подруга. Наоборот, куражились, напускали на себя самодовольство и браваду. Иные отвечали мне запальчиво, в подчеркнуто насмешливом тоне. Вот выдержки из нескольких ответов:
- Почему вас так волнует, получу я образование или нет! А вы не можете себе представить, что я без образования освою такую профессию, о какой в Советском Союзе понятия не имел. Стану лоббистом. Интеллектуалы с высшим образованием будут у меня на побегушках. Или вам внушили, что лоббисты нужны только в Америке? Ошибаетесь.
- Только не надо охать: "Спекулянты, спекуляция!" Может быть, вы уже слышали: один из самых богатых здешних евреев после войны купил дом за пару ящиков сигарет. А сегодня может отхватить за этот дом целых полмиллиона. Недаром мой отец вспоминает любимую поговорку своего деда: "Если бог захочет, выстрелит и веник". Бога, между нами говоря, нет, но вдруг и мой веник выстрелит, ну, не сигаретами, так карманными счетными машинками или еще чем.
- Вы же сами хорошо знаете, что у меня еще нет работы. Хотите, чтобы я подтвердил? Пожалуйста. Но и в Израиле насчет работы мне тоже не очень светило. Здесь хоть во мне появляется... как бы сказать... пробуждается национальное самосознание, я больше чувствую себя евреем среди евреев (вот они, реальные поды учебы в вечерней школе на Фазанерштрассе. - Ц.С.). Я стал понимать, что еврею плохо и в Австрии, и в Италии. Надо заиметь собственное дело. Трудно? Да. Но кому-нибудь же в жизни, черт побери, везет. Вдруг - мне. Во всяком случае, на вокзал Цоо я не попаду. Если не втянулся в такие дела в Тель-Авиве, в Вене, в Риме, то и здесь уберегусь... А без специальности можно как-нибудь обойтись. Главное, удача.
- Записалась в "Маккаби". Прекрасно знаю, что это не только спортивный клуб, но и немножко сионизма. Ну и что! Запишусь и туда, где только сионизм. Раз прежняя жизнь отрезана, надо жить тем, что вокруг меня. Если бы всех сионистов заставляли переехать в Израиль другое дело. А быть сионистской в Германии - сколько угодно! Легче жить.
- Как я здесь устроился? Пока тренируюсь. Не удивляйтесь, я не бегун и не футболист. Просто готовлюсь к испытаниям. Они, наверно, будут тяжелыми, но, как поется в песнях, всего можно достичь. Один местный - он здесь уже не второй год, как мы, - сказал мне: главное, не пугайся, что ты здесь чужой, не тушуйся. Запомни, сколько в ФРГ ни возмущаются собственными неонацистами, а турецкие "серые волки" и американские куклуксклановцы сумели так себя поставить, что им никто слова поперек не скажет... Он таки прав. В конце концов и мы заставим самого важного местного считаться с нами, пришлыми евреями. Думаете, нет?
- В Израиле я не решался примкнуть к молодежи, которая разговаривает кулаком и пистолетом. Потом в Италии увидел, что такие ребята и там не мучаются. А здесь я подумал: разве я хуже других? Нет, не такой я слабак. Рано или поздно куда-нибудь приткнусь. Раз попал сюда, приноравливайся... Вижу, как вы смотрите на меня, вам уже успели наговорить, что нами возмущаются.
Таких слов, где дешевая бравада соседствует с деланным оптимизмом, где вперемежку с безыдейностью проскальзывают "идейные" мыслишки сионистских наставников, я услышал в Западном Берлине немало.
Но и многие молодые циники вместе с родителями с интересом, если не сказать с удовольствием, смотрели фильм "Москва слезам не верит".
От матери парня, уличенного полицией в перепродаже наркотиков, я услышал:
- Посмотрели мы с мужем картину, потом вышли на улицу - чужие люди, чужой язык. Сразу подумалось, что сын завтра должен явиться к инспектору полиции, который будет его допрашивать через переводчика, что инспектор заранее считает его неисправимым подонком - сын заметил это еще на первом коротком допросе. Муж без слов понял мое состояние и сказал мне: не кори себя, чужбина есть чужбина.
Бывший студент и его подруга смотрели фильм "Москва слезам не верит" трижды. И не утирали поспешно слезы, ибо не боялись показаться друг дружке "слабаками".
- Плачем мы и на других советских фильмах, - призналась девушка. - Но этот особенно дошел до сердца. Не происходит в нем ничего исключительного. Обычная жизнь обычных москвичей. Мы теперь к этой жизни непричастны. Мы сами отказались от нее. Мы...
Теперь уже парня встревожила откровенность девушки. Он прервал ее. Но она продолжала:
- Какие бывают совпадения! Пришла из кино домой. Мама слушает передачу какой-то западногерманской радиостанции - надеется, это поможет ей скоре освоить язык. Слышу, обозреватель полемизирует с "Литгазетой". Там напечатана, я поняла, беседа с мужем и женой. Они медики, под видом переезда в Израиль попали с сынишкой в Америку. Там здорово намучались. Им разрешили вернутся на Родину. Они называют свой переезд в Америку предательством. А западногерманский обозреватель ехидничает: придумано, не верю! Он допускает, что они могут сожалеть, раскаиваться, могут разочароваться в "американском образе жизни", но говорить о себе как о предателях не могут. Тем более, подчеркивает обозреватель, интеллектуалы, научные работники... А я верю, что они именно так про себя сказали. Я...
Друг снова пытается остановить девушку. И снова безрезультатно. Она доводит мысль до конца:
- Моему папе один местный житель, знаете, как сказал? "Вот вы, беженцы из Израиля, обижаетесь на нас за то, что мы косимся на вас. А разве у нас нет оснований? Вы бросили Советский Союз ради Израиля, потом бросили Израиль ради Соединенных Штатов, потом - когда со Штатами не вышло - попросили гражданство у нас. Скажите сами, разве нет оснований опасаться, что вы и отсюда сбежите?" Папа говорит: он сказал "сбежите", а думал...
С третьей попытки бывшему студенту удается остановить свою подругу. Она замолкает. Вопрошающе смотрит на меня. Я говорю:
- Осенью семьдесят третьего мне довелось в Вене беседовать со многими бежавшими из Израиля бывшими советскими гражданами. С детьми на руках, выдвинув вперед стариков, они осуждали советское консульство. Хотя поодаль стояли сохнутовцы и угрожающе поглядывали на беженцев, они во всеуслышание умоляли: верните нас на Родину! Многие соглашались поселиться хоть на Крайнем Севере, на дальневосточных островах, только бы на советской земле.