— Это сталгрим, — пояснил альтмер. — Священный заколдованный лёд древних нордов. Его ничем нельзя ни пробить, ни растопить. По легенде своим магическим криком эту стену сотворил Стамонт, чтобы навсегда закрыть доступ к тем тайнам, которые он открыл.
— Поэтому так и остров называется? — спросил Мордан.
— Поэтому, друг мой. Поэтому. Да.
— А ежели ход перекрыт, то зачем ты здесь живёшь? Почему не поближе к обитаемым местам?
— А потому, — понизив голос, сказал Баркаан, — что я многие годы искал способ преодолеть эту стену. И я — нашёл!
В его голосе зазвенела гордая бронза. Он поднёс ладонь с огоньком поближе к стене.
— Видишь? Видишь эти трещины?
Мордан присмотрелся и увидел сеть тонких, как паутина, трещин, разбегавшихся из центра стены.
— Ага.
— Я проводил ритуалы, которые помогли их создать. И осталось провести ещё всего лишь один, чтобы стена окончательно рассыпалась. Его нужно проводить в особый день — в день выравнивания двух лун, Массера и Секунды, когда на небосклоне появляется третья, Тёмная луна.
— Существует третья луна? — удивился Мордан.
— Да, друг мой. Но об этом знают лишь немногие избранные. До заветного момента осталось всего несколько дней. Да. Так что не переживай: я не задержу тебя здесь надолго.
Мордану нравилось на Крике Стамонта. Ему ничего не нужно было делать. Он лишь ел, спал, грелся у очага и слушал различные истории Баркаана, которых у него было множество, и все интересные. Видно, пожилой эльф соскучился по общению на своём одиноком острове, и, сидя за столом, вытачивал какую-нибудь изящную вещицу из клыка хоркера и говорил, говорил. Из нескольких имевшихся столов он почему-то предпочитал самый куцый и неказистый, с кривыми ножками, одна из который была короче остальных, и под неё была подложена какая-то затрёпанная маленькая книжонка. Мордан однажды поинтересовался, почему Баркаан выбирает именно этот стол?
— Это самый первый стол, — сказал альтмер. — Я сделал его собственными руками. Из досок, которые прибило к берегу. Да. Это были остатки какого-то разбитого бурей корабля. Случилось это в мою первую зимовку здесь на острове. Было очень трудно. Море замёрзло, и я никуда не мог уплыть. И пешком я бы никуда не дошёл, сгинул бы по дороге. Морозы стояли страшные, метели дули постоянно. Когда ненадолго прояснялось, я шёл на охоту. Питался почти одними хоркерами, которых добывал. Дважды меня самого чуть не съели. Да. Один раз — белый медведь, другой — снежный саблезуб, прыгнул на меня со спины, стервец. Куртка была на мне плотная, и когти у него увязли, поранили неглубоко. Да. Самая трудная зима была в моей жизни. Тогда-то я этот стол соорудил. И с тех самых пор его полюбил, прикипел душой. Да.
Альтмер улыбнулся и с нежностью погладил серые доски стола.
— Эй, ящер! — окликнул он Ныряет-Глубоко. — Подкинь-ка ещё дров!
Аргонианин, стоявший серым истуканом в дальнем тёмном углу, стронулся с места и выполнил, что ему было приказано: набрал охапку дров, лежавших большой поленницей у входа, подошёл к очагу и швырнул в него всё разом. Половина дров попадала мимо, половина свалилась в очаг так, что из него высыпалось несколько углей.
— Да не так, балда! — прикрикнул Баркаан. — Не все сразу! Клади дрова в огонь по одному! И угли убери в очаг.
И аргонианин послушно брал мёртвой рукой оранжево-серые от жара угли и спокойно клал их обратно в огонь, брал полено и тоже клал в очаг, так что языки пламени лизали его серые чешуйчатые пальцы, но он этого словно бы не замечал.
— Этот сообразительный, — комментировал действия мертвеца Баркаан. — Обычно подъятые мало что могут. Лучше всего, конечно, умеют убивать. А этот — вон, всё понял. Наверное, при жизни умный был?
— Странный, — пояснил Мордан. — Очень много непонятного говорил.
— Не удивительно. Умные всегда кажутся странными для обычных людей, и чем умнее — тем страннее. Да. А этот твой бывший друг понимает даже мысленные приказы.
— Как это — мысленный приказ? — не понял Мордан.
— А вот смотри.
Баркаан пристально взглянул на Ныряет-Глубоко, прищурив здоровый глаз, и тот развернулся, ушёл в свой тёмный угол и повернулся лицом к стене.
— Вот видишь: я мысленно приказал ему встать на его место и отвернуться лицом к стене. И он выполнил мой приказ, — сказал альтмер.
— Мёртвые могут слышать наши мысли? — удивился Мордан.
— Не совсем, — принялся объяснять Баркаан. — Просто между подъятым и магом, который его подъял, образуется определённая связь. Да. Я как бы часть той силы, которая вдыхает в него некое подобие жизни. Проводник, своего рода. Посредник. Да. И поэтому я могу диктовать ему свою волю. Для этого достаточно просто ему повелеть. Не обязательно использовать для этого слова. Да.
Он обвёл рукой стопки книг, лежавшие на самом большом столе.
— У меня здесь много фолиантов, посвящённых великому и древнему искусству магии плоти. Это тебе не показушные фокусы с огнём и светом. Это нечто гораздо более глубокое…
Мордан обвёл все эти многочисленные тома жадным взглядом. Довольно скоро ему предоставилась возможность заглянуть в них. Как-то утром после плотного завтрака Баркаан приказал воротам раскрыться и собрался наружу.
— Ты куда? — поинтересовался Мордан.
— На охоту, друг мой. На охоту. Ты же видел, как много заготовок для амулетов я вырезал. Теперь их нужно наполнить магической силой. А наделить неживой предмет волшебными свойствами может лишь живая душа. Я иду на охоту за душами.
— Ты пойдёшь изымать души у людей? — со страхом спросил Мордан.
— Ну, конечно, нет! Души есть и у животных — у хоркеров, песцов, волков, медведей. Кто попадётся. Да.
— Могу я пойти с тобой?
— Лучше не стоит. Я слишком привык к одиночеству, — сказал Баркаан и закрыл ворота.
Мордан совсем не расстроился, что старый альтмер не взял его на охоту. Почти сразу он кинулся к книгам, раскрыл первую попавшуюся и погрузился в сладостный мир постижения новых знаний. Вивлиофика Баркаана содержала и теоретические трактаты, рассуждавшие о заумных вопросах, и практические пособия, и сборники конкретных заклинаний. Огромная часть книг была посвящена некромантии. Мордан читал их и погружался в эти зловещие дебри. Он узнавал, и как подъять недавно умершего, и как пробудить к жизни древние кости, на которых не осталось ни крупицы плоти, как вызвать из иного плана бытия бесплотный призрак и подчинить своей воле, как упокоить любую нежить. В память, словно на лист пергамена, ложилось заклинание за заклинанием.
Когда Баркаан вернулся со своей охоты за душами, он заметил, что книги лежат не так, как до его ухода.
— Ты их не трогал, друг мой? — спросил он Мордана.
— Неа. На что они мне?
— Ну да, ну да… — покивал головой Баркаан.
Однако на следующий день, когда Баркаан опять ушёл охотиться, а Мордан направился к столу, неожиданно ему преградил дорогу Ныряет-Глубоко. Мордан попробовал обойти мертвеца сбоку, но тот развернулся к нему и предостерегающе зашипел. Это было неожиданно и неприятно. Но Мордан быстро придумал выход: сотворил заклинание, которое притянуло нужную книгу прямо ему в руку.
— Что, съел? — издевательски сказал он мертвяку. Но неожиданно аргонианин, не издав ни звука, просто кинулся на него, и холодные чешуйчатые пальцы сомкнулись на горле Мордана. Он попытался оторвать их от своего горла, но пальцы мертвеца казались сделанными из стали. В панике Мордан мысленно сотворил заклятье, которое разрывало связь между подъятым и его хозяином. Пальцы моментально обмякли, Ныряет-Глубоко рухнул к его ногам, как набитое соломой чучело. Мордан, кашляя и потирая горло, посмотрел на то, что натворил, и запаниковал ещё больше. Что будет, когда Баркаан узнает, что неграмотный данмер, оказывается, умеет колдовать и способен упокоить подъятого им мертвеца? Что делать? Спрятать труп и сказать, что он сбежал? Бежать самому? Ответ возник сам собой в его голове. Мордан подобрал книгу, которую выронил, когда на него кинулся мертвец, раскрыл и стал лихорадочно листать. Да, вот оно! Заклинание подъятия мёртвых. Ему вдруг вспомнилось, как давно — кажется, в позапозапрошлой жизни — он уже применял заклинание подъятия на несчастном зарубленном редгарде. Но то заклинание отличалось от нынешнего примерно так же, как перочинный ножик отличается от стальной двуручной клейморы. Мордан засомневался: хватит ли у него магической силы на такое мощное заклятье? И опять сам собой пришёл ответ. Перед глазами встало воспоминание, как Баркаан открывает ларец на столе для зачарования, достаёт амулет на кожаном шнурке и говорит: «Вот такие особенно хорошо покупают. С таким любой колдун-недоучка сможет скалы ворочать, костры до неба разжигать». Мордан кинулся к ларцу, нашёл нужный амулет, нацепил и, внимательно сверяясь с книгой, сотворил нужное заклятье. И через несколько мгновений перед ним стоял Ныряет-Глубоко, точно такой же, каким он был до ухода Баркаана. У Мордана отлегло от сердца. Его способности останутся втайне. На всякий случай, он проверил, слушается ли мертвяк его приказов. Ящер выполнял всё беспрекословно, и даже, после некоторой тренировки, Мордан наловчился управлять мертвецом, не произнося ни звука. Когда Баркаан вернулся и увидел Ныряет-Глубоко, стерегущего стол с книгами, он ничего не заподозрил.
— Знаешь ли, друг мой, — обратился он в тот же вечер за ужином к Мордану, — какая сегодня ночь?
— Ве внаю, — ответил Мордан с полным ртом жаркого из хоркера.
— Сегодня ночь величайшего триумфа моей жизни! Сегодня взойдёт над Скайримом Тёмная луна, сегодня я проведу ритуал, сегодня я стану наследником великих тайн Стамонта и Маннимарко!
— Уже сегодня? — удивился Мордан.
— Да. И по этому случаю я приготовил для ужина кое-что особенное. Да.
Баркаан поднялся из-за стола подошёл к одному из сундуков, поднял скрипнувшую крышку и достал большую бутыль зелёного стекла.
— Это, друг мой, аргонианское кровавое вино. Редкий изысканный напиток. Да. Он достоин того, чтобы мы отметили мой грядущий триумф этим вином.