Вынырнув и откашлявшись, я завертел головой в поисках Мейера и увидел его совсем не в той стороне, где ожидал. Стараясь, чтобы лицо девушки оставалось над водой, я подплыл к ялику. Мейер втащил девушку в лодку. Держась за борт, я наблюдал, как он без лишних церемоний уложил девушку лицом вниз на скамейку у себя между ног и начал с силой нажимать ей на спину.
Отдышавшись, я кое-как перелез через борт и плюхнулся на скамейку. Прилив подходил к высшей точке — случись все на полчаса позже, мы не смогли бы ничего сделать.
— Если бы ты предупредил, что просидишь на дне столько времени, — заметил Мейер, — я успел бы сбегать в город и перехватить пару пива.
— Не отвлекайся. Пять минут назад она была жива. Вцепилась в меня обеими руками, но пришлось потратить чертову пропасть времени, чтобы отцепить ее от якоря. Тот, кто это сделал, не поскупился на проволоку.
— Наверное, никак не мог решиться на разрыв с такой красоткой, поэтому решился на убийство. Чувствительный тип!
— Послушай, ты уверен, что делаешь это правильно?
— Не лезь не в свое дело. Это мой собственный способ, и, кажется, он начинает действовать.
Я порылся в ящичке под сиденьем, вытащил фонарик и осветил девушку. Мокрая юбка сбилась в ком на бедрах. Кто бы ни был этот тип, на его месте я не стал бы разбрасываться девушками с такими ногами. Лодыжки все еще были стянуты проволокой. Опустившись на колени, я быстро перерезал ее кусачками. Ноги слегка раздвинулись и безвольно повисли носками внутрь. Я продолжил осмотр. Под левым бедром девушки лежали останки моего рыболовного снаряжения, несколько крючков впились ей в кожу. Я начал обрезать леску, но не успел закончить, как девушка пошевелилась, закашлялась и потянулась к борту. Деликатно поддерживая ее, Мейер с нескрываемой гордостью спросил:
— Ну что, убедился? Есть замечания?
— Почему ты отказался от старого доброго «рот в рот»?
— Не мог преодолеть эмоциональный барьер.
Избавившись от огромного количества жидкости, девушка знаком дала понять, что приступ закончился. С ловкостью медведя Мейер зачерпнул воды, обмыл ей лицо, вытер какой-то тряпкой и усадил на скамейку. Не удержавшись, я поднял фонарь.
Слабым протестующим движением она отмахнулась от света и, зажмурившись, пробормотала: «Пожалуйста, не надо».
Я отвел луч от ее лица. Оно ничуть не уступало ногам. Может быть, даже превосходило их, это овальное личико с неуловимо раскосыми темными глазами.
— По-моему, пора сматываться, Тревис, пока нам не сбросили еще одну. Кончай зевать и заводи мотор, — сказал Мейер, и, разумеется, был прав.
2
Мы причалили прямо к борту «Альбатроса». Я вскарабкался на палубу, перегнулся через перила и, подхватив девушку, перенес ее на яхту и попытался поставить на ноги. Убедившись, что она еще не в состоянии идти, я отнес или скорее оттащил ее в свою каюту. Мейер отправился на пристань — возвращать ялик.
Некоторое время девушка стояла молча, вцепившись в спинку стула и слегка пошатываясь. Потом подняла голову и попыталась что-то сказать, но безуспешно. Я вытащил из шкафа купальный халат и чистое полотенце, бросил на кровать и со словами: «Хорошенько вытритесь и переоденьтесь в сухое», вышел из каюты.
Пока она переодевалась, я налил в высокий стакан хорошую порцию бренди и отнес ей, предварительно постучавшись. Она поднесла стакан к губам, и я услышал, как зубы застучали по стеклу. Тем не менее она справилась, осушив стакан в три глотка.
В дверях возник Мейер и тут же оценил обстановку.
— Озноб? Ничего страшного — реакция на шок. Мисс, вы в силах принять горячий душ или, еще лучше, ванну? А потом еще бренди, о'кей?
Девушка дернула головой, что было истолковано Мейером как согласие, и он тут же исчез, прихватив с полу ее мокрую одежду. Мгновение спустя я услышал, как за стенкой зашумела вода. Моя ванная была оборудована в полном соответствии с сибаритскими вкусами прежнего владельца и его бразильских сеньорит. Должно быть, он не перестает сожалеть о ней с тех пор, как проиграл мне яхту в покер как-то в Палм-Бич.
— У м-м-меня… что-то в ноге, — удивленно произнесла девушка.
Чертовы крючки! Я приготовил инструменты и вызвал доктора Мейера ассистировать мне. Девушку уложили ничком на исполинскую кровать, также доставшуюся мне в наследство от любвеобильного бразильца. Я придвинул поближе лампу и осветил операционное поле.
Существует масса избитых выражений для описания женских ног. Выточенные из слоновой кости. Изваянные из мрамора. Цвета эбенового дерева. И т. д. и т. п. Эти, на мой вкус, были несколько бледноваты, хотя скорее всего это было связано с ее состоянием. Время от времени по телу пробегала судорога, и тогда рисунок мышц становился особенно рельефным.
Извлечение рыболовных крючков из тела — вещь очень неприятная, но мы надеялись, что начавшееся действие алкоголя смягчит боль. Несколько крючков только слегка вонзились в кожу остриями, и с ними мы справились довольно легко. Но два последних засели по самую бородку.
— Сейчас придется потерпеть, детка, — предупредил Мейер.
— Валяйте, — спокойно отозвалась она.
Вытащить застрявшие в теле рыболовные крючки можно только одним способом — назовем его хирургическим. Она не издала ни одного звука, даже не вздрогнула, когда зазубрины стали рвать ее кожу изнутри.
Наконец операция закончилась. Мы залили ранки йодом и заклеили пластырем.
— Для меня большая честь, доктор, — поклонился я, — ассистировать вам в такой ответственной операции.
— Нашей пациентке следует сохранить эти сувениры, как память, — засмеялся Мейер и положил крючки перед ней.
— Господи, — пробормотала она сквозь зубы, — тоже мне клоун.
Мейер пожал плечами.
— Ванна готова, миледи. Через несколько минут я постучу, вы приоткроете дверь, и я передам вам коктейль. Вода горячая, как мы и договаривались. Кстати, как прикажете обращаться к вам, миледи?
Девушка села на кровати и обвела нас медленным равнодушным взглядом. Ее глаза казались совершенно безжизненными. Они были… они были как пепел от погасшего костра.
— Одри Хепберн вас устроит? — спросила она.
— В таком случае наша труппа — Мейер и Мак-Ги. Я — Мейер, он же Мейер, а этот красавчик — Мак-Ги, он же Тревис, он же хозяин здешних мест.
— Вот и славно, — кивнула она, прошла в ванную и закрыла за собой дверь.
Я направился в каюту Мейера и вытащил из-под кровати свой заветный ящик со всякой всячиной. Один приятель назвал его «реликвии Мак-Ги». Я извлек оттуда просторную бело-голубую женскую пижаму, черные парусиновые брюки и белую рубашку с длинным рукавом. Нашлась там и пара шлепанцев, которую я счел подходящей по размеру. Присоединив к этому пакет с туалетными мелочами из какого-то отеля, я отнес все к себе и разложил на кровати. После непродолжительной борьбы с собой я решил не менять постельное белье, поскольку сделал это только вчера, а наша гостья не казалась особо разборчивой.
Мейер отнес в ванную коктейль и вернулся с тазиком в одной руке и одеждой Одри в другой. Я последовал за ним на кухню и с удовольствием наблюдал, как, набрав в тазик чистой воды, он старательно полощет и отжимает белье. Заботливая матушка Мейер!
— Посмотрите, что мы имеем, доктор Ватсон, — задумчиво произнес он. — Шелковая блузка без рукавов и трикотажная юбка на пуговицах, с этикетками, из которых следует, что обе вещи приобретены в заведении, именуемом, Бог им в помощь, «Кукольный дом», Бровард Бич. Далее голубые кружевные трусики и под пару им лифчик. Если опыт меня не обманывает, размер 34, полнота Б. Белье прекрасного качества, но без меток, куплено в обычном универмаге. Обуви нет. И, как ты мог заметить, ни украшений, ни наручных часов. Однако есть след от кольца на безымянном пальце правой руки и бледная полоска на левом запястье.
— Возраст, мистер Холмс?
— Явная примесь восточной крови усложняет определение возраста. Что-нибудь лет двадцать шесть, плюс-минус два года.
— А как насчет длинных ухоженных ногтей, дорогой Холмс? Непохоже, что она работает руками. Правда, на третьем и четвертом пальцах правой руки ногти обломаны, возможно, во время борьбы.
— Прекрасно, милый Ватсон! Что еще, по-твоему, заслуживает внимания?
— Ну… Шрам на правой скуле?
— Сам по себе ничего не означает, вернее, может означать все, что угодно. Думай, думай. Ну, ладно, помогу тебе. Представь себе, как вела бы себя в подобных обстоятельствах любая известная тебе молодая женщина.
Я подумал о Виджи. Конечно, она подняла бы страшный шум, крик, плач, требовала бы вызвать доктора и полицию. А как она отреагировала бы на крючки, впившиеся в тело, даже страшно себе представить.
Когда я сообщил это глубокое умозаключение Мейеру, он разорался не хуже Виджи. Только такой осел, как я, кричал он, мог не сопоставить манеру поведения Одри с ее внешностью! Ее осанка, походка, фигура, особенно развитые мышцы ног явно свидетельствуют о ее принадлежности к миру шоу-бизнеса. Она может быть исполнительницей гавайских или восточных танцев, платной партнершей в клубе или на крупном теплоходе или кем-нибудь еще в этом роде. Ее реакция на случившееся была исключительно физиологической, без каких бы то ни было эмоциональных проявлений!
Как будто она давно примирилась с тем, что для девушки ее возраста насильственная смерть — обычное дело. Как будто она воспринимала мир как место, где рано или поздно каждого из нас сбросят со своего моста.
Мы услышали, как щелкнула дверь в ванной и, подождав некоторое время, дружно двинулись к моей каюте. В ответ на стук она крикнула: «Можно, можно!»
Удобно раскинувшись на двух подушках, она возлежала посреди кровати под покрывалом. На ней была моя пижама, а голову венчал тюрбан из полотенца. Лицо порозовело, и она выглядела значительно лучше.
— Ну как, полегчало? — спросил Мейер.
— Ваш бренди был очень кстати. Правда, в голове шумит, но ведь я ничего не ела с самого утра.