— Известная слеза.
— Ну вот. Тебе, значит, объяснять не надо. Его судьба гнала на Восток, узбеков или туркменов к социалистической законности приучать, но побоялись туда пускать. Там в своё время Бутурлин гайки накрутил такие, что сам Рекунков не обрадовался. Бутурлин и зачал известное «узбекское дело», которое потом в «кремлёвское» превратилось. А нашим наверху эти неприятности ни к чему. Вот Тараскуна к вам, как вакансия открылась, и отправили. Область, конечно, маленькая, не то что Алтайский край. Как он там?
— Приживается. Нашему народу в аппарате и в районах по духу пришёлся. Так что поддержку ему мы обеспечим. Главное, пока не врёт. Многого не обещает, но исполняет, что говорит. И конечно, берёт искренностью. Требователен, но справедлив.
— Жену-то привёз?
— Нет. Про жену спрашивать не совсем удобно, а сам молчит. С квартирой пока проблема. Живёт один. Друзей не заводит, осторожничает с местными, особенно душу не открывает.
— А прокурору иначе нельзя.
— С новым замом по следствию больше общается.
— С Юрой Бледных?
— С ним. Недавно назначили. Соротев, откровенно сказать, слабоват был, рано ему было в замы, упускал серьёзные моменты, а то и грубые просчёты были. Помнишь дело Салихова?
— Это тот, который полгода без вины в сизо проваландался, пока ты его не освободил?
— Он самый…
— Что о сыне помалкиваешь, Данила Павлович? Помню, жаловался, что тяжело Владислав в милиции приживается.
— Несладко в уголовном розыске, сам знаешь. Но ничего, Пётр Иванович Квашнин его сразу к себе взял, в самое пекло сунул.
— Сталь закаляется в огне.
— Вот он и закаляется, мать его ни днём ни ночью не видит. Петро бросил его раскрывать «висяки», учитывая опыт работы в разведке. Уже в старших лейтенантах ходит, последнюю звёздочку досрочно присвоили за ликвидацию особо опасной преступной группировки. А сегодня утром звонил мне, просил мать предупредить, чтоб не беспокоилась и к вечеру не ждала — выехал в один из дальних районов, где очередное чепэ.
— В целом-то доволен службой?
— Не так воспитан, чтобы отцовской репутацией пользоваться.
— Ты не ответил…
— А ты встречал дураков, которым вместо танцев с девчонками нравилось жульё да бандитов ловить по ночам?
— Сам молодца подбил на лихое дело…
— Холостыми стреляешь, Сашок, — хмыкнул Данила, — Владислав в уголовный розыск попросился с одной только целью, чтобы отыскать след Мельника — той сволочи, который его имя присвоил. Об одном только и мечтает — отомстить за ребят, погибших в Афгане, своего командира не может ему простить — взводного Алексея Конотопкина, тело которого эта гадина так и не доставила родителям. Ездил Влад к ним, навещал отца и мать, поклялся, что кровью заплатит предатель.
— Плохо. Одной жаждой мести в уголовном розыске многого не добьёшься. Там необходим холодный рассудок.
— Мы с ним на эти темы часто беседуем. Втолковывать пытаюсь: чтобы Мельника найти, придётся много грязи воровской перекопать. Тот, конечно, сменил фамилию, возможно, изменил и внешность, а с учётом, что вращался в ташкентских и московских группировках, занимавшихся наркотой, большим авторитетом успел стать. Трудно до него добраться.
— Что же? Скис Влад?
— Отвечает, что Квашнин его поддерживает и предпринимает свои меры. В союзный розыск объявлен Мельник, большая работа проводится в Москве — есть информация, что тот осел в столице.
— Ну, если так, обещаю и своё содействие, включу своих ребят, а Владу передай, чтоб звонил мне, если возникнет необходимость. Кстати, едва не забыл спросить: не женился разведчик?
— Что ты! Он берёт пример со своего начальника Петрухи да с тебя, однолюба. Очаровашка перестала уже и мечтать о внуках.
— Как Мельника отловит, так пусть она и обложит его приступом, — рассмеялся Лыгин, и они оба замолчали, как по команде.
— Знаешь, Данила, — первым возобновил разговор Лыгин, — а я ведь не просто так позвонил.
— Ты думаешь, старая лиса, я не догадался? Ты же не можешь просто так, без предварительной артподготовки. Неужели тот случай в метро? Появилось что-то новенькое?
— Угадал, криминалист провинциальный, — Лыгин не скрыл разочарования. — Чувствую, что Чернов меня с официальным поручением опередил?
— Нет. Никакой информации от следователя ни лично мне, ни в адрес прокурора области об этом не поступало, — успокоил его Данила. — По приезде на место я несколько раз связывался по телефону с Матвеем Игнатьевичем, Вепреву позванивал, но, кроме ответов, что следствие приостановлено, а оперативные мероприятия проводятся, другой информации не имею. Теперь уж и рукой махнул.
— Наши оперативники вышли на след банды, в которой орудовал Мазут.
— Привет с того света, — буркнул Данила.
— Обрадую я тебя или огорчу, но следы эти ведут в ваши края, — продолжал Лыгин. — Я уже направил к вам в нашу «контору» материалы для разработки. Ты возьми это дело на контроль, доложи Тараскуну, а поступит поручение от Чернова, сам понимаешь, — включать надо будет и ваши рычаги, и милицейские. Поговори об этом с Квашниным, пусть запрягает вовсю своих хлопчиков.
— Спасибо, Андреич, за хлопоты.
— Да что там… Об одном я жалею, Данила, что не убедил Владислава после выписки из клиники сменить фамилию и по нашей легенде внедриться в одну из столичных преступных группировок. Вероятность отыскать Мельника под нашей крышей тогда бы была гораздо выше.
— Возможно, ты прав, Александр, — помолчав, ответил Ковшов. — Однако доводы сына показались мне более убедительными.
— Он ежедневно подвергает свою жизнь опасности! Разве это не понятно? Мельник и его люди обязательно постараются убрать Владислава, лишь им станет известно, что он выжил. Игра в поддавки — не тот ход.
— Вот он и выбрал эту игру на живца. Владислав уверен, что Мельник к нам заявится. Тогда мерзавец от нас не уйдёт.
— Но Влад один, а хищников много и все неизвестны!
— Сын не один. Мы рядом.
— Тебя не изменить, Данила.
— На переправе, как говорится…
— Удачи тебе, прокурор!
Первые звонки больших неприятностей
— Давай команду, Иван! Пора! — Прыгающий от нетерпения начальник районного уголовного розыска капитан Дыбин подтолкнул щуплого паренька в мундире прокурорского работника с двумя звёздочками на зелёных погонах, и тот, сжав губы, неуверенно взмахнул форменной фуражкой над вихрастой головой:
— Поднимай!
Мощная стрела многотонного МАЗа, вздрогнув, натужено напряглась, устремилась вверх, толпа зевак, снующих у берега, заволновалась, сгрудилась, заворожённо не спуская глаз с выползающего из воды металлического троса.
Был полдень. Палила невыносимая жара. На бревенчатом, заезженном и разухабистом деревенском мосту без перил и ограждений командовал процессом следователь районной прокуратуры Иван Шатохин, усиленно обтиравший платком струйки пота, катившиеся с лица. Ивану приходилось туго. Форма, которую он надел впервые неделю назад, стискивала его тощую маленькую фигурку во всех самых неудобных местах. Галстук тисками сжимал тонкую шею, нещадно давили жёсткие полуботинки, фуражка то и дело спадала козырьком на нос, хоть он и старался задирать голову, отчего уже начинала ныть шея. Но главное — за два месяца после его назначения это было единственное серьёзное происшествие, на которое ему довелось выехать! И как всегда бывает в таких случаях, ему чертовски не повезло! Мало того что в прокуратуре никого не оказалось: прокурор — на совещании в райисполкоме, помощник прокурора — на проверке в колхозе, — случай оказался чрезвычайным.
Совсем некстати, когда перед небольшим зеркалом в приёмной у районного прокурора Иван с восхищением под охи и ахи завканцелярией Марии Афанасьевны любовался служебным одеянием и, поскрипывая новыми полуботиночками, не чуя беды, расхаживал туда-сюда, влетел, словно ошпаренный, Семён Дыбин. Не передохнув, прямо с порога он заорал благим матом, как обычно в своей «уголовке» перед началом «пятиминутного разгона»:
— Чепэ у нас! Степан Гаврилыч на месте?
— Прокурор в исполкоме, — побледнела Мария Афанасьевна, повидавшая много, но остолбеневшая от внезапного появления капитана милиции, примчавшегося будто с пожара.
— Выход один, — упал на стул Дыбин, сражённый ответом. — Надо звонить в управу и просить помощи у полковника Квашнина. Самим нам не справиться.
— Что произошло? — попытался вмешаться Шатохин, всем нутром почуявший самое худшее.
— Митяй Серёгин, двоечник известный, который на учёте у нас стоит, вместо того чтобы в школе… — Дыбин запнулся, задохнувшись от такой длинной тирады, выпущенной одним духом, и, набрав воздуха, обречённо завершил: — Выловил под мостом машину с покойниками…
— Как выловил? На удочку разве можно? — подогнулись ноги у завканцелярией, и грохнулась бы она на пол, не подхвати её Шатохин.
— Подбирайте слова, товарищ капитан. — Следователь помог старушке опуститься на стул.
— Э-э-эх! — махнул рукой тот и бросился накручивать диск телефона. — Следственный отдел? Начальника мне! Да, да! Петра Ивановича Квашнина!.. Да не кричу я… Чепэ у нас! — Капитан сбавил тон. — Вызовите товарища полковника с совещания. Очень прошу.
Разговор по телефону был коротким, но вразумительным, после чего капитан живо вскочил на ноги, словно его подзарядили энергией, и уставился на следователя.
— Что? — неуверенно спросил тот.
— Высылает оперативную группу Пётр Иванович. До её приезда приказал действовать самим. Так что займёмся предварительным осмотром местности, опросом граждан, ну а если к этому времени группа не подкатит, начнём подъём машины.
Обстановка усложнялась не только стокилометровым расстоянием райцентра от города (а до места происшествия — деревни Глухари — было ещё двадцать пять), много времени терялось на паромной переправе, так что прав оказался капитан Дыбин — надеяться надо было только на собственные резервы. К полудню были завершены необходимые для подъёма работы. Только Дыбин объявил перекур перед решающими действиями, кто-то из оперативников заметил пыль из-под колёс появившегося вдалеке милицейского «козлика». Подоспела и обещанная начальством помощь — старший лейтенант Ковшов и судебный медик Егоров.