Однако, тяжёлые у него, у Фирюли, и рука, и слово. Вот и теперь, не успел Фирюля отдыха хозяину пожелать, всё и началось… Напротив жигулёнка Хмыриного выскочила шавка на уродливом ревущем мотоцикле. Шавка такая, что Фирюлю враз в холод бросило: мужик, словно обезьяна, весь в чёрном трико, а на голове шапочка с дырками для глаз и рта. Сиганув с седла, обезьянка эта рванула дверь жигулёнка на себя и, бросив внутрь две гранаты, лихо вскочила на свой агрегат и направила его лоб в лоб к джипяре, где в открытые окна башки бойцов от ужаса и удивления повысовывались. Там дверь машины киллер открывать не стал, он с треском вырулил вбок от джипа, успев в последнюю минуту забросить внутрь пару гранат. Дико взревев, пугая встречный транспорт треском и воем, мотоцикл понёсся по улице, сгинув в первом же узком переулке. А вслед ему нёсся фейерверк взрывов, грохота и пламени.
Тяжёлый джип вскинуло на дыбы вместе со всем содержимым, треща и чадя, завалился он набок на середине моста и застыл, словно пылающее полено в бензине. В стороны ныряли машины, некоторые водители, послабее духом, бросали их среди моста, убегая и спасая свою жизнь…
Одиноко торчал среди хаоса и пожарища чёрный «лексус». Ошарашенные внезапным нападением и чудовищными последствиями, Паук и Фирюля, выскочив из машины при взрыве джипа, прикрыв головы руками, пластались на асфальте.
Первым опомнился Паук. Вскочив на ноги, пнул Фирюлю в бок, дико заорал:
— За руль, скотина! — Прыгнув рядом на сиденье, он судорожно схватил «калашник» и, озираясь по-звериному, гаркнул: — Гони отсюда! Что зенки вылупил?
— Куда?
— К Боцману, к Боцману гони!
Никто, кому пришлось оказаться поблизости, не смог потом толком рассказать, что же произошло и что творилось на том проклятом мосту. Кроме взорванных, сгорело ещё несколько автомобилей, пока не приехали, не растащили их пожарные. Никто не мог объяснить, что за мотоцикл был там. А через несколько дней пошли бродить слухи, что их на мосту было несколько: два или три. И на каждом сидело по два бандита. И все были в трико и в масках… Некоторые же рассказывали, что собственными глазами видели, как мотоцикл тот вместе с киллером взрывной волной выбросило в речку, но убийца выплыл и скрылся. Были и такие (более скромные), кто заметил, как, проносясь навстречу расступающимся машинам, мотоцикл исчез в переулке.
В одном очевидцы были едины: госномеров на мотоцикле не было, лица убийцы никто не видел. Тем более никто не смог в узкие щёлки на маске киллера разглядеть жгучие от ярости, чёрные от бешенства глаза Музыканта…
Полковник Квашнин метался по кабинету, как лев в запертой клетке. Взорвавшийся звонкой трелью телефон стал тем спасителем, к которому он тут же бросился:
— Кто?! Что?!
— Про взрывы на мосту доложили? — Голос Ковшова, ровный и требовательный успокаивал. — Покушение на Паука… Совершенно непредвиденное обстоятельство!
— А какие здесь меры могут быть? — нервно хмыкнул Квашнин. — Гаишники и без меня разбираются. Я лишь скорректировал начальника службы, чтобы Паука не трогали и никаких погонь за ним не устраивали, чтобы нашу операцию не сорвали ненароком. С них станется.
— Киллер скрылся?
— Что спрашиваешь, сам уже всё знаешь. Город закрыть успели, выбраться ему не удастся.
— Есть информация, будто упал он с моста вместе с мотоциклом.
— Брехня! Ушёл он спокойненько, да там и не было наших, чтобы его преследовать.
— Ты что же, снял слежку с Паука?
— Ни в коем разе. Мои люди ведут его. Но теперь на место взрыва трёх оперативников пришлось отрядить.
— Достаточно оставшихся? Может, попросить у Сербицкого дополнительные силы?
— Хватит своих. Теперь Паук пожалует на теплоход с одним шофёром, остальная братва полегла на мосту, но он уверен в себе, мерзавец, даже Боцмана с собой не взял. А гости? Чем не бойцы? Смотрящий Зоря Бессарабский один десятерых заменит. А Сансон?
— Нельзя сбрасывать со счетов каждого! — оборвал его Данила. — Не расслабляйся, Петро.
— А чем мне помочь ребятам, сидя в кабинете? — хлопнул ладонью по столу полковник. — Я бы бегом туда пустился, тогда бы была реальная помощь.
— В твоих руках ход всей операции. Спокойствие и разум — вот твоё оружие.
— Поучи, поучи старика. Ты лучше послушай, что я тебе сказать хотел.
— Внимательно слушаю.
— Твой Владислав несколько минут назад сообщил, что на теплоход собственной персоной прибыл Мельник, он же Ерёма.
— Объявился, беглец!
— Объявился. Осмотрел теплоход, каюты, предназначенные для отъезжающих гостей, и устроился рядышком, в соседней.
— Выходит, сбежав от Князя, он к Пауку в службу безопасности нанялся. Получил почётное поручение охранять гостей в поездке.
— Получается так…
— Опасная компания. Подскажи Владу, чтоб глаз с них не спускал, закрепил за каждым отдельного оперативника.
— Он своё дело знает, Данила. А Мельника этого, то бишь Ерёму, он обещал лично взять живым.
— Только без этого!.. Без счётов! Остереги его, Петро, от горячки. Бандиты очень опасны, выверты Паука вами изучены, а от Зори и Сансона неизвестно чего ожидать. Сюрпризы возможны любые.
— Учтём.
— И всех брать живыми! — В голосе Данилы Квашнину почудились металлические нотки. — Живыми они нам нужны, Петро! Доведи ещё раз этот приказ до сведения и сына, и всех задействованных в операции оперативников.
— Успокойся, Данила, — кашлянул в ответ Квашнин. — Мои орлы своё дело знают.
Боцман не узнал «Лексуса» хозяина, когда автомобиль подкатил к баркасу. Кузов, потеряв прежнюю привлекательность, а местами и былую чёрную окраску, заляпанную рыжими выгоревшими пятнами, был искорёжен кусками дорожного асфальта, булыжниками, разметавшимися частями взорванного джипа; немало вреда стёклам причинил огонь. Ещё более ужаснулся старик, узнав от выскочившего из-за руля Фирюли, из какого ада им удалось унести ноги с Пауком, который всё ещё оставался на сиденье. Сдерживавшийся всю дорогу и даже отдававший команды водителю, лишь заскрипели тормоза, Паук был разбит стрессом и теперь, обмякнув, не подавал признаков жизни. Фирюля и Боцман изрядно помучились, вытаскивая его на воздух и усаживая на лестницу. Однако ватка, смоченная нашатырём, а затем несколько глотков водки возвратили краску на лицо хозяина, вернули блеск в глаза. Выбежавшие к машине Ясновидящий и Альфред Самуилович, запричитавшие над ним, окончательно восстановили ему способность разумно воспринимать происходящее.
— Воды мне! — рявкнул он Боцману, растолкав всех и сбросив одежду до пояса, разом опрокинул на себя ведро живительной прохлады. — Ещё! Ещё! Ещё!
Пока хозяин приводил себя в чувство таким варварским способом, Фирюля сбегал в кубрик баркаса и вернулся с костюмом и рубашками. Лишь облачившись в сухое, Паук, пошатываясь, огляделся и, окончательно приходя в себя, помутнел глазами. Взгляд его упал на «калашник», болтавшийся на плече Фирюли, тот не успел и рта раскрыть, как Паук сорвал с его плеча автомат и с диким воплем отчаяния выпустил очередь вверх:
— Суки! Они все ответят за моих ребят! Пощады не будет!
Фирюля и Альфред Самуилович бросились его успокаивать, и лишь Великий Ясновидящий, трепеща как лист на ветру, упав на колени, бормотал одному ему известные молитвы.
— Встаньте, Великий! — опомнившись, схватил его за руку Паук. — И простите мне эту выходку. Я помню своё обещание достойным образом проводить вас в столицу, а все свои проблемы решу, когда исполню долг.
Он распахнул дверь к заднему сиденью автомобиля и широким жестом пригласил Эммануила Ясновидящего занять место.
— Позвольте и мне… — юркнул вслед за Моней и Зигмантович, не забыв поручить Фирюле побеспокоиться об их вещах.
Когда гости расселись в машине, Паук обнял Боцмана и, сдерживая слёзы, скомандовал:
— Придётся тебе, старина, оставить своё корыто на время и найти нашего человечка в ментовке. Узнай у него всё о поганых псах, поднявших на нас руку. Пусть потревожит начальство насчёт убитых ребят, упросит их не мешать нам устроить царские похороны. А после помин уж погуляют и наши «калашники»!
Он расцеловал старика и запрыгнул в машину.
К мостику на теплоход гости спускались скромной цепочкой вслед за Пауком: Сансон с Зорей, Моня с Зигмантовичем. Фирюля с поклажей замыкал процессию. Груз принадлежал Великому Ясновидящему, свой портфельчик Альфред Самуилович бережно прижимал обеими руками к животу, у Сансона под мышкой торчала неприметная длинноватая коробочка, а Зоря Бессарабский вовсе был налегке. Выделялся и портил общий вид Фирюля — своей бандитской рожей и кепкой, глубоко надвинутой на самые уши. Но что взять с водилы? Шоферюга, грузчик, его не перекроить. Наверное, поэтому его бесцеремонно отпихнула в сторону развесёлая подвыпившая компания вихрастых парней и нахальных девчат, с плясками и песней под гитару провожавших молодую парочку.
— Пароход плывёт по Волге под названием «Мазут», не испачкайтесь, девчата, не то замуж не возьмут! — усердствовали плясун и гитарист, дравшие глотки, не обращая внимания на дежурившего на набережной милиционера.
Под шум и гомон попутчиков Паук и провёл гостей (отослав Фирюлю к машине, как только тот разгрузился) в каюту вип-класса на верхней палубе. Нажал кнопку в стене, вызвал официанта из ресторана.
— Друзья мои! — воскликнул он, выбив пробку и разливая шампанское по бокалам. — Оставим все неприятности за бортом этого теплохода, подымем бокалы и воздадим должное удаче, чтобы она сопутствовала вам в дороге! До новых встреч и крепкое наше содружество!
Умел говорить Паук, что тут добавить? Все запрокинули бокалы, не заметив, как тихо приоткрылась дверь и так же тихо затворилась за вошедшим — молодым кудрявым человеком с длинноствольными пистолетами в обеих руках.
— Музыкант? — успел удивиться Паук, и это стало его последним словом.