— Вот чем кормят российский народ!
Зал ахнул.
Незнакомец же подбежал к трибуне и шарахнул по ней буханкой так, что та разлетелась на куски, а оратор, видимо, запамятовавший сценарий, пригнув голову, едва успел спрятаться.
— Шундучков! — заорал он, шаря по залу в поисках завотделом, но это оказалось лишним: трое молодцов в тёмных костюмах уже волокли упирающегося полоумного со сцены.
— Хлеб! — буйствовал тот в их руках. — Теперь он сродни чугуну! Вот что жрёт трудовой класс! Позор!
Вскочивший с места Шундучков, растолкав повскакавших с мест зевак, мигом вырос перед Первым.
— Какого чёрта?! — не сдерживаясь, выругался тот, отталкивая завотделом, пытавшегося привести в порядок запачканный пиджак начальника. — Это безобразие!.. Кто допустил?.. Гоните скотину вон!..
На сцену вбежал Сербицкий, и генеральский мундир враз покончил с сумятицей, а Первый взгромоздился на прежнее место.
— Я оскорблён!.. — начал он мертвенным тоном, когда зал стих. — Я оскорблён не меньше вашего. Кормить народ такими отбросами — это тягчайшее преступление.
По мере продолжения голос его креп и мужал, становясь с каждым словом свинцовее:
— Кто мог такое позволить в наше время? Прокурор!..
Пролети муха, её бы услышал каждый — так замер зал.
— Присутствует прокурор на заседании? — Крик Первого сорвался на фальцет.
Шундучков подтолкнул Ковшова. Данила поднялся.
— Ковшов, — представился он, — исполняющий обязанности прокурора области по случаю нахождения Галицкого в командировке.
— Так, так… — задумался Первый ненадолго и обратился к электорату: — За такой хлеб следует отвечать?
— В тюрьму! — Мощный гул голосов ударил в потолок и стены.
— Слышал глас народа, товарищ Ковшов?
— По всем прозвучавшим здесь фактам нарушения законности будут проведены проверки, товарищ первый секретарь, и виновные привлечены к ответственности. — Понимая, что для него всё только начинается, Данила продолжал стоять.
— Не хотелось бы сомневаться. — Первый поедал злобным взглядом Ковшова. — Однако на деле прокуратура потворствует бракоделам и безобразным фактам бесхозяйственности, в чём мы убедились с членами бюро сегодня!
За его спиной на экране тут же застрекотал ролик с выразительными картинками искорёженных барж и мелких судёнышек, ржавеющих на берегу Волги.
«Это же материалы недавней нашей проверки! — сразу узнал Данила. — Начальник экологической инспекции взялся их доработать, установить владельцев заброшенных посудин и возвратить вместе с фотоснимками для прокурорского реагирования!..» Вихрь мыслей пронёсся в его сознании: «Без Шундучкова здесь не обошлось! Несомненно, он воспользовался ими, выманив под предлогом у Нефёдова, и использовал в этой коварной комедии. Конечно, постарался устроить всё именно в отсутствие прокурора области. Но это же откровенная подлость!.. То-то он метил на вакантное место вместо Галицкого, когда решался вопрос о должности… А вкусив горечь неудачи, обозлился и ринулся всеми правдами и неправдами в обком — в заведующие именно административного отдела. Ведь партия требовала, чтобы все ей кланялись, а этот отдел курирует всю правоохранительную систему в области, следовательно, одним махом Шундучков становился на голову выше прокурора…» Выходит, зря Данила не верил слухам, что бывший транспортный прокурор, надавив на начальника аэропорта, который полностью был в его лапах, в пустом самолёте лично привёз Первого из столицы, доставив его в обком…
У Ковшова побелело лицо и свело скулы от ярости: «В клозет, наверное, за ручку водил, чтобы не качнуло, чай на блюдечке подавал, стервец, размазывал нас всех директору сегодняшнего цирка!..»
Данила заскрежетал зубами.
— И никто не несёт ответственности? — вернул его к происходящему голос Первого. — С себя надо начинать, товарищ Ковшов. Начальник милиции мне жаловался: прокуроры перестали арестовывать явных взяточников и жульё! А ведь нам как раз сейчас нужны громкие дела на зажиревших казнокрадов. Одного, другого за решётку лет на пятнадцать, и у других, глядишь, пропадёт интерес к дыркам в государственном кармане. Есть такие факты, генерал?
Сербицкий подскочил из-за длинного стола, где восседали члены бюро, лихо боднул воздух головой:
— Есть, товарищ первый секретарь! Как раз над рядом таких дел работают мои ребятки.
— Тогда не будем терять времени, — оглядел притихший зал Первый. — Заместитель, он и есть заместитель. Переговорю-ка я по этому вопросу с прокурором области. У кого он на приёме, говорите?
— У Рекункова Александра Михайловича либо у его первого заместителя Баженова. — Краем глаза Данила только теперь заметил, что Шундучков, сидевший рядом, пропал, слева его крепко подпирал коленом полковник Квашнин да за спиной покашливал время от времени подполковник Соломин.
— Если вас не затруднит, помогите мне по телефону найти ваше начальство, — подчёркнуто вежливо съязвил Первый. — Только без этих… проволочек… А мы продолжим заседание, товарищи.
Данила развернулся к дверям. Для него заседание бюро закончилось, поэтому он совершенно безразлично отнёсся к тому, что, опережая его, по другому проходу зала торопливо спешит к выходу и генерал милиции.
Операция «Снежный ком»
— Наум! Наум! Проснись же, наконец! О мой Бог! — стаскивала простыню с храпящего мужа Софья Семёновна Лировис. — К нам воры, Наум!
— Какие воры? — продрал глаза толстяк. — Что ты вздумала, Сонечка? И когда меня осчастливит Господь…
— Я встала раньше всех…
— Ну и что?
— Уснула позже…
— Зачем?
— Куда опять ты прячешь голову? О, моё наказание! Я устала кричать тебе про воров!
— Где?
— Пойдём сюда!
— Сплошное наваждение! Что тебе опять приснилось, Соня? Я уже не имею права спокойно спать в собственной квартире?!
— Иди сюда!
— Чтобы меня тоже порадовали твои галлюцинации?
— Пусть они радуют наших соседей! Этот человек всю жизнь мне не верит! Боже мой!
Наум Раумович с больной головой, обмотанной полотенцем, пошатывался посреди зала в полном отчаянии:
— Десятый час утра!.. Кто встаёт в такую рань?
Усилиями двух проснувшихся дочерей и натренированными подзатыльниками жены Наум был наконец доставлен к окну на балконе.
— И что вы мне можете показать? — ткнул он в стекло.
— Разуй зенки, балбес!
Квартира начальника главка сельского строительства располагалась на двух этажах: гордостью хозяина, воздвигавшего дом, была комната на верхнем, пятом этаже. Наум лично планировал свои апартаменты, жена и дочки занимали нижнюю площадку. Он любил засыпать, блаженствуя в одиночестве и не слыша хлопот и криков беспокойного женского окружения. Любил просыпаться от первых солнечных лучей восходящего солнца и пения птиц. Эту страсть не могло одолеть даже его фанатичное увлечением картами.
— Куда глядеть, дорогая? — блаженно потянулся Наум в сладкой полудрёме.
— Куда? — подхватили дочери, облепив родителей и подоконник.
— Видишь форточку нашего чердака? — зашептала на ухо Софья Семёновна, придавив его пышной грудью.
— Ну? — с трудом пискнул Наум.
— А что из неё торчит?
— Сонечка, ты загадываешь нелепые кроссворды.
— Там голуби, мамочка! — хором взвизгнули дочки.
— Не только. Что бы вы без меня делали? Очнись, Наум!
Под твёрдой её рукой нос Наума влип в стекло, и он действительно прозрел:
— Есть, Сонечка, есть! Только пожалей меня, ради бога, отпусти затылок.
В чердаке мельтешили две или три мужские фуражки, фетровая шляпа и что-то зелёное или синее, будто женский берет.
— Это Трофим, — уразумел Наум. — Трофим Закваскин, наш управдом и дворник. Я давно заставлял его заняться ремонтом крыши, вот он и сколотил с утра бригаду. Ты сама, Сонечка, продырявила ему уши нашим каминным дымоходом.
— Если б не я, уважаемый управляющий главком, наше семейство задохлось бы от проклятой трубы!
Она оставила в покое мужа и, приникнув к стеклу, замахала руками:
— Трофим Григорьевич! Трофим Григорьевич! Что это вы там вытворяете?
Однако крики её имели обратное действие: фуражки, шляпа и берет мигом исчезли.
— Вот те раз! Оглохли они, что ли? — разочарованно опустила руки Софья Семёновна, а успокоившийся Наум Раумович поплёлся к остывающей постели: затянувшиеся допоздна вчерашние сражения в покер, сдобренные изрядными порциями коньяка, продолжали притягивать перегруженный его организм к подушке.
Между тем спокойствие не успело воцариться в покоях потревоженного семейства: двери четвёртого этажа вдруг затряслись от грохота, как если бы в них забарабанили враз несколькими сапогами, и следом нагло затрезвонил звонок.
— Час от часу не легче! — бросилась к дверям Софья Семёновна. — Нет, этот Трофим потерял всякий стыд… Делать ему нечего, как людей булгачить по утрам!
Она принялась отмыкать многочисленные замки с цепочками и раскрыла было рот, чтобы встретить управдома соответствующим образом, но обмерла, застыв. За порогом вытянулся милиционер в сапогах и при синей фуражке, за спиной которого толпился управдом со всей остальной компанией.
— Майор Грохота! — рявкнул милиционер. — Квартира Наума Раумовича Лировиса?
Всем своим грузным телом Софья Семёновна в беспамятстве сползла на паркет.
— Все члены семьи дома? — перешагнул через её ноги Грохота.
Наум Раумович ткнулся головой в одеяло и стал зарываться в него, как страус в песок.
— У вас будет произведён обыск, — бесцеремонно расхаживал по квартире майор, будто ничего особого не случилось. — Вот постановление, — продемонстрировал он бумагу выскочившим из своей комнаты девочкам. — Предупреждаю: если имеются запрещённые в обращении предметы, вещества, оружие, а также золото, драгоценности и деньги, предлагаю предъявить добровольно и незамедлительно. Всё будет запротоколировано.
Девочки схватились за серёжки в ушах.
— Снимать? — с дрожью спросила старшая.
Майор скользнул по обеим невидящим взглядом: