Но их план не сработал. Валория все еще правила королевством, охотилась на Мэддокса из-за его силы, которую как она верила, он мог ей дать, готовая убить любых невиновных, стоящих у нее на пути.
Наконец они вернулись в дом матери и Камилла лично проследила, чтобы Мэддокс лег в кровать. Он был настолько уставший, более истощенный, чем когда — либо до этого, но его тело отказывалось спать. Он лежал с закрытыми глазами и слышал, о чем говорили Барнабас и Камилла, думая, что он спит.
— Ты едва находишься рядом с ним — прошептала Камилла обвиняющим тоном. — Да что с тобой? Тебе следует утешить парня. Он только что потерял мать.
— А я потерял сестру. — ответил Барнабас. — И это не меняет того факта, что Мэддокс, да и мы все в смертельной опасности. У меня нет другого выхода, кроме как быть сейчас сильным.
— Конечно, он не такой закаленный в потерях, как ты. И не проходил через все те битвы, которые прошел ты. Путешествие по окрестностям с мошенником — ничто по сравнению с тем, что видел ты. Зная это, ты все же держишься холодно.
— Камилла, я не знаю, как вести себя с ним. Особенно сейчас. Я не знаю, как быть отцом, понимаешь?
— Мог бы научиться за шестнадцать лет!
— И до сих пор у меня не получилось.
— Ладно. Не будь отцом. Будь другом.
— Попытаюсь сделать все, что смогу.
— Конечно, ты попытаешься. В этом я не сомневаюсь.
Барнабас не знал, что значит быть отцом. Мэддокса это несколько утешало, так как он не знал, что значит быть чьим — то сыном, кроме Дамарис Корсо. Но он тоже будет стараться стать другом Барнабаса. После этих мыслей к нему постепенно пришел сон.
На следующее утро пришло время Мэддоксу прощаться с деревней и могилой матери. Он не представлял, вернется ли еще когда — нибудь сюда. Как только проснулся, то настроился прожить день стойко, уверенно, сдержанно, чтобы не проронить ни одной слезинки — ни сегодня, ни завтра ни в другой последующий день.
Он отдал слезам много времени за последние дни и знал, что вероятнее всего Барнабас считает его слабым за это. Юный маг поклялся больше не плакать. Он уже не ребенок, и не такой невинный, как прежде. Невинные дети не думают о чем — то вроде возмездия.
— Я готов идти. — объявил Мэддокс сильным, ровным голосом и сам услышал в нем унылые нотки.
Камилла стояла у печи и готовила каану, известное блюдо для завтрака, которое готовилось из толченых желтых бобов. Когда она услышала голос Мэддокса, то обернулась и изобразила яркую улыбку. Парню пришлось подавить изначальное желание отпрянуть, но впервые за эти дни с момента ее приезда все прояснилось, дымка исчезла.
Бедная Камилла — она была доброй, умной и одаренной ведьмой, но не награждена красотой сестры Сьенны. Косые глаза, те немногие зубы, которые у нее были — широко расставлены и искривлены, а подбородок усеян бородавками, из которых торчали черные волосинки.
Мэддокс улыбнулся ей в ответ.
— Мальчик мой, ты проголодался? — спросила она.
— Я думаю, да.
Она протянула ему миску, ложку и похлопала по спине.
— Вот, держи.
— Спасибо. — он уставился на миску с кааной. Барнабас сел на стул напротив него, настороженно поглядывая.
— Камилла и я можем отправиться вдвоем на поиски писаря Валории. Тебе не нужно присоединяться к нам на этом пути. Я пойму, если ты еще не совсем готов к этому.
— Я в порядке. — сказал Мэддокс спокойно.
— Ты уверен?
— Я в порядке. — повторил он, уже погромче. — Каков план?
Барнабас приподнял брови.
— Что ж, хорошо, значит. План простой. Мы пойдем в замок Валории, узнаем, где находится этот сказочник, околдуем его с помощью ароматизированных масел Камиллы и перенесем куда — нибудь, чтобы расспросить с пристрастием в наше удовольствие. Он расскажет нам, как наиболее эффективно покончить с правлением богини, а затем мы все заживем спокойно и мирно в этой стране.
Мэддокс взглянул на Камиллу, которая вернулась к плите.
— Ароматизированные масла?
Она помешала во втором горшке, в котором что-то кипело за кааной.
— Мне просто нужно добавить немного магии воздуха и еще несколько полезных ингредиентов, которые я собрала по пути сюда. Тогда оно будет достаточно сильным, чтобы любой мужчина или женщина были без сознания по крайней мере пол дня от одного глотка.
— Твои умения впечатляют меня все больше при каждой нашей встрече. — сказал ей Барнабас.
Мэддокс настороженно смотрел на варево.
— Пол дня, говоришь?
— Чтобы эффект длился дольше, необходимо, чтобы оно дольше кипело. — ответила Камилла. — Я налью немного в флакон и мы можем уйти. Беспокоиться вам не о чем.
Он был благодарен за то, что эта ведьма, варящая сногсшибательное варево в помощь их похищению, также убедила его, что все будет хорошо. Опять же, и она и Барнабас обращались с ним, как с хрупким предметом, готовым разбиться на части в любой момент. Но он не был хрупким; он был сильным. И с каждой минутой, каждым днем становился все сильнее. Мэддокс знал, что он становится самым ценным в этом путешествии. Также он знал, что скоро отомстит за смерть матери. Смерть обеих матерей: Дамарис и Евы.
В первый день их трехдневного путешествия пешком во дворец Мэддокс оставался в основном молчаливым и погруженным в свои размышления. На второй день Камилле удалось построить с ним разговор, сказав, что ей хочется больше узнать о Дамарис.
— Она хорошо готовила? — спросила Камилла, когда они отправились снова в путь туманным утром из таверны, где им подали еду, едва подходящую для завтрака: подгоревшие яйца и жидкую каану.
Он кивнул утвердительно.
— Лучше всех. Она готовила рагу из ягненка и оно было таким превосходным, что она могла бы продать рецепт и этих денег ей бы хватило на пару лет. Она всегда умудрялась каждый день печь для нас хлеб — теплый, с хрустящей корочкой, но мягкий в середине, и он буквально таял во рту. Она пекла его всегда, каким бы тяжелым не было наше положение. Иногда мы только его и ели на завтрак с медом.
— У меня просыпается аппетит просто слушая об этом. — мягко сказала Камилла. — Она была очень хорошей мамой, как мне кажется.
Мэддокс кивнул. Он позволил мирной тишине повиснуть между ними, прежде чем набрался мужества спросить то, что определенное время занимало его мысли.
— Я все задаюсь вопросом о…. в общем, какой была моя родная мать. Ты знала ее?
— Ева? — уточнила Камилла. Она бросила осторожный взгляд на Барнабаса, идущего на пять шагов впереди, определенно маленькое расстояние, чтобы все услышать. Он не повернулся и не замедлил шаг, поэтому Камилла придвинулась ближе к Мэддоксу и снизила голос до шепота.
— Я никогда не встречала ее лично. Но слышала о ней много рассказов. Прошло не так уж много времени с ее смерти.
— Валория и Клеиона убили ее. — сказал утвердительно Мэддокс. — Тем не менее Валория до сих пор отрицает, что имеет что-то общее с этим убийством. Так следует ли винить одну Клеиону?
— Не смей больше произносить ее имя вслух! — яростно прорычал Барнабас.
— Чье имя? — спросил Мэддокс. — Евы?
— Нет. Имя богини Юга.
— Почему?
Барнабас застонал.
— Камилла?
Камилла откашлялась.
— Понимаешь, ходят слухи. Она — богиня огня и воздуха, и некоторые утверждают, что с такой сильной магией воздуха, как у нее, способна услышать свое имя и не имеет значения как далеко, когда и кто его произносит. Так она узнает своих врагов.
Никода прежде Мэддокс не слышал об этом. Опять же, здесь на Севере запрещалось говорить о южной богине.
— Ладно тогда. Я никогда больше не произнесу ее имя. — покорился он. — Но пожалуйста, расскажите мне больше о том, что случилось с Евой на самом деле.
Камилла сердито вздохнула.
— Точно никому не известно, кто в ответе за ее убийство. Но поговаривали, что перед последним вздохом она изрекла предсказание.
— Какое предсказание? — подтолкнул Мэддокс, когда Камилла замолчала.
Минуту спустя Камилла продолжила.
— Она якобы предсказала, что раз в тысячу лет ее магия переродится в виде смертной колдуньи. Говорят, что бессмертная Ева была намного могущественней, чем другие бессмертные, эту правду, я уверена, писарь Валории вычеркнет из истории. Именно поэтому она стала врагом для своего же вида. Когда Ева обнаружила, что беременна полусмертным ребенком…некоторые говорят, что беременность сделала ее уязвимой.
Вся эта информация — слухи или правда — заставила сердце Мэддокса учащенно биться.
— Я должен был защитить ее. — яростно простонал Барнабас.
— Как? — голос Камиллы сделался резким. — Луком и стрелами?
Она усмехнулась.
— Да ты и сам в то время был еще ребенком, Барнабас. И сделал все, что было в твоих силах. Ты должен перестать винить себя.
— Никогда. Она прожила тысячу лет, пока не встретила меня. Если бы не я, она все еще была бы жива.
— Ты не знаешь этого.
— Знаю. И знаю это также четко, как и то, что я — величайший охотник из всех, живших когда — либо в Митике.
Мэддокс слышал это горделивое выражение достаточно много раз, чтобы не спорить с ним. Барнабас повернулся к Камилле, его лицо стало напряженным, а руки сжались в кулаки.
— Все эти разговоры о прошлом напомнили мне кое о чем. Оно все еще у тебя?
Камилла вздернула подбородок.
— Да. — ответила она, и Мэддокс пришел в замешательство.
— Прямо сейчас? На тебе лично?
— Я всегда ношу его с собой. Как ты и просил.
— Покажи мне.
Ведьма моргнула.
— Ты уверен?
Он кивнул.
— Теперь я хочу носить его.
— Я очень надеялась, что долгие годы путешествий за морем помогут тебе обрести покой. Но, кажется, это не тот случай.
— Не может быть никакого мира, пока два монстра правят на этой земле.
Барнабас остановился, повернулся к Камилле и протянул к ней руку ладонью вверх.
— Пожалуйста.
— Хорошо. — вздохнула она, сунула руку под воротник своей блузы и спустя минуту вытащила золотое ожерелье, украшенное каким — то амулетом или кулоном. Она расстегнула тонкую цепочку, сняла ее со своей шеи и положила его на распростертую ладонь.