Темнее ночь перед рассветом — страница 17 из 51

— Эк, хватил! — усмехнулся и прокурор. — Конечно, дождусь, — поднялся, пожал ему руку, подбадривая, хлопнул по плечу. — Удачи тебе и, как говорилось когда-то, жду со щитом.

Надо ли верить в приметы

У Чехова какой-то чудак из рассказа, вспомнилось почему-то Даниле, собиравшему бумаги в портфель, советовал: чтобы повезло и счастье не промчалось мимо, надо накануне ночью сварить чёрного кота. Ересь, конечно, и полная белиберда. Писатель, верно, выдумал это в ту пору, когда именовался «Чехонте». Дурь — дурью, однако с котом у Ковшова не сложилось, и, соответственно, как Костик ни бегал по его звонкам в аэропорту, из-за непогоды билеты на самолёт не продавались на ближайшие два дня. Вот и не верь в чёрную магию!..

После полутора суток тягостных метаний между вагонной полкой и рестораном Данила прибывал в столицу и, тоскливо глядя в окно, заливаемое проливным дождём, окончательно скис. Однако судьба-индейка всё же смилостивилась над ним и улыбнулась: над Павелецким вокзалом выглянуло солнышко, налетевший ветер разметал облака, лишь сырость под ногами и редкие капли за воротник напоминали о непогоде.

Изрядно намяв бока на лежанке, Данила, обременённый одним тощим портфелем, отказался от такси, метро и решил дотопать до Генеральной прокуратуры пешком, собраться с мыслями, в который раз переворошить во вспухшем мозгу всё мыслимое и немыслимое, хотя ночью только этим и занимался, не сумев сомкнуть глаз.

В Генеральной он мыслил найти Лыгина, одного из помощников Виктора Илюшина, находившегося в командировке, а уже с помощью Лыгина без проблем отыскать нужного человека в аппарате военной прокуратуры, пригласившего его на приём. Плутать одному по коридорам ему не хотелось, да и Лыгин, приятель с давних пор, обещался к его приезду раздобыть хотя бы малейшую информацию о пропавшем сыне.

Лишь только мысль о Владиславе пробилась из глубины его сознания, где он её пытался постоянно гасить, у Данилы слабли ноги, но ни с того ни с сего вдарил ливень, и Ковшову, забыв обо всём, пришлось метнуться к ближайшему метро — лёгкий плащ, легкомысленно взятый им в дорогу, мигом бы промок вместе с ним.

Отряхиваясь, он совершенно случайно отметил за своей спиной знакомую фигуру мужчины, мелькнувшего перед его глазами ещё на вокзале. Запомнился ему тот приметной кепочкой и внимательным взглядом, изучавшим его. Мужчина сразу завертелся, будто спохватился, и, уже совсем неприлично расталкивая входящих пассажиров, кинулся в сторону, будто нашёл того, кого встречал.

«Видно, так никого и не встретил», — решил про себя Ковшов, но отметил, что «прицеп» от него не отставал, вёл себя странным образом, пытаясь затеряться в толпе.

«Ну что же, последуем далее, таинственный спутник», — усмехнулся заинтригованный Данила и, перекинув плащ на свободную руку, поспешил по переходам метро к нужной станции.

В метро дремали бродяги и гуляли сквозняки. Холод земли властвовал здесь хлеще, нежели на воле. Благо Ковшов нырнул в людской поток, мчавшийся к очередной электричке, и быстро согрелся. Зябли руки, сжимавшие портфель, и, вообще, странное чувство владело им. Покинув город, он словно оторвался от родного, тёплого, спокойного, а ступив на чужую землю из вагона, враз растерял уверенность в себе, пал духом. «Вот уж действительно “будто лист оторвался от древа”, — мелькнули в сознании строчки не то какого-то стихотворения, не то из песни. Ностальгия всегда охватывала его душу, лишь он переступал порог, отправляясь в дальнюю поездку. А в этот раз особенно… Очаровашка так и не смогла скрыть слёз, целуя его, а Татьянка откровенно разревелась и убежала, не попрощавшись. — Неужели и её детское сердечко почувствовало нагрянувшую на нас страшную беду?..»

Добежав до станции, Ковшов нагнулся, будто приводил в порядок развязавшийся шнурок, успев незаметно оглядеться за эти мгновения. Нет, «прицепа» в опасной близости не наблюдалось, похоже, он сгинул окончательно. Не спрятался ли за колонной? Данила даже сплюнул от этой мысли — ещё одна дурь привязалась! Как он мог испугаться тени за спиной? Не было никакого преследования! Чем он мог привлечь вокзального вора? Легко висящим на двух пальцах портфельчиком?!

Задумавшись, Данила невольно вздрогнул от вырывавшегося из туннеля шума и сильного потока холодного воздуха, вытолкнутых влетевшим на станцию составом метро. Толпа, поспешая, хлынула на край перрона. Ковшов не заметил, как, захваченный общей людской волной, неосторожно очутился у самого края глубокого рва, где внизу пролегали отдраенные поездами до блеска ножи рельсов. Запах мазута ударил в нос. Он попытался сделать шаг назад, в сторону, прижаться к людям, чтобы не свалиться в разверзнувшуюся перед ним смертельную пасть, не свалиться под колёса мчавшейся ещё громадины, но сзади, крепко задев его плечо, кто-то пролетел мимо с диким воплем. Данилу удержали обхватившие его чьи-то руки, и он ощутил горячее дыхание на щеке.

— Стоять! Стоять! — ревел, не прерываясь, над его ухом могучий бас спасителя, отгонявшего толпу. А перед глазами Данилы творилось страшное. Пролетевший мимо человек вырвал портфель из его рук, но не смог удержаться, упал на рельсы, сгинув в яме, куда влетел, грохоча многотонной массой, электрический монстр. Скрежеща тормозами, он пытался остановиться, но могучее его тело упорно тащила вперёд инерционная неуправляемая сила. Так он и прополз, оглашая пространство воем сирены и визгом тормозов, более половины станции; потом вздрогнул и наконец замер. Суматоха, крики, обмороки — паника царила вокруг. Всё смешалось. Всё двигалось. Всё кричало. Незнакомый спаситель — могучий здоровяк с аккуратной бородкой — приволок Данилу к мраморной колонне и усадил рядом с собой.

— Жив?

Данила ещё не пришёл в себя, чтобы ответить.

— Долго жить будешь, счастливчик. Приезжий, вижу?

Данила кивнул.

— Откуда к нам?

Данила сунул руку в пиджак и вытащил всё, что уцелело — прокурорское удостоверение.

— Ого! — развернул спаситель красные корочки. — Наш человек. Это уже серьёзно. Сидите пока здесь. Уж больно вы белы лицом, товарищ прокурор.

— На море давно не бывал, — брякнул Данила первое, что взбрело в голову.

— Ну вот и живите. Теперь сможете и в море покувыркаться. Я мигом.

И он замешался в толпе.

Глаза Данилы закрылись сами собой, а открыл он их от лёгких толчков в плечо. Рядом стоял бородач и два милиционера.

— Подымайтесь, товарищ Ковшов, — сказал спаситель.

— А тот? — кивнул в сторону ужасной ямы Данила.

— А там разберутся без вас. Вас сейчас по назначению доставят. В военной прокуратуре уже беспокоятся.

«Чётко у них поставлено, — шагая, раздумывал Данила. — Хотя чему удивляться? Парень набрал дежурного в Генпрокуратуре. Там оповещены о моём приезде, связались с военными — и делу конец. Вот только что же со мной было? Случай или попытка отправить меня на тот свет? Неужели у уголовного авторитета, которому я наступил на хвост, такие длинные руки?..»

— Спасибо, — поднял он глаза на своего спасителя. — Теперь принято говорить: я ваш должник.

— Да что уж там, — усмехнулся тот. — Все под одним солнцем ходим. Сегодня я — вас, завтра — наоборот.

«Он из наших или случайно подвернулся?.. — не понял Данила. — Дежурный оперативник по метро, пастух местных щипачей?..»

Он крепко пожал руку спасителю:

— Благодарю покорно, собирали бы сейчас мои кости на рельсах.

— Иван, — широко улыбнулся тот, отвечая на пожатие.

— Данила, да я тебе уже представился.

— Представляются Богу да генералу, товарищ прокурор.

— Ну от представления Всевышнему ты меня уберёг, а вот насчёт генерала, пожалуй, выше твоих сил.

Пред Голгофой

Обернулось всё тем, что Даниле пришлось несколько часов дожидаться приёма у дверей полковника, задержавшегося на совещании как раз у того самого генерала. Секретарша не подавала вида, но морщилась, уже несколько раз приглашая Ковшова к телефонной трубке — поддерживая его нравственно, звонил Александр Лыгин, уже осведомлённый о происшедшем в метро и высказавший несколько собственных версий по этому поводу. «Всё это, друг мой, ты делаешь, чтобы отвлечь меня от дурных мыслей по поводу Владислава и предстоящего разговора с военными… — погружался с каждым таким звонком всё глубже и глубже в дремучую тоску Данила. — Сам-то ничего проведать не смог. Выходит, скрывают и от тебя, а ты засоряешь мне мозги».

— …Мне доложили, что происшествие в метро важняк Генпрокуратуры, выезжавший туда, квалифицировал как покушение на твоё убийство, — словно из тумана, доносился до сознания Данилы голос товарища.

— Ты считаешь это ошибкой?

— Нет. Но слишком быстро проведали про твою поездку к нам, организовали всё и определились с киллером. Если б случайно не подвернулся рядом опер из железнодорожной милиции, не хочу и гадать, чем бы всё обернулось.

— Повёз бы ты то, что от меня собрали б на рельсах, в деревянном ящике. В качестве почётного караула.

— Дурак! И шутки у тебя дурацкие, а ещё полковник.

— Старший советник юстиции.

— Один хрен! Я вот что думаю, а не связано ли это с твоим сыном?

— С Владькой?

— А ты прикинь, всё сходится: тебя вызывают, чтобы выяснить что-то про сына, пропавшего на афганском аэродроме…

— В аэропорту.

— Пока ничего толком не говорят. Может, он пропал во время боевых действий, в разведке.

— Не наводи тень на плетень! И без тебя тошно.

— Ну хорошо. Но ответь мне, зачем кому-то тебя убивать, когда ты вызван в военную прокуратуру для выяснения неизвестных сведений… Ведь именно это стало нежелательно или вредно кому-то?

— Слишком ты всё закрутил, Сашок. Нагадай что-нибудь поумней.

— Это не я закрутил. Этим Матвей Игнатьевич со мной поделился по старой дружбе, тот самый наш важняк, которому уголовное дело о происшедшем поручено расследовать.

— Извини, — вынужден был прервать разговор Данила и повесил трубку; наконец-то приоткрылась дверь и, минуя приёмную, в кабинет проследовал его хозяин.