Дед стукнул своей палкой по гранитному полу:
– А ведь и правда, парни. Что-то со мной не так. И голова раскалывается… кто мне скажет, где это мы вообще?
– В метро, – сказал я не очень уверенно. – На «Черной речке».
– Так. Так. Начинаю понимать. Подальше бы вам держаться от этой речки.
– Пр-рочь, – напомнил ворон. И указал клювом в сторону эскалатора.
Языки черного тумана уже лизали края платформы, и все сильнее пахло нефтью. Я видел такое и раньше. Ничем хорошим это не заканчивалось.
– Пойдем отсюда потихоньку, – согласился Герман. – По дороге все расскажете…
Но было поздно.
Люстры под потолком засветились болезненным синим светом, как ультрафиолетовые лампы в больнице. Я смотрел и не верил глазам. Из арки, откуда еще недавно выехал адский поезд, хлынул поток жидкой жирной тьмы, будто там, под землей, прорвало нефтепровод. Черная река заполнила весь тоннель. Он нефтяной вони кружилась голова. Хуже того: я различал в волнах чьи-то черные фигуры – и их становилось все больше. Призраки летели к нам, призраки размахивали мечами и копьями, и мне уже казалось, что это тоже было со мной когда-то давно, а может, с кем-то другим – и еще раньше?
– Бегите, – сказал Герман. – Бегите наверх.
– А ты?
– Говорю, бегите! Я их задержу. Наверху встретимся.
Герман подтолкнул меня к выходу, и Вика тоже, а вот ворон Карл его не послушался: теперь он летал кругами над своим старым другом и не спешил эвакуироваться. Мы добежали до эскалатора и остановились. Обернулись. И очень удивились.
Возможно, я еще не говорил вам, но мой дед, Смотритель Чернолесья, был оборотнем третьего уровня. Он умел превращаться в разных существ по своему желанию, хоть в малых, хоть в больших, нимало не переживая по поводу закона сохранения массы.
Сейчас он был медведем. Только не бурым, а белым, который раза в два тяжелее. Этот белый медведь как будто светился изнутри. На фоне удушливо-черного тумана это выглядело очень красиво. Пугающе красиво.
Но я видел и его соперника.
Это был гигантский призрачный змей, зеленовато-черный и скользкий. На вытянутой морде горели злобные красные глаза. Этот змей то и дело разевал пасть с кривыми ядовитыми зубами, как будто его алый раздвоенный язык никак не мог там уместиться.
– Врешь, не уйдеш-шь, – прошипел змей.
Конечно, я узнал этот голос. Как часто он звучал в моей бедной голове!
Бывший доктор всех наук Флориан Штарк – он же вервольф по кличке Гройль – лишился тела, но его злоба осталась при нем.
– Я и не тороплюсь, – отвечал белый медведь. – Я порву тебе пасть и выверну наизнанку. А потом пойду домой пить пиво.
– Не выйдет. Ты останешься здесь. Я так решил. Следующий поезд – твой.
– Не придет твой поезд, – сказал Герман. – Электричество кончилось.
И тут змей взлетел в воздух, как распрямившаяся пружина. Белый медведь встал на дыбы, но получилось только хуже: змей обвил его кольцами и принялся душить.
Мы смотрели на эту схватку, как зачарованные.
Тяжелый зверь стоял на задних лапах, а поганый черный удав охватил его четырьмя плотными кольцами. Змеиная голова раскачивалась прямо напротив морды медведя, как маятник. Длинный язык трепетал на расстоянии ладони от медвежьего носа.
– Оцени с-силу моих объятий, Герман, – сказал змей, издевательски растягивая слова. – Это последнее, что ты почувствуешь… перед мучительной смертью.
– Да не жмись ты так, – ответил медведь. – Или ты решил измерить мне давление? Спасибо за заботу. Я в порядке.
Стало понятно, что силы противников примерно равны. Кольца еще сжались, но и медведь не спасовал! Он напряг мускулы, и змей едва не лопнул пополам. Зашипел и заплевался кровавой слюной во все стороны.
– Ах, так, – прохрипел он. – Тогда пеняй на себя. Посмотрим, что ты теперь запоешь…
Черный туман забурлил и выплеснулся на платформу. Облепил белую фигуру медведя уродливыми комьями, как будто это был жидкий битум, что используется для ремонта дорог. Он еще и дымился для пущего сходства.
Медведь зашатался. Повалился набок и придавил змея своей тяжеленной тушей. Но и ему самому пришлось несладко. Жидкая тьма не давала ему вырваться. Кажется, он начал задыхаться.
– Здесь – моя территория, – говорил тем временем Гройль. – Пусть Высшие заперли меня здесь, в преисподней, но и ты отсюда никуда не денешься. Асгард далеко. Твои защитники давно про тебя забыли. Тебя никто не услышит. В этот раз тебе никто не поможет.
И тут я услышал уверенный голос прямо у себя под ухом:
– Неправда.
Я удивился: Вик мягко отстранил меня плечом и выступил вперед. В своей поношенной льняной рубашке, с длинными светлыми волосами, он и сам казался светлым, как солнечный луч среди унылой тьмы. Да, это был мой друг Вик. И он больше ничего не боялся. Если его голос и дрожал, то совсем немножко, от важности момента.
– Я – Сигурд из Альвхейма, – сказал Вик. – Мой отец – Сигмунд, правнук Одина. И я – наследник бессмертных богов Асгарда. Когда-то, раньше, я просил их о помощи… но теперь я сам обращаюсь к тебе, брат моего отца, Гунтер-изгнанник. Я приказываю тебе исчезнуть.
Гройль вытянул шею, а заодно и длинный язык, но и не думал ослаблять свой смертельный захват. Просто посмотрел на Вика и как будто ухмыльнулся:
– Волчонок вырос. Как быстро растут дети! Но что это? Меня посетила одна счастливая идея… подойди-ка поближе, племянничек!
– Не слушай этого гада ползучего, – сказал я. – Меня он вот так же уговаривал, долбаный искуситель. А потом влез мне прямо в мозг. Сволочь.
Но Вик бесстрашно шагнул прямо в туман. Вот странно: черная муть расступилась перед ним. Она как будто боялась к нему прикасаться.
– Я жду, – сказал Вик. – Оставь Германа и уходи.
Черный змей расхохотался. Одним движением размотал свои кольца и ринулся к нему. Выбросил вперед свою острую морду и уже хотел ужалить – как вдруг отлетел назад и со всего размаху стукнулся челюстью о гранитный пол: оказывается, белый медведь наступил ему на хвост.
– Что-о? – завопил Гройль в ярости. – Кто еще там?
И действительно, кто еще там был? А вот кто: ворон Карл спикировал прямиком на змеиную голову и впился когтями в морщинистую шею.
Удар клювом! Еще один!
Глаза змея лопнули, как перезрелые виноградины. Такое я видел только в детском фильме про подростков-волшебников. Его очень любила моя сестричка Вероника.
Ослепленный Гройль – он же Гунтер – взревел так, что плафоны на люстре задрожали и чуть не рассыпались. Его длинное тело изогнулось, как подкова, он взмахнул хвостом и напрочь снес ларек с журналами и напитками – пластиковые бутылки так и покатились по платформе! Лампы под потолком вдруг вспыхнули и загорелись ярче прежнего. Темный туман порвался в клочья и поскорее стек обратно в тоннель, будто его и не было. На гранитном полу корчилась черная змея… нет, не змея, а отвратительный красноглазый червь с раздвоенным языком. Этот червяк сдувался, как проткнутая шина, и уменьшался на глазах. Спустя минуту он скукожился совсем и стал похож на мерзкого полупрозрачного опарыша. Он все еще что-то жужжал, но все тише и тише.
Громадный черный ворон брезгливо прижал его лапой. Проследил внимательно, как тот извивается. Прицелился, раскрыл клюв и…
– Зря ты жрешь всякую гадость, – сказал я Карлу. – Как бы не пронесло потом.
– Nevermind10, – ответствовал ворон.
Белый медведь возвышался над нами, как айсберг. По медвежьему обыкновению, он покачивал башкой из стороны в сторону, как будто говорил: «ну и ну».
Спохватился и превратился обратно в Германа.
Он вытер нос рукавом. Оглядел себя и, вроде бы, остался доволен:
– Вроде все на месте… только ребра болят и живот подвело… знаете, парни, в чем вся подлянка, когда превращаешься в кого-то большого? Жрать дико хочется. Ну, и выпить заодно. Пива у нас, я так понимаю, нет?
Я подобрал с пола банку призрачной «Доброй». С хрустом открыл. Глотнул сам и передал ему.
Потом взглянул на Вика: он стоял, закрыв лицо руками, и смотрел на нас сквозь пальцы, и глаза у него были совершенно сумасшедшие.
– У нас получилось, – сказал он. – Не могу поверить. Я еще никогда так не наглел.
– Вот ты дерзкий пацан, – похвалил я. – Вписался в самый замес… и правда, как бессмертный.
– Ага… если бы этот черт до меня дотянулся, нас было бы на одного меньше.
– Все твоему папе расскажу, – пообещал я. – А дед подтвердит.
Но Герман уже нас не слушал. Он смотрел мимо нас, в темное жерло тоннеля. Только другого. На другой стороне платформы.
В темноте засветился прожектор. И вот, негромко стуча колесами, на станцию прибыл еще один поезд. Тоже старомодный, с рифлеными боками, но совершенно белый. И тоже пустой.
Я не знал, откуда он прибыл. Я мог только догадываться.
Двери разъехались, и на платформу вышли двое. Парень и девушка. Они держались за руки.
Герман сделал шаг навстречу гостям. Но почему-то схватился за сердце, дальше не пошел и опустился на лавку.
Что вам сказать об этом? Конечно, я узнал их. Совсем не помнил, но сразу узнал.
Я стоял и смотрел и не мог сказать ни слова. Это не так-то просто – сказать своим родителям «мама» и «папа», когда не видел их примерно двенадцать лет. И особенно когда они сами по виду не намного старше тебя.
– Привет, – прошептал я.
Призраки стояли совсем рядом. Я и раньше знал, что очень похож на своего отца, Матвея. Теперь я убедился в этом сам. Только глаза были мамины – серые, с длинными темными ресницами. А еще у меня был ее нос, слегка курносый. На старых видео это было не так заметно.
Они были красивые.
Они улыбались мне и еще немножко друг другу.
– Мы ненадолго, – сказал Матвей. – Пап, ты тоже здесь? Здравствуй…
Герман поднял голову. Помахал со своей скамейки лапищей, все равно похожей на медвежью. Я удивился: в глазах у него стояли слезы.
– Какой большой наш Сережик, – сказала девушка Маша, которая была моей мамой. – И какой симпатичный.