– Смотри-ка, наш кайзер тут как тут, – сказал Петр. – Ну что же, потолкуем.
Флориан Штарк (в своем любимом нацистском мундире) стоял на берегу и старался выглядеть спокойным. Я достаточно его знал, чтобы понять, каких усилий это ему стоит.
Лодка довольно ловко пришвартовалась прямо к ступенькам пристани, и царь Петр взошел на гранитные плиты набережной. Я из любопытства вылез тоже и встал в сторонке.
Гройль снял фуражку и учтиво поклонился. Император ответил тем же. Нет, эти двое и не думали обниматься и хлопать друг друга по плечу. Но и вцепляться в горло пока не собирались.
– Вы – доктор Флориан Штарк? – спросил Петр. – Полагаю, мое имя вам известно. Чем обязан… столь неожиданным визитом?
– Откладывать мой визит не имело смысла, – сказал Гройль. – Еще немного, и у вас не осталось бы выбора. Между тем ставить партнера в безвыходное положение – невежливо.
– Не понимаю, о чем вы.
– Прежде всего – о ситуации на фронте. Вы окружены, и у вас нет шансов вырваться из блокады, уважаемый Петр Алексеевич. Как опытный Смотритель, вы должны это понимать. Под вашим контролем остался жалкий клочок земли и моря, да и то до тех пор, пока мне не надоест эта благотворительность.
– Вы слишком много на себя берете, доктор Флориан, – сказал император. – Еще ни разу мой город не был захвачен ни с суши, ни с моря, ни с воздуха.
– Всегда приятно оказаться первым. Первым, кто это сделает.
– Не забывайтесь. Был уже один такой наглец, еще в прошлом веке. Тоже пытался ухватить кусок не по зубам. Взял город в осаду… ну, да и его крепко осадили. Кажется, вы были знакомы?
– Шапочно, – признал Гройль. – Я сделал выводы из той истории. Сегодня все происходит по-другому, и методы у нас более действенные. Собственно, Петербург уже захвачен изнутри. Если сегодня каждый второй житель готов выйти на улицу, чтобы жечь и крушить, а остальные сидят по домам и трясутся от страха, не означает ли это, что никакая внешняя оборона не имеет смысла?
– Вы преувеличиваете.
– Ничуть. Мы действуем исключительно тонко. Сверхлюди новой эры научились высвобождать концентрированное зло, накопленное за много поколений. Скажу без ложной скромности, отчасти это и моя заслуга… как первооткрывателя.
– Это вы про черный туман? Я наслышан о нем. Нам он не грозит.
Гройль взглянул на Петра и неожиданно улыбнулся:
– Тут вы неожиданно правы. Туман – это красивая картинка. Вроде цветного дыма, который выпускают самолеты на авиашоу, знаете? Может, видели из своей Петропавловки? Не-ет, дорогой мой Петр. Настоящее зло невидимо и неощутимо. Правда, от этого оно не перестает быть убедительным.
– Меня вы не убедили.
– Просто вы – оборотень старой закваски. В упрямстве вам не откажешь. Я и сам такой, что греха таить. Так вот: черный туман нужен только вначале, чтобы напугать легковерных простаков… или нынешних трусливых Смотрителей… ну, а дальше зло легко расходится по миру, как ударная волна от взрыва. Передается от одного к другому, наподобие чумы. И люди превращаются в зверей. Конечно, кроме тех, кто и так наполовину был зверем… с кого все и начиналось… повторяю, я не преувеличиваю свои заслуги. Но я старался.
– Зря старались. Любая чума рано или поздно проходит. Сколько раз уже так было.
– Ох уж мне эти олдфаги, – воскликнул Флориан (император вскинул брови, но промолчал). – Они ценят только прошлый опыт и даже вообразить не могут ничего нового. Стоило наблюдать при жизни столько революций!
– Ближе к делу, – поторопил Петр. – Твое предложение?
– Мы уже на ты? Я рад. Итак, ты прекращаешь сопротивление. Выходишь из игры. Памятуя о твоих заслугах, я оставляю тебе пост Почетного Смотрителя. Будешь жить в своей крепости, присматривать за порядком в городе. Чистоту наводить, убирать всякую падаль… на первых порах это будет особенно актуально. Увы, население сильно поредеет. Наших безмозглых пехотинцев – Кромешных – я отправлю в боевой поход, откуда они не вернутся, как и было задумано. Кто-то из горожан успеет сбежать, кто-то подохнет от голода… выживут самые умные и хитрые. В общем-то, как всегда. Скажи, дорогой мой Петр, слыхал ли ты что-нибудь о естественном отборе?
– И слышать не хочу, – император потемнел лицом, даже усы у него отчего-то повисли. – Ты мне полгорода погубить вздумал, чертов доктор? Ты в своем уме?
– Значит, не слыхал, – деланно огорчился Флориан. – Я поясню. В будущее возьмут не всех. Большинство упертых стариков останется за бортом. В новом городе будут жить молодые и сильные, – тут он ткнул пальцем в мою сторону, и я даже зажмурился. – Из них мы построим новое общество. Тьма станет нашей религией. Ну, а после нашей победы тьма засверкает новыми красками – и незаметно превратится в самый настоящий свет… мир в очередной раз перевернется, только в этот раз мы окажемся на вершине. Ты знаешь, Петер, я формулировал это столько раз, что мне и самому надоело повторяться. Просто поверь на слово.
– Не верю ни единому слову, – сказал Петр. – Ты сумасшедший. Ты одержим жаждой власти.
– Странно слышать это от бывшего императора. Кажется, при жизни ты не особенно церемонился с подданными. Только вспомни, на чьих косточках построен этот город?
– Да, я небезгрешен. И я порой бывал жестоким. Но я хотя бы не призывал на помощь древнюю тьму из преисподней, Флориан. Как ты решился на это? Как ты посмел?
– Потому что могу, – ответил Гройль с усмешкой. – И потом, не забывай: все мы, оборотни – порождение этой тьмы. И ты, и я. И этот мальчик. И твой старый друг, что сидит вон там в лодке и смотрит на нас совиными глазами. Земля неохотно рождает святых, и ангелы здесь рано теряют крылья… карьера демона куда перспективнее. Наш мир темен и жесток, и ты, как Старший Смотритель, знаешь это не хуже меня.
– Тогда слушай, что я скажу тебе, как Старший Смотритель. Ты лжешь и лукавишь, самозваный доктор Флориан Штарк. Ну да, мы родились во мраке и приняли обличье демонов, бесстрашных и беспощадных. Почему же тогда одни приняли тьму, как должное, а другие – все еще смотрят в небо… с неизъяснимой надеждой? Взгляни-ка на золотой шпиль над моей крепостью и на ангела, летящего над городом. Когда-то я велел поставить его выше всех куполов и крыш. Как ты думаешь, кто он? Куда летит? С кем он говорит там, среди облаков, и о чем просит? Тучи сгущаются, Флориан, но ты не сможешь погасить солнце. Высшие силы вспомнят о нас. Зло не вечно.
– Красиво излагаешь, – проворчал Гройль, но на шпиль все же посмотрел. – И фигурка красивая. Это оттуда твои лазеры бьют? Мощно, ничего не скажешь. Да только есть теперь небоскребы и повыше. Твое время прошло, гражданин император. Твой народ разбежался. Твои любимые Высшие тебе не помогут. Просто не заметят. А Главным Смотрителем буду я сам.
– Этому не бывать, – твердо сказал Петр.
– Это будет. Ты меня не остановишь. Ты стареешь и слабеешь. Скоро совсем не сможешь кусаться, как та кобра из сказки, что пережила свой яд.
– На себя посмотри, сказочник, – обозлился царь. – Пес смердящий.
– Ага! Наконец-то тебя проняло! Ну, погоди у меня…
То, что произошло дальше, было и страшно и весело одновременно. Гройль подпрыгнул на месте и превратился в адского волка. Его глаза сверкали, а шерсть на загривке стояла дыбом от злости. Только и император-призрак не остался в долгу! Он раскинул руки в стороны, как гимнаст в цирке, и в одно мгновение обернулся огромной и грозной птицей с черным оперением и желтым крючковатым клювом.
Орел, конечно, не был двуглавым. У него была обычная орлиная голова и круглые зоркие глаза. Только ростом он превосходил и меня в человечьем образе, и Гройля – в волчьем. Если бы ему вздумалось раскинуть крылья, он мог бы обнять десятерых.
Вот орел-император переступил с лапы на лапу, и железные когти высекли несколько искр из гранитной мостовой.
– Бер-регись, – проклекотал он весьма отчетливо.
– Да пошел ты, – отозвался Гройль.
И началась драка, каких я не видел ни разу в жизни! Птица и зверь сцепились намертво. Клочья шерсти и черные перья летели по ветру. Орел клевал и драл когтями волка, а тот пытался дотянуться челюстями до орлиной шеи. На пару секунд мне показалось, что я застыл во времени – настолько быстрыми были их движения. Быстрыми и точными. Иногда они словно зависали на долю секунды, выбирая следующий ход, и тогда это было до странного похоже на книгу с картинками, вроде боевых маньхуа из какого-нибудь Гонконга.
Филимон Иваныч выбрался из лодки и встал рядом со мной, опираясь на свой зонтик. Из внедорожника вышел и водитель Алексей. Захлопнул за собой дверцу. Фары мигнули.
– Нихрена себе, – сказал он, подойдя поближе. – Послать шефу видео, так он не поверит. Скажет, у сына в тиктоке подсмотрел.
Он действительно вытащил телефон и попробовал снимать все происходящее. Но битва завершилась так же быстро, как и началась. Быстро и неожиданно.
На последних кадрах, что мы увидели, гигантский орел вцепился когтями в волчью спину, взмахнул крыльями и взмыл вместе со своей ношей в воздух (невысоко, всего-то метров на пять). Оторвавшись от земли, волк-оборотень потерял изрядную часть своей силы. Он даже не трепыхался. Поджал хвост и нелепо растопырил длинные лапы, как никогда похожие на костыли.
И тогда орел сбросил его в реку.
Плюх! Гройль погрузился с головой, но тотчас же вынырнул. Остроухая голова торчала над водой, как почерневшая болотная коряга. Глаза потухли, но от этого стало еще страшнее. Он подплыл к гранитным ступенькам. Вскарабкался на пристань, сопя и отдуваясь. По-собачьи отряхнулся. И стал человеком.
– С легким паром, – громко пожелал Филимон Иваныч.
– Заткнись, холоп…
Царь Петр уже давно стоял на берегу, скрестив руки на груди. Его зеленый кафтан был совершенно сухим, золотые пуговицы блестели на солнце. Я заметил, что к треуголке он успел прикрепить длинное блестящее перо – наверно, орлиное.
– Так будет с каждым отступником, – сказал он глухо. – Уяснил?