имеет на меня зуб. И вот ей пришло в голову подшутить надо мной. Но ведь это же моя жизнь!
– Почему?
Уоллес поднял на него глаза.
– Что?
– Почему она сделала все это?
– Да не знаю я! – Он снова протер рукавом глаза. – Если б знал, я бы вам сказал, но я не знаю. Я никогда ничего такого не делал. Не делал.
Логан склонил голову набок.
– А что вы скажете насчет Клаудии Бородитски?
Уоллес отреагировал так, словно его ударили. Откинулся на спинку стула, сморгнул выступившие слезы.
– Я никогда до нее не дотрагивался. Никогда. Вы спросите у нее – это все ложь. Она ведь забрала заявление. – Он ткнул тонким пальцем в столешницу. – Это я должен был подать на нее в суд. Привлечь за ложные обвинения. В данном случае жертвой являюсь я.
Да, это так.
– Это не справедливо. – Он потянулся через стол. – Я никого не насиловал, и я не загружал детское порно в свой компьютер. Клянусь могилой матери, эта морщинистая старая сука подставила меня.
Вот так-то, вспышка настоящего Джека Уоллеса: агрессивного, ненавидящего женщин, взбешенного и страдающего поддонка, приверженца гендерной дискриминации. Лгуна и проныры. Пытающего снова избежать правосудия.
Ну уж нет, только не сейчас.
Логан встал.
– Мы закончили.
Логан расстелил на столе «Абердинер Экземинер» и выложил на газету пистолет. Сделал еще один глоток «Балвени», подержал во рту, дождавшись, когда приятная горечь подействует на затекшие десны и язык.
Голубые нитриловые перчатки поскрипывали, соприкасаясь с металлом, когда он разбирал эту штучку, чтобы почистить. Он сделал всего три пробных выстрела, но ствол и внутри, и снаружи был покрыт налетом копоти.
От двери донесся слабый, чуть слышный звук, и маленькое пушистое тельце закрутилось между его лодыжек. Он наклонился, чтобы погладить котику ушки, но остановился. Перчатки. Вряд ли Ктулху понравится.
– Прости, малыш. Папа сейчас очень занят.
Глаз уперся в газету. Ну да, в тему. Очерк о школьниках, обнаруживших тело бездомного человека в пруду. Заголовок: «Травмирующее для психики испытание». Фотография мальчишек— улыбаются во весь рот. Таких травмируешь, как же…
Логан отвел затвор и вернул на место. Все в порядке.
При условии, что у него хватит решимости спустить курок.
Застрелить человека, должно быть легче, чем забить до смерти ритуальным камнем. Должно быть… Вот и узнает.
Его руки дрожали, когда он укладывал пистолет обратно в ящик.
Он снял перчатки и положил в пустой мешок. По законам жанра, их надо облить отбеливателем и бросить в контейнер для собачьих экскрементов где-нибудь подальше от дома. В общем, туда, где никому не придет в голову искать.
Нагнулся, шепотом выругался – боль, – взял Ктулху и прижал теплое подрагивающее тельце к груди.
– А сегодня папочка кого-то убил…
Почему-то в книгах и фильмах подобные ситуации преподносятся по-другому. Герой подвергается нападению, убивает злодея, отпускает по этому случаю веселую шуточку, и дальше всё идет своим чередом. Те, кому пришлось убить кого-то, никогда не выглядят так, словно у них прорезали дыру в грудной клетке и заполнили ее замороженным гравием.
Он поцеловал Ктулху в лобик.
– Сейчас дам тебе что-нибудь покушать.
Таблетки нурофена выскочили из блистерной упаковки. Логан плеснул еще виски и запил обе. Затем склонился над стоящей на полу картонной коробкой.
Разложил на кровати темно-красную, с черными вышитыми розами юбку Саманты, заправил ее под кожаный корсет. Добавил вызывающие сапожки до коленей с золотой шнуровкой, смахивающие на сапоги, в которых топали по Европе солдаты Наполеона. Черные кожаные перчатки. Косметичка с застежкой-молнией, в которой хранились все ее кольца, включая пирсинговые. Он положит ее туда, где будет покоиться голова Саманты.
– Вот так. В этом наряде ты была на свадьбе Ренни. Ты будешь просто отлично выглядеть в гробу.
Он присел на кровать. Взял перчатку, словно это была ее рука.
Устремил пристальный взгляд на стену.
Очертания начали размываться.
Засмеялся, ребром ладони прикрыл глаз.
– Для меня эта неделя и вправду, и вправду, и вправду дерьмовая.
Глубокий вдох.
Выдохнуть он не успел – зазвонили в дверь; звонок был долгим и бесчувственным.
– Ага.
Нетрудно догадаться, кто это.
Перчатка вернулась на кровать.
Он опустился на колени, достал коробку, вынул пистолет и дослал патрон в патронник. Снял пистолет с предохранителя.
Кого будет волновать, что пушка сплошь покрыта отпечатками его пальцев.
Дверной звонок звонил и звонил. Если Рубен думает, что его затея пройдет гладко, то парня ожидает шок.
Рывком открыть дверь и выстрелить ему в лицо.
Он бы мог это сделать.
И сделает.
Правая рука Логана сжала рукоять. Склонившись вперед, он посмотрел в глазок.
Упс.
За дверью был не Рубен, и даже не его шестерки. Там стояла гарпия Харпер, как всегда уверенная в собственном превосходстве.
Идеальное завершение идеального дня.
Дверной звонок, казалось, захлебывался слезами.
Может, притвориться, что его нет дома? Но тогда почему повсюду горит свет? Притвориться-то можно, но потом его наверняка сочтут идиотом, и не стоит ожидать повышения до старшего офицера полиции.
Он сунул пистолет в карман толстовки и открыл дверь.
Щеки начальницы горели, кончик носа покраснел, уши тоже. Куртка на двойной ватиновой прокладке делала ее почти вдвое толще, чем она была на самом деле.
– Привет, – поздоровалась она. – Так вы намерены пригласить меня войти в дом, сержант?
Логан положил руку в карман, скрывая контуры находящегося там пистолета.
– А у меня есть выбор?
Харпер улыбнулась одной стороной рта.
– Полицейские начальники подобны вампирам. Мы не можем войти, если нас не пригласят.
О господи, она заигрывает с ним. Стил была права.
Не то чтобы злючка Харпер не была привлекательной; если видеть ее вечно сердитой, кричащей, осуждающей – это одно, а белокурая девушка с большими карими глазами – это совсем другое. Он никогда прежде не замечал, что у нее такие больше уши, но и они вроде ничего… ей идет.
– Серьезно, сержант, я замерзла.
– О, конечно.
Он отошел в сторону и жестом пригласил ее войти, потом закрыл дверь.
Харпер внимательно осмотрелась.
– Вы один здесь живете?
Нет, большие уши ее совершенно не портят.
– Хотите чашечку чаю или что-нибудь еще?
– Не откажусь.
– Отлично. – Чайник вон там. – Он показал на кухню. – Займитесь пока, а я через минуту подойду.
Начальница поджала губы, но промолчала.
Как только она ушла, Логан вернулся в спальню, спрятал пистолет и постоял несколько мгновений, глядя на отобранные вещи. Последний выход Саманты в свет, последнее, в чем она будет всегда и вечно, аминь. Ладно, пока это надо убрать. По крайней мере, не придется беспокоиться о том, что Харпер своим неожиданным появлением все испортит. Ничто так не убивает настроение, как шмотки покойной подруги, разложенные посредине кровати.
Из кухни доносился стук дверец. Что она, чашки не может найти? А, пусть порыщет: пустая бутылка из-под «Гленфиддиша» лежит в мусорном баке позади общественного туалета в Олдмелдраме, всё, что ей светит, – дешевые консервы, супы в пакетиках и кошачий корм.
Когда он зашел в кухню, Харпер разливала чай. Поставив чайник, окинула его цепким взглядом.
– Ренни и Макензи говорили, что вы подверглись нападению прошлой ночью, но я думала, вы отделались мелкими порезами, а тут…
Его рука непроизвольно поднялась к лицу. Да уж, такое не скроешь.
– Просто посчитал нужным прекратить драку возле паба сегодня во второй половине дня. Вы ж понимаете, даже в выходной день чувствуешь себя на дежурстве.
– Хмм… – Она подошла ближе. Смотрела ему прямо в глаза. Поджала губы.
Похоже, готова перейти к поцелуям.
Ну что ж, не самая плохая идея – почувствовать себя живым, хотя бы для разнообразия.
Он наклонился вперед…
…и получил пощечину. Правая щека загорелась. Ай. За что, черт побери?!.
– Ты даже не потревожил себя тем, чтобы пойти на его похороны! – Харпер снова ударила его. – Как ты можешь быть таким эгоистом?
– Что? – Логан отступил на безопасное расстояние, так как опасался новых ударов. – Ты… Кто-то вчера взбесился, потому что я пришел на его похороны. Ты же видела меня там.
– Ты просто бесчувственный член, а ведь он твой отец!
У Логана отвисла губа.
– Ты окончательно рехнулась. Пошла вон из моего дома.
– Значит, тебе безразлично?
– Послушай: я хочу, чтобы ты немедленно убралась отсюда. Пока я не выкинул тебя вон.
– Он был твоим отцом! – Харпер заполнила паузу несколькими взмахами руки. – Он же души в тебе не чаял, а ты даже не побеспокоился… – Она снова замахнулась, но на этот раз Логан был готов к этому. Ухватил ее за руку и оттолкнул назад.
Попятившись, она споткнулась и упала. Сидя на полу, дырявила его презрительным взглядом.
– Считаешь себя особенным, да?
– Мой отец умер, когда мне было пять лет, понятно? Пять лет. Вот поэтому я и не был на его похоронах. Теперь ты довольна?
Она смотрела на него, часто моргая.
– И когда тебе было пять лет?
– А вот это уже не твое собачье дело.
– Но… – По обе стороны ее рта образовались горькие складки. – Но он умер всего два месяца назад.
Логан чувствовал себя так, словно он был единственным, кто не получил сотрясения мозга.
– Думаю, я бы помнил, что мой отец последние тридцать четыре года был жив. А теперь давай-ка проваливай.
Она покачала головой:
– Он умер два месяца назад, за две недели до Рождества. Я знаю это, потому что он был также и моим отцом.
Ктулху сидел на кофейном столике, склонив головку и не сводя глаз с этой странной пары. Устроились на противоположных концах дивана – он на одном, она на другом