Тут я поступил очень глупо. Нет, я не прыгнул на нее и не разорвал на клочки, как сделал бы, если бы оставался вервольфом Гройлем. Я просто сказал ей:
– Ты дура, что ли?
Рыжие легко краснеют. Вот и Лиза мгновенно вспыхнула. Ее лицо пошло багровыми пятнами.
– Я… не… дура, – процедила она. – Просто я знаю, кто ты теперь.
Она знает, понял я. Сейчас она скажет. Это опасно. Все вместе эти неудачники способны меня опрокинуть. Особенно если нападут первыми, как это делаю я.
– Это не Сергей Волков, – говорит Лиза, обращаясь почему-то к Филимону. – Это…
Не дослушав, я одним щелчком включаю мегаскорость. И я уже в воздухе. Я, великолепный молодой волк. Громадного роста, черный, с белоснежными клыками и рельефными мускулами.
Я легко и эффектно заставил бы эту дрянь замолчать, если бы не Дан Алешковский. Он метнулся наперерез и сбил меня в прыжке. Его челюсти клацнули возле моего горла. Откуда он тут взялся, он же не владеет мегаскоростью, – думал я с досадой, вынужденно замедляясь и разворачиваясь в воздухе.
Мой ответный бросок был гораздо точнее. Обливаясь кровью, Дан рухнул на мостовую и вышел из игры.
– Третий – лишний, – сказал я Лизе.
Я смотрел на ее красивые стройные лапы в черных чулочках. На белый воротничок и острый нос, который она так смешно морщит, когда показывает зубы.
Как жаль, что она обо всём догадалась, думал я. Мы были бы неплохой парочкой.
– И не мечтай, старый козел, – сказала она.
– Тебе-то какая разница, – попробовал я пошутить. – Ведь я – тот же Сергей. Так, на минуточку, твой первый парень…
Бесстыжая лиса даже глазом не моргнула.
– Ты привыкнешь, – заверил я. – Я буду ласковым и нежным. Обещаю даже стать добрее… ради тебя.
– А я – не обещаю. Ой, смотри, кто там?
Эта хитрюга резко взмахнула хвостом, и я помимо воли кинул взгляд в ту сторону. В этот самый миг надо мной зашумели широкие крылья, и острые когти впились прямо в мой загривок!
Я даже не успел испугаться. Просто опять взмыл в воздух, но уже против воли. Я несся… то есть, меня нес куда-то гигантский черный орел с золотым клювом.
Мне ничего не оставалось, как вяло махать в воздухе лапами. Это было унизительно. Правда, и зрители куда-то подевались. Петропавловская крепость под нами стремительно превращалась в свой собственный макет, зловредный золотой ангел на вершине шпиля промелькнул перед глазами и остался далеко внизу, и я только успел заметить, какой он на самом деле огромный. Он погрозил мне пальцем и скрылся из глаз.
Теперь мы летели над Петербургом, и вот на это действительно было страшно смотреть: целые кварталы горели открытым пламенем, а другие уже затопила река, хотя и они продолжали гореть – теперь к черному дыму добавились клубы горячего пара. Кажется, полыхал и Зимний дворец, где я не вполне удачно примерял царскую корону.
– Ты негодяй, Флориан Старкевич, – сказал на это император Петр (конечно, это он обернулся гигантским орлом). – Они бы справились, если бы не твои козни. Но скоро ты за все ответишь. И за мой город тоже.
– Куда ты меня тащишь? – спросил я.
– Туда, где тебя давно ждут.
Он прямо на лету нагнул свою орлиную башку и больно стукнул меня клювом. Поэтому дальнейший путь остался от меня скрытым. Я отключился и болтался, как тряпка, в темном и безвидном пространстве до той самой минуты, когда орел внезапно разжал когти, и я обрушился вниз.
Я сказал бы – обрушился на землю, но это неточно.
Строго говоря, здесь не было ни земли, ни неба. Только сплошной, всепроникающий свет. Не слишком яркий, а как раз такой, чтобы не щуриться, когда смотришь.
А если смотреть по сторонам вот так, не щурясь, достаточно долго, то начнешь различать далеко-далеко на горизонте силуэты зданий из белого мрамора, удивительные деревья с золотой листвой, изумрудные реки и хрустальные мосты. Это и был Альвхейм, главный город Асгарда, верхнего мира, где от начала времен живут бессмертные боги, правители этой вселенной. Только я был здесь нежеланным гостем.
Ну и ладно. Можно было не заботиться о церемониях.
Я лежал, по-собачьи положив голову на лапы, и давешний орел следил за каждым моим движением. Он больше не был черным. Его перья заблестели серебром, хотя клюв и лапы так и остались желтыми. Похоже, на такие вольности здесь смотрели сквозь пальцы.
А вот моя шкура так и осталась угольно-черной.
Наверно, в насмешку.
Я еще размышлял обо всем этом (надо же было хоть о чем-то думать), когда перед нами из ниоткуда возник большой-пребольшой белый волк. Сверхволк-оборотень. Такой же мощный, как я.
Нет, я не забыл, как его зовут. Я не забыл и его человеческий облик – внушительный и грозный. Это была картинка из детства. Пусть даже я сам старался забыть, кем я был когда-то, тысячу жизней назад, пусть даже я и притворялся все эти годы омерзительным долговязым вервольфом – я ничего не забыл и ничего не простил.
– Привет тебе, Гунтер, – сказал белый волк.
Он тоже помнит мое имя, подумал я. Он даже приветствует меня, будто и не было этих долгих веков моего унижения и позора. Но пусть не ждет, что я отвечу тем же.
И я сказал:
– Лучше зови меня Гройль. Я сам придумал себе это имя. Мне нравится думать, что в наших землях оно означает «ужасный и мерзкий».
– Ты хочешь, чтобы тебя звали омерзительным и ужасным?
– Это наиболее точно отражает мою сущность, Сигмунд.
– Ты сделал свой выбор сам, и не говори мне, что это не так. Ты мог бы остаться с нами, в Альвхейме.
– Я не хочу жить в Альвхейме. Меня тошнит от вас. От вашего света. От вашего ханжеского добра. От вашей уверенности в себе. От вашей готовности решать за других.
– Ты лукавишь. Скажи откровенно, Гунтер: если бы ты мог решать за других, ты бы только этим и занимался.
– Что из того? Мне надоело ваше затянувшееся господство. Я понятно выражаюсь?
Орел Петр недовольно развел крыльями:
– Ему дай волю, он весь мир раскурочит. Чем ему Петербург помешал? Строили-строили, а теперь все пойдет прахом.
– Не сокрушайся так, Смотритель, – сказал ему Сигмунд. – Пиши официальный запрос на возмещение убытков. Я подсуну начальству на подпись.
– Может, сперва пожар остановишь?
– Двухдневный дождь тебя устроит?
– Там и так воды выше крыши, – пожаловался орел. – Уже полгорода затопило.
– Тут уж ничего не попишешь. Мы не вправе менять предначертанный ход событий. Да и вообще, мы тут в Асгарде любим экшн… всякие там фильмы-катастрофы…
Белый орел еще немного побелел.
– Ну прости, прости, – рассмеялся Сигмунд. – Я шучу. Ступай, друг мой Петр, спасай свой город. А уж потом – добро пожаловать к нам, на курорты Асгарда. С филином на пару. Сменщица, как я слышал, у вас уже нашлась?
Орел сердито встопорщил перья. Но сдержался.
– У девчонки нос не дорос Смотрителем работать, – сказал он. – Поучить придется со всей строгостью.
– Вот и поучи.
– Ладно, будь по-твоему. Полечу, поучу. До скорого!
С этими словами орел Петр снялся с места и как будто прыгнул вниз, сквозь прозрачный пол, даже не раскрывая крыльев, как парашютист.
Мы остались вдвоем.
Белый волк прошелся передо мной взад-вперед (я слышал, как стучат его когти о невидимый пол). Потом заговорил опять:
– Я помню все твои дела, Гунтер. Все твои гнусные дела за последнюю тысячу лет. Голод и чума. Потопы, пожары, погромы и даже какие-то гибридные войны, и все это – не без твоей помощи. Этот мир и так устроен криво и по-уродски, но зачем ты портишь его еще больше?
– Слышало бы тебя сейчас твое начальство, – сказал я.
– Не побоюсь и повторить. Люди глубоко несчастны. В их жизни нет смысла, как нет и особой радости, но с чего ты взял, что эту жизнь можно отнимать силой? Ты угробил столько ни в чем не повинного народу, что мы сбились со счета. Кромешные – это твое изобретение? Сам додумался или кто подсказал? Могу предположить, что тебе нет дела до людей, но не далее чем вчера ты сжег десяток юных оборотней в лагере! Ты настоящий изверг. Ты всегда таким был, но сейчас ты перешел все возможные границы, Гунтер! Или Гройль – здесь больше подходит это подлое имя!
– Просто я… утратил интерес к этим детишкам. Я выбрал одного, единственного, который был мне нужен. Я его использовал. Теперь он – это я. Что ты на меня так смотришь? Ничего личного. Просто вопрос выживания.
И тут Сигмунд взорвался. Я давно не видел его таким. Даже с учетом того, что я и так очень давно его не видел. Он подскочил ко мне и приблизил свою морду к моей:
– Ничего личного? Как бы не так. Юный Волков был другом моего сына. Помнишь малыша Сигурда, белого волчонка, нашего наблюдателя в Митгарде? Он называл себя просто – Вик. А я всегда звал его Зигфридом, чтобы он был хотя бы немножко понаглее… ты и его хотел убить, мерзавец?
– У меня нет любимчиков, – только и проговорил я.
– Вот как крепко ты это затвердил, гаденыш! Только это не твои слова! А чьи – помнишь?
Я вдыхал запах его шерсти. Запах его горячей слюны. Этот запах был знаком мне с детства – и, кажется, с самого детства я его ненавидел.
Запах старшего брата.
«У меня нет любимчиков», – говорил нам строгий отец. И наказывал обоих.
А мне больше всего на свете хотелось стать его любимчиком.
За тысячу лет я забыл, каким он был, отец. Забыл его голос. Даже его лицо стерлось из моей памяти. Лживая человеческая история сохранила разве что его имя, известное по древним сказаниям: Вёльсунг. Внук всемогущего Вотана, которого, в свою очередь, скальды называют и другим именем, куда более славным.
– Даже не вспоминай о них! – прорычал разъяренный Сигмунд. – Ты недостоин памяти предков. Ты – изменник. Низкий перерожденец. Я бы тебя хоть немного уважал, если бы ты бросил нам открытый вызов! Попытался бы оспорить свое изгнание! Но нет. Вот уже множество жизней ты изворачиваешься и юлишь, подобно известному наглецу, Локи из Утгарда… используешь любую возможность, чтобы вредить нам…