Хрустальная башня виднелась далеко-далеко за нашими спинами. Отсюда она казалась игрушечной.
Тем временем окружающий пейзаж продолжал меняться.
Сперва со стороны залива повеяло холодным ветром. Испуганное солнце скрылось за тучами. Нева потемнела, забурлила и как будто сморщилась, на изломах волн вскипела белая пена. А потом прямо из этих пенных бурунов показались призрачные корабли.
Тот, кто отвечал за спецэфекты в этой реальности, был явно очень крут. Жаль, что видеть все эти 3D-чудеса могли только мы.
Корабли выплывали из пены один за другим. По большей части это были широкие парусные шлюпки наподобие знакомого мне петровского бота. Эти лодки были под завязку набиты солдатами в старомодных мундирах, и эти солдаты были вооружены длинными мушкетами. Попадались и длинные гребные галеры какого-то совсем уж средневекового вида. Гребцы мерно поднимали и опускали весла, косой парус на короткой мачте ловил попутный ветер, подгоняя галеру вперед. В довершение всего из волн вынырнул небольшой трехмачтовый фрегат (или как он еще называется), оснащенный десятком пушек. Паруса надувались, пушки хищно выглядывали из специальных лючков в борту корабля, и призрачные канониры стояли возле них, готовые открыть огонь.
Весь этот чудо-флот приближался к нашей крепости, и его появление не обещало нам ничего хорошего.
– Час от часу не легче, – опечалился Филимон. – Никак опять шведы повылазили?
– А кто ж еще, – сказал император. – Кому наш Петербург больше всех глаз колет? Ладно, пускай подойдут поближе.
Он знал, о чем говорит.
При свежем ветре вражеский фрегат опередил свои же галеры. Поняв ошибку, корабль-призрак спешно убрал часть парусов, но было поздно. Он оказался прямо перед батареей Трубецкого бастиона, на расстоянии орудийного выстрела и без прикрытия.
Пушки, скрытые за бойницами бастиона, тоже были призрачными – но залп получился реальным. Не меньше десятка ядер пробило обшивку фрегата, а одно врезалось в грот-мачту. Та рухнула вместе с парусами и повисла за бортом на вантах, вроде плавучего якоря. Корабль потерял ход и начал беспомощно разворачиваться. Но корабельные пушкари все же успели выстрелить с левого борта в нашу сторону. Нас обдало горячим ветром – или мне показалось? Как могут быть горячими призрачные ядра?
– Еще и не такими могут, – проговорил Петр.
Пока подбитый парусник сносило течением к Дворцовому мосту, к нам подгребли опоздавшие шлюпки и галеры. С них прямо в Неву стали спрыгивать солдаты. Они перелезали через борт, подхватывали свои мушкеты и преспокойно бежали к нам по колено в воде. Получалось, что фрегат просто прикрывал высадку десанта.
На нашу беду, невидимые артиллеристы Трубецкого бастиона еще перезаряжали свои орудия и ничем помочь не могли. Подсуетились канониры на Нарышкином, как раз где стояли мы. Орудия ударили все разом, и нас едва не подбросило на нашей смотровой площадке. К тому же бастион окутало пороховым дымом – хоть и фантомным, но весьма вонючим.
Когда дым рассеялся, стало видно, что ряды нападавших сильно поредели. Паруса галер продырявились и повисли, как рваные тряпки.
– Наши-то картечью лупят, – обрадованно заметил Филимон. – Ядра впустую не тратят.
Однако передние ряды призраков уже добрались до берега и оказались недоступны для пушечных залпов. Да и остальные подтягивались. Еще немного, и они начнут карабкаться вверх по стенам, или ломать ворота, или что им там еще прикажут невидимые командиры. Мертвые не боятся смерти, в этом их преимущество.
Но тут пушки опять выпалили с Трубецкого бастиона, и дымом заволокло весь пляж и половину берега. Десант не удался. Две или три галеры перевернулись и подозрительно быстро затонули – скорее, просто скрылись в тумане. Солдаты, которые уже полезли было на стены, растворились тоже.
Но игра не закончилась. Просто мы вышли на следующий уровень.
На втором уровне из-под Дворцового моста выползла длинная серая туша военного корабля. Просто протекла сквозь арки и сгустилась прямо напротив нашей крепости. Громоздкий остроносый плавучий утюг заполнил собой едва ли не половину акватории. Пусть и этот корабль тоже был призраком, но смотреть на него было страшновато.
И пушки на нем были посерьезнее.
– Этого и я помню, – сказал Филимон Иваныч. – Линкор «Бисмарк». Потоплен англичанами в сорок первом. Видать, не навоевался.
Пушки линейного корабля медленно разворачивались в нашу сторону.
– Есть у нас пять минут? – озабоченно спросил Даник.
– А тебе зачем?
– Да я бы… за угол сбегал. А то потом некогда будет.
– Ну давай, чего уж там, – разрешил Филимон. – Сейчас немец как вдарит главным калибром – хотел по-малому, получится по-большому… кому ещё приспичило? Прячьтесь вниз, в каземат.
Император Петр презрительно вскинул голову в треуголке:
– Русский солдат каждому ядру не кланяется.
– Эх, Петр Алексеевич. У «Бисмарка» пушки по шесть тыщ пудов весом. С разрывными снарядами.
– Посмотрим, – недобро произнес царь.
Сразу после этих его слов кое-что изменилось. Слева, от излучины Невы, вывернулась еще одна длинная тень – старый паровой трехтрубный крейсер. Его силуэт я узнал сразу. Кто был в Питере, наверняка видел его на стоянке у моста Свободы. Пусть в этой бутафорской стальной коробке мало что осталось от настоящего боевого крейсера, но призраки моряков еще жили там, внутри – а где им еще было жить, не на скучном же сухопутном кладбище под унылыми могильными плитами?
И вот теперь эта волшебная «Аврора» проскользнула под Троицким мостом, вышла на фарватер и как-то очень точно оказалась между нами и «Бисмарком». Стало заметно, что наш крейсер совсем небольшой и слабосильный по сравнению с фашистским дредноутом. Зато своим корпусом он закрыл нас от немецких пушек главного калибра.
Тут-то они и дали залп.
Филимон в сердцах хлопнул себя по коленкам:
– Вот черт. Пропала наша старушка!
Так оно и случилось. Мы остались целы и невредимы – разве что едва не оглохли, а вот бедная «Аврора» получила столько пробоин, что ее чуть не разорвало пополам. Она стала погружаться на глазах, почему-то носом вперед, так что над водой показались три ее винта. Трубы крейсера все еще дымили, и винты вертелись впустую, вспенивая воду и разбрасывая сияющие брызги – почему-то это мне запомнилось ярче всего. Крейсер потерял управление, однако быстрое течение Невы сносило его корму вперед, и носовое орудие внезапно оказалось нацеленным прямо в борт «Бисмарка». Кто-то из фантомов-артиллеристов еще оставался у этой пушки, и этот кто-то успел дернуть за веревку, или за что там надо дергать, чтобы пушка выстрелила.
Бах! Раздался всего один удар, но зловредный линкор порядком тряхнуло. Шестидюймовый снаряд пробил ему борт чуть выше ватерлинии. Рана не была смертельной, однако еще через мгновение в брюхе немца что-то глухо взорвалось, его серая обшивка треснула сразу в двух местах, и оттуда полыхнуло пламенем и паром.
– Ага-а! – вскричал Филимон. – Получи, фашист, гранату!
На «Бисмарке» завыли сирены. Там открыли беглый огонь из всех бортовых орудий. Пороховой дым повис над водой, а когда рассеялся, стало видно: русский крейсер окончательно погрузился носом в воду – и начал медленно таять в воздухе. Был хорошо виден только кормовой флаг с голубым крестом. Должно быть, именно так гибнут корабли-призраки.
Но и немцу не поздоровилось. Он подозрительно быстро набрал воды, начал крениться на левый борт, и скоро его пушки бессильно уставились вниз. Стрелять было бесполезно. Сирены смолкли. Кажется, на «Бисмарке» пытались спустить на воду шлюпки, но неудачно. Матросы с верхних палуб еще цеплялись за леера, но не могли удержаться. Падали в Неву и там пропадали.
Петр снял треуголку. Темные с проседью волосы трепал западный ветер.
– Вот так оно и бывает, – сказал он. – Победа рождается из поражения… жаль, что иногда слишком поздно.
Будто услышав его, вражеский линкор дрогнул и вдруг с ужасным скрипом и плеском перевернулся кверху брюхом, как дохлый кит. Дно у «Бисмарка» было красное, совсем не ржавое, но облепленное какой-то морской дрянью. Корабль не просто тонул – он исчезал. Бледнел, становился прозрачным и наконец сгинул совсем. Тяжелая медленная волна накатила на берег и отступила.
– Эпично, – сказала Лиза. – «Титаник» отдыхает.
– Это еще не финал, – ответил на это Филимон Иваныч.
И опять как в воду смотрел!
Даник с воплем выскочил из-за угла, и мы оглянулись. На нем, что называется, лица не было.
– Эй, бегите скорей! – кричал он. – Там… эти!
– Зачем бежать? – не понял царь.
Но посмотрел вслед за нами на небо.
В небе, не слишком высоко, летел большой самолет. Он то скрывался в облаках, то снова появлялся, и тогда солнечные лучи сияли на алюминиевой обшивке. Хорошо были видны и черные кресты на крыльях. Стоит ли говорить, что этот «Юнкерс» был мне знаком?
Приглядевшись, я увидел еще кое-что, что уже заметил Дан. Из раскрытой дверцы в боку «Юнкерса» один за другим вываливались черные фигурки.
– Чего это они посыпались? – удивился Филимон. – Призрачная жизнь надоела?
– Парашютисты, – объяснил я. – Десантники.
Как бы в доказательство, над первыми фигурками раскрылись белые куполы парашютов. А потом и над всеми остальными. Я насчитал всего одиннадцать – последним, наверно, был длинный штандартенфюрер, Хельмут. Теперь все они очень неторопливо приближались к земле.
– Ты их знаешь, что ли? – недоуменно спросил Даник.
Внезапно у меня на душе стало так тяжело, как редко бывало.
Я вспомнил, как я стоял бок о бок с Гройлем. И ведь никто иной, как я, вызвал к жизни этого Хельмута вместе с его самолетом.
И вот теперь они здесь. Получается, я подсказал им адрес.
Это препоганое чувство – признаться самому себе, что ты предатель.
Филимон внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
– Да, я их знаю, – ответил я. – Это фашисты из прошлого. Они ищут вас. Их послал некий Генрих Гиммлер, хз кто такой. Я пойду на площадь. Попробую их задержать.