Тут по его лицу пробежал нервный тик.
– Никогда не говори «никогда», – сказал Гройль.
– Ты все такой же оптимист, Флориан.
– Просто я не люблю отступать.
Человек с призраком попробовали поздороваться. Пришелец не был совсем уж бестелесным, но звонко похлопать его по плечу у доктора не вышло. Рука едва не провалилась в пустоту.
Старые знакомые не стали обращать внимания на досадные мелочи.
– Вот я и нашел тебя, Хельмут, – сказал Гройль. – Нашел бы и раньше, но никак не представлялось случая приехать в эту ж[…]пу мира… надеюсь, ты не в обиде? Что там – лишняя пара лет перед лицом вечности?
– Сто лет вперед, сто лет назад – какая разница, – согласился Хельмут, но улыбка все же сползла с его мертвых губ.
– Мне помог мой юный друг, – Гройль положил руку мне на плечо, и я поёжился. – Собственно, это он первым учуял твой след. Его зовут Сергей Волков.
Хельмут протянул мне руку. Содрогаясь, я пожал. Ладонь призрака на ощупь напоминала медузу.
– Совсем молодой волчонок, но весьма талантлив, – продолжал Гройль меня хвалить. – Уже собирался пойти к русским в Смотрители, но вовремя одумался. Теперь он с нами. Будь уверен, рано или поздно мы сможем им гордиться.
– Главное, чтобы не поздно, – заметил Хельмут.
Флориан Штарк ухватил старого друга за прозрачный рукав:
– Именно об этом я и хочу с тобой поговорить. Не стану скрывать, что за эти годы мы так и не сумели добиться значимого успеха. Враг еще силен. Я не говорю про нынешних так называемых Смотрителей из Наблюдательного совета. Этих я держу вот тут, – он показал костистый кулак. – Самое забавное, Хельмут, что они и сами были рады перейти на нашу сторону. Да и чего еще ждать от ленивых разжиревших лисиц? С ними разговор короткий. Немного припугнуть, огреть хворостиной, а потом посулить вкусную кормежку – и вот они уже метут хвостом асфальт перед твоими сапогами… Не-ет. Я имею в виду наших старинных знакомцев, первых Смотрителей города. По слухам, они живы до сих пор. Где-то прячутся и пытаются вредить нам.
– Я понимаю, о ком ты, – сказал Хельмут. – Если помнишь, незадолго до начала войны отдел моделирования истории «Анненэрбе» вплотную занимался этим вопросом.
– Помню, – сказал доктор Флориан.
– Именно тогда мы пришли к выводу, что упомянутый феномен должен быть нейтрализован любым способом. Без этого захватить Петербург и Россию в целом не представляется возможным. Мы составили об этом подробную справку, каковую и представили рейхсфюреру.
– Ох уж эта немецкая бюрократия. Надо было действовать быстрее и решительнее.
– Открою тебе секрет, о котором ты, вероятно, не знаешь. Наша последняя миссия состояла именно в этом. Мы должны были найти в блокированном Петербурге тамошних Старших Смотрителей. Далее – действовать по обстоятельствам.
– То есть – ликвидировать?
– Было и такое предложение. Защитники города были бы деморализованы, и наши войска заняли бы его за считанные дни. Увы. Наш славный ветеран – бывший Старший Смотритель Восточной Пруссии – выступил резко против. Рейхсфюрер не посмел с ним спорить. И сам фюрер не посмел бы. Ты же знаешь, Флориан, его почтение к старым оборотням, отцам-основателям Рейха.
– Я бы посмел, – зловеще протянул Гройль. – Я бы поспорил со стариком Фрицем…
– Поэтому ты и не фюрер…
Гройль проглотил это колкое замечание. А Хельмут говорил дальше:
– Вместо радикальных мер мне было поручено передать здешним Старшим Смотрителям некое послание. Его суть я не вправе открыть даже тебе. Могу лишь сказать, что дело касалось судьбы Петербурга… и исхода войны в целом.
– Исходом войны должна быть капитуляция врага, – возразил Гройль. – Задача и сегодня ставится именно так.
– Не уверен. Эти русские Смотрители до сих пор сильны. И они играют на своем поле. Это их история, которую невозможно игнорировать.
– История – именно та дисциплина, которую можно и нужно игнорировать, – возразил на это Гройль. – История имеет нулевую ценность: мы ведь уже знаем, чем дело кончилось! Вдобавок эта лживая наука то и дело разворачивается, как флюгер, смотря по тому, откуда подует ветер. Поэтому лучшая история – это геометрия, друг мой. Когда-то поле, о котором ты говоришь, топтал шведский сапог. Потом настал черед русского лаптя… в свою очередь, когда мы прогоним русских, эта земля станет нашей – только и всего!
– О да, рейхсфюрер тоже говорил об этом, и примерно в тех же выражениях, – заметил Хельмут. – Ты многому у него научился, Флориан. Не зря ты был его любимчиком.
Гройль кинул быстрый взгляд на меня. Но я не подал вида, что удивлен.
– Ты преувеличиваешь, – сказал он. – У шефа не было любимчиков. Впрочем, именно эта старинная история ведет нас напрямую к нынешним тревожным дням. Пришло время завершить твою последнюю миссию, Хельмут. Не думай, что твои парни сгинули зря в этих гнилых болотах. Мы снова призовем их под наши знамёна.
– Они готовы, – отозвался штандартенфюрер.
– Тогда верни их в этот мир. Вспомни тренировки в Вевельсбурге. Просто позови их. Не сомневайся, ты можешь.
То, что произошло дальше, было удивительно и странно. Хотя и не намного страннее, чем всё остальное, что происходило до сих пор.
Хельмут Фон Шварценберг опустил голову. Казалось, он о чем-то напряженно думает.
Прошла пара минут – и что-то изменилось. Болото глухо забурлило. Лягушки призаткнулись, а птицы снялись с ветвей и разлетелись кто куда. На поверхности воды появились громадные черные пузыри, надулись и лопнули. В воздухе запахло тухлятиной.
Вслед за этим из воды показался хвост самолета. На нем красовался уже виденный мной раньше черный крест.
Хвост был весь облеплен тиной и болотной травой. За ним из глубины высунулось целое крыло с тяжелым мотором, за ним появился и корпус («Фюзеляж, двоечник», – подсказал внутренний голос, но я от него отмахнулся). Корпус был сделан из алюминиевых листов, соединенных заклепками. Удивительным было одно обстоятельство: и крылья, и корпус выглядели помятыми и пробитыми в разных местах, но прямо на глазах выправлялись. Затягивались и кошмарные дыры от осколков. Обломанные пропеллеры выросли снова. Разбитые когда-то иллюминаторы вновь сделались целехонькими. Выстроились в ровную линию, как пуговицы на школьной рубашке, и тускло заблестели в лунном свете.
Последним из болота показался нос «Юнкерса». За стеклами кабины зажглась тусклая лампочка, и стало заметно, что летчик приветственно машет оттуда рукой в перчатке. Кто-то выглядывал и из круглых окошек: вместо лиц я видел только белые пятна. И я не был уверен, что хочу рассмотреть подробности.
Теперь громадный самолет-призрак спокойно плавал на поверхности. Он не двигался, но было ясно, что ему ничего не стоит выбраться из болота, отряхнуть грязь с колес и бесшумно взмыть в воздух.
Вышло бы эффектно.
Вот и штандартенфюрер смотрел на свой «Юнкерс», и слезы умиления блестели у него на глазах. Правда, я мог и ошибиться: кто знает, что на уме у этих призраков. Потом он повернулся к доктору Старкевичу:
– Благодарю тебя, Флориан. Я буду рад выполнить свой долг… пусть и восемьдесят лет спустя.
– Не стоит благодарности, – отвечал Гройль. – Операция «Возмездие» начнется очень скоро. Я подниму на свет всех, чьи косточки лежат в этих чертовых лесах. Я разыщу все потерянные экипажи люфтваффе и кригсмарине1. Найду и танкистов – пусть от этих бедолаг и оставалась порой лишь горстка пепла в ржавой консервной банке… именем великого фюрера, Хельмут, я соберу всех наших погибших солдат. Потерянных, но не забытых. Здесь их многие сотни, если не тысячи. Неупокоенные души жаждут мести, и мы отомстим. Мы ударим так, что эта земля содрогнется от ужаса! Древняя арийская раса будет править миром.
Вот тут-то глаза штандартенфюрера нехорошо заблестели:
– Да, это великая цель… но скажи мне: этот мальчик – истинный ли он ариец? Я бы сказал, тип его лица близок к нордическому, однако…
– Не беспокойся, – прервал его Гройль. – По отцу он из сибирских оборотней. Последний из когда-то крепкого и весьма воинственного рода. Но я имел счастье знать обоих его родителей. Пусть тебя успокоит тот факт, что по материнской линии наш Сергей – потомок тевтонских рыцарей, славных пруссов, верных солдат кайзера. Его тетка родом из Пиллау. Ты узнаёшь эти серые глаза, Хельмут? В них словно отражаются холодные волны Остзее2…
– Тогда все в порядке, – заявил длинный Хельмут и попробовал похлопать меня тыльной стороной ладони по щеке, по их обычаю. Ладонь была омерзительно холодной, и я не удержался и отступил на шаг, прямо в лапы Гройля.
– Не ломайся, не девка, – проговорил он неслышно. – Обидишь моего старого друга. А он мне еще нужен. Вы все мне очень, очень нужны, хе-хе…
Я в который раз понял, как мало знаю про этого лживого доктора. Но вот что странно: я уже не мог его ненавидеть, как раньше. Он цинично использовал нас всех и даже этого не скрывал. Но его цинизм был похож на мой, или это я стал похож на него?
– Мы непременно сработаемся, – ухмыльнулся между тем Гройль. – И потом, из наших юных оборотней-темнейджеров выйдут превосходные разведчики. Их кипучей энергии и острому нюху остается только позавидовать! Как ты думаешь, Хельмут, кого мы пошлем на поиски этих старых упрямцев, первых Смотрителей Петербурга?
Фон Шварценберг придирчиво оглядел меня с ног до головы. Должно быть, остался доволен.
– Доверяю твоему выбору, Флориан Штарк, – сказал он. – И твоей безошибочной интуиции. Я слышал, как ты ловил оборотней-партизан в белорусских лесах. Кажется, от тебя не ушел ни один. Даже этот… как его… Степан Ковальчук.
– Это был опасный враг, – процедил Гройль. – Один из самых быстрых сверхволков того времени. Я настиг его на вокзале в Гродно, у паровозных мастерских. Настиг и загрыз вот этими зубами… помнится, его тело облили мазутом и сожгли, чтобы он не смог переродиться. По иронии судьбы я дружил с его родичами в Чернолесье… но эту историю я им не рассказывал. Помнишь Феликса, Сергей? Или тебе больше по сердцу была его сестричка?