– Как вам навредишь? – огрызнулся я. – Вы бессмертные.
– Вот оно что! Конечно, ты завидуешь бессмертию асов! Но вспомни, за что ты утратил дар бессмертия? За что ты был выброшен в Митгард?
Я хотел промолчать. Но не смог. Он всегда подавлял меня. Я не мог выдержать его взгляда. И пробормотал еле слышно:
– Я хотел убить младших.
– Да, ты попытался это сделать! Убить собственных братьев! Свет не видел такого кровожадного ублюдка, как ты, Гунтер! На твою беду, великий Вотан сумел вернуть волчат к жизни. Лишь тогда ты признался! А то ведь надеялся выйти сухим из воды, как обычно!
– Я хотел убить их просто потому, что не мог убить тебя, Сигмунд. Я, и только я должен был стать наследником Вёльсунгов. По нелепому праву первенства власть над Митгардом принадлежит тебе. Это несправедливо! Я такой же сильный, но я умнее. Я решительнее. Я злее. Я не остался бы сторонним наблюдателем, как ты. Я бросил бы вызов самим Демиургам. Русский царь прав: я не оставил бы от этого мира камня на камне. Нет, не так. Я перевернул бы его вверх дном, как шторм переворачивает айсберги в океане. Видел, как это бывает? Когда сияющая, белоснежная ледяная гора под ударами волн внезапно накренится и ухнет в глубину, а взамен над поверхностью воды появится темное дно айсберга, облепленное нефтью, илом, ракушками и всяким прочим подводным дерьмом… понимаешь ли ты великий смысл происходящего?
– О, да, – усмехнулся Сигмунд. – Всякое дерьмо так и рвется наверх. Думаю, сравнение с нефтью тоже не случайно пришло тебе в голову. Сгущенная за миллионы лет смерть – можно ли придумать лучший символ вашего мира?
– Осталось только поджечь ее, Сигмунд. Тогда ваш чистенький Асгард, ваш малобюджетный рай, покроется жирной черной копотью. И тогда вы поймете, что…
У меня едва не сорвалось с языка то, что я хотел сказать больше всего. Ох уж эти мне подростковые гормоны – наследство Сереги Волкова! В тот миг я был настолько глуп, что чуть не выпалил: и тогда вы поймете, что совершили ошибку.
И позовете меня обратно.
Это была секундная слабость. Но мой брат, кажется, понял.
– Слишком поздно, – сказал он. – Мы не примем тебя назад. Ты потерял это право навеки. Ты будешь наказан, Гунтер, за все, что ты наделал. Твои жертвы свидетельствуют против тебя.
Я поднял голову.
За его спиной из пустоты выходили белые фигуры, как если бы он был шахматным королем на клетчатой доске. О да, здесь были все, кого я убил за долгие годы. Некоторых я узнавал, а многих начисто забыл, но они-то меня не забыли. И все они явились из небытия, чтобы мне отомстить.
Двенадцать юных волчат из «Эдельвейса» (ах, нет, отметил я, их все же одиннадцать). Мария и Матвей, родители Сереги Волкова – даже здесь они держатся за руки, будто ничего не случилось! Лесничиха из Чернолесья: старик Герман даже не знает, что ее смерть от пневмонии не обошлась без моих зубов. Безымянные людишки, которых я никогда не считал – мусора, уголовники, солдаты. Расходный материал истории. Вот храбрый партизан Ковальчук, прямиком из сорок третьего, а вот рядом и его родственничек, Феликс… каюсь, его я убил вынужденно. Вздумал уйти вместе с сестрой. Погодите, а это кто? Белорусский пастушок, Флерик Старкевич? Мой бывший я? Вы только посмотрите, Флерик грозит мне худым кулаком! Мешок с костями! Да я сожру тебя и не поперхнусь!
– Ты и сейчас не уймешься, Гройль? – прервал меня Сигмунд.
Я перевел взгляд на него:
– Ты маешься дурью. Зачем ты устроил этот смехотворный парад? Если это и есть Страшный Суд, то я не боюсь.
– Я тебя не пугаю. Я выношу тебе приговор. Ты больше не вернешься в Асгард, но и в Митгарде тебе делать нечего. Твое место – в преисподней. Ты будешь низвергнут туда на веки вечные. Ты хотел бросить вызов Демиургам? Предложил свои услуги тому, чьего имени здесь не принято называть? Ты не первый, так поступали многие… между ними и тобой есть только одно серьезное различие.
– Какое же?
– Ты мой брат. Я не могу убить тебя.
– Наконец-то ты признал себя слабаком, Сигмунд. Но я – могу!
И я кинулся на него.
Нет, я не зря копил силы. Не зря отобрал жизнь у стольких людей и оборотней. Не зря стремился стать воплощенным злом. Зло всегда бьет первым, а добро обороняется. Если, конечно, остается в живых после первого удара. Особенно когда зло вцепилось ему в горло без особых предисловий.
Вот только я ошибся в расчетах.
Мой брат Сигмунд пошатнулся, но не упал. Я повис на его шее, и оказалось, что мои лапы не достают до земли. А мои зубы даже не добрались до его глотки сквозь длинную густую шерсть. Он всегда был сильнее. Хотя ни разу никого не убил ради этого.
– Ну что за дурак, – только и сказал он.
Белые фигуры обступили нас. Они были готовы разорвать меня на куски голыми руками. Они только и ждали приказа. Но Сигмунд медлил.
– Отцепись уже, – сказал он.
Но я рефлекторно сжал клыки.
Я не предвидел одну вещь, о которой стоило бы помнить. Когда-то, в детстве, он учил меня превращаться. И возвращаться обратно.
И вот мои – внезапно человеческие – зубы лязгнули и разжались. Сигмунд потерял целый клок белой шерсти, однако на этом мои успехи и кончились: длинное сережкино тело шлепнулось на пол. Прикусило язык. И вдобавок плотно приложилось коленкой.
– Да блин, – завопило оно противным мальчишеским голосом. – Вы чего вообще делаете?
– Исполняю приговор, – отвечал Сигмунд. – Загоняю дьявола в ад, хе-хе. А ты, мелкий, вообще брысь отсюда. Свободен!
Голос еще звучал в моей голове, но сознание уже отключилось. Невидимая земля подо мною разверзлась, и я – или уже не я – или кто-то из нас двоих – провалился в бездну.
Глава 12. Свободен?
Я очнулся от холода. Да, было холодно и сыро. Когда включился слух, я понял, что где-то рядом журчит вода. Потом расползлась и муть перед глазами. Я увидел берег ручья, мокрые камни и свои собственные ноги в кроссовках.
Вернулись и запахи: вокруг пахло сырой травой и болотным дурманом. И еще чуть заметно какой-то тухлятиной.
Я повернул голову и понял, что лежу на дне оврага. Отвесный склон за моей спиной зарос дикой малиной и терновником. Холодный пар поднимается над водой, и солнце клонится к закату.
Что-то похожее со мной уже было. Прошлым летом, на каникулах. Но тогда мой друг Вик вытащил меня из этого самого ручья. То есть, я еще не знал, что его зовут Вик, и что он станет моим другом.
Я же помню: эту дрянную речку называли Чернушкой. И вокруг был Черный Лес. А меня звали Сергеем Волковым.
Я? Это снова я? И я могу владеть своим телом?
Офигенно!
Я вскочил и зашипел от боли. Все-таки я умудрился ушибить коленку, когда падал… откуда? С этого проклятого обрыва? Я забыл.
Оставалось признать: я ничего не помнил с того самого момента, когда адский вервольф Гройль подставил шею под мои зубы, а сам обманул меня и подменил мое сознание своим. Подлый предатель.
Там был Петербург. Петропавловская крепость. Царь-орел и его старый друг, филин.
И еще там была моя девушка, Лиза. Лисичка-оборотень.
Ого, у меня была девушка?
Я встряхнулся, как щенок после купания. Но картинка никуда не делась. И то, что я увидел на этот раз, было очень, очень красиво.
Только вот что случилось после? С тех пор, как я потерял сознание (о да, лучше и не скажешь) и до той минуты, когда оказался здесь?
Провал в памяти был совершенно полным. Эпическим. Незамутненным.
Я порылся по карманам. Нашел смартфон. Как вы думаете, промок он или нет? Не промок. На этот раз история не хотела повторяться. Он работал и даже успел подключиться к местному оператору. Сигнал на дне оврага был слабым, но все же ловился.
Я порылся в сообщениях. Выходило, что еще сегодня утром мой телефон находился в домашней тарифной зоне, в Питере – ну, и я вместе с ним. А потом я оказался здесь, в глухом белорусском лесу. Такие скорости не снились даже сверхволкам.
Альвхейм, – всплыло в моей голове странное слово.
Кажется, я успел побывать там.
Но как я туда попал? Что я там делал? И что я делаю тут?
Подумав, я набрал один номер из книжки. Это был номер моего деда, Германа. Но его телефон почему-то был отключен, а может, находился вне зоны доступа. Раньше такого никогда не случалось.
Стало тревожно.
Я нашел в мессенджере еще один контакт. Набрал. Результат был ненамного лучше: мне просто никто не ответил.
Тогда я решил послать войс.
– Слушай, Вик, – сказал я в микрофон. – Это я. Я вернулся. Если ты здесь… приходи, ладно?
Голосовое сообщение ушло, и пару минут я ждал и смотрел на экран – получено оно или нет? Потом я подумал, что Вик мог прочитать уведомление… и не принять. Он мог обидеться. Я же совсем забыл о нем, пока жил в Петербурге.
Мне стало грустно.
Оглянувшись еще раз, я побрел вверх по руслу ручья. Нога все еще болела. Я знал, что через пару километров я смогу выбраться из оврага на дорогу, и до усадьбы деда останется пройти не больше получаса. Если вы помните, Герман работал лесником. И мало кто знал (а может, и вообще никто), что этот чудаковатый старик на самом деле – грозный оборотень и главный Смотритель Чернолесья.
Прихрамывая, я шел и шел вперед. Телефон я сжимал в руке и время от времени смотрел на экран. Мое сообщение так и оставалось непрочитанным. Ручей равнодушно шумел, и камушки хрустели под ногами.
Берег мало-помалу сделался пологим. Цепляясь за траву и кусты, я взобрался наверх по склону и уселся на сосновый корень передохнуть. Я сидел, опустив голову, и старался ни о чем не думать. Получалось так себе.
Солнце садилось. Невидимые птицы щебетали в кронах деревьев. Никому не было до меня дела.
Дальше придется идти в темноте, подумал я.
Наверно, можно было обернуться волком и добежать до усадьбы за пять минут. Раньше такое получалось, особенно ближе к ночи. Только почему-то сегодня мне хотелось побыть человеком. К тому же в волчьей шкуре я не увидел бы сообщения на телефоне.