На свое счастье, Арнульф был капелланом Роберта, герцога Нормандского, и в свое время услужил отцу Роберта – Вильгельму Завоевателю. К тому же он был наставником дочери Вильгельма Цецилии, вытянувшей из брата Роберта обещание, что в один прекрасный день он сделает Арнульфа епископом. Но что лучше всего, Арнульф был не из тех, кто станет вмешиваться в мирские дела.
Нельзя сказать, чтобы новому патриарху власть пришлась не по вкусу, но он старательно ограничивал ее духовными вопросами. Католики бурно приветствовали насильственное изгнание им восточно-православных священников из церкви Святого Гроба Господня. Упомянутые священники спрятали изрядную часть креста, на котором умер Спаситель, и ни за что не желали открыть местонахождение тайника. Но, оказавшись в плену у Арнульфа, все-таки не выстояли перед вполне реальной угрозой ужасающих пыток, и отвели патриарха к участку церковной стены, где замуровали священную реликвию. Торжествующий Арнульф тотчас же завладел Истинным Крестом Христовым, ставшим наиболее ценным достоянием всего христианского мира.
Однако тогда еще никто не ведал, что перед смертью Папа Урбан II назначил преемника почившего легата Адемара из Пюи – Дэмберта, архиепископа Пизанского, незамедлительно отправившегося в Святую Землю в сопровождении флотилии пизанских приспешников. Надо сказать, Дэмберт представлял собой фигуру весьма неоднозначную. Где бы он ни появлялся, там сразу же начинались неприятности. В Испании он подвергся серьезным нападкам за то, что без зазрения совести запустил руку в церковную казну. С другой стороны, Дэмберт был блестящим организатором, борцом за права церкви и ярым сторонником верховенства Папы. Касательно своих новых обязанностей он не имел ни малейших сомнений: Святая Земля принадлежит церкви, и Папа назначил архиепископа Дэмберта Пизанского править ею. Его прибытие сулило беду.
До той поры тревожные сведения доходили только с западных рубежей. Именно в страхе перед прибытием египетского войска крестоносцы штурмовали Иерусалим с удвоенной силой, а тут пришла весть, что египетская армия продолжает поход. В донесениях говорилось, что войско под предводительством самого Египетского визиря ал-Афдаля насчитывает более пятидесяти тысяч человек.
Из Иерусалима на разведку направили отряд всадников под командованием Евстахия, брата Готфрида, чтобы те разузнали местонахождение и силу противника. К счастью, Евстахию удалось взять в плен кое-кого из вражеских лазутчиков, отправленных вперед, каковых и подвергли крайне мучительному допросу, вытянув из них все, что тем было известно. К Готфриду отправили гонца с вестью, что ал-Афдаль, видимо, не готов к сражению, а отдыхает в лагере, дожидаясь прибытия египетских кораблей с провизией и припасами, прежде чем выступить маршем на Иерусалим. Готфрид осознал настоятельную необходимость созвать христианское воинство для внезапной контратаки.
После выборов Готфрида христианские аристократы разъехались, чтобы поглядеть на полученные земли, однако они прекрасно понимали общую для всех опасность со стороны египтян. Им потребовалось несколько дней, чтобы созвать своих подданных и собраться, но уже 11 августа, менее четырех недель спустя после взятия Иерусалима, крестоносцы снова были готовы к битве. Около тысячи двухсот рыцарей с девятью тысячами оруженосцев и пехотинцев выступили к побережью, навстречу мусульманской армии, численностью пятикратно превосходившей их войско.
На рассвете следующего дня христианские лазутчики отыскали египетскую армию, стоящую лагерем у моря под стенами города Аскалон. Готфрид встал на левом фланге, обращенном к городу. Раймунд Тулузский командовал правым, который должен был атаковать вдоль берега. В центре же встали войска Роберта Фландрского, Танкреда – племянника Боэмунда – и Роберта Нормандского. Уже научившись действовать слаженно, они стремительно и согласованно заняли позиции, устремившись в атаку, как только вышли на место. Впервые Крест Господень несли впереди полков, дабы снискать благоволение Божье в бою против неверных.
Для ничего не подозревающих египтян, многие из которых мирно спали, внезапное нападение обернулось погибелью. Выбираясь из своих шатров, чтобы поглядеть, из-за чего поднялся такой шум и гам, большинство воинов не успевали надеть доспехи или добежать до лошадей. Роберт Нормандский, подскакав прямиком к великолепному шатру визиря, самолично сразил знаменосца, попытавшегося его остановить. Ал-Афдаль под прикрытием телохранителей сумел прорваться в город, но армия его была разгромлена. Большая группа египетских солдат попыталась найти убежище в густой платановой рощице, но христиане окружили и подожгли ее. Несчастных, пытавшихся вырваться из огня, рубили мечами и топорами, так что уцелеть не удалось ни единому. Убегавших вдоль берега убивали или загоняли в море, где те находили свою смерть в пучине.
То была славная победа христианского воинства, и столь богатых трофеев не доводилось видеть еще ни одному из его числа. Сундуки, взятые в кампанию ал-Афдалем и его эмирами, взломали, обнаружив уйму золотых монет, драгоценных камней и великолепных шелковых одеяний. Добыча была столь обильна, что всей христианской армии было не под силу унести ее целиком. Захватив с собой все самое ценное, что удалось забрать, остальное добро предали огню.
Трагедия же сражения заключалась в том, что победители упустили величайший трофей из всех – город Аскалон. Эту фатальную ошибку сумели исправить лишь впоследствии ценой тысяч христианских жизней. Аскалон был бы удобнейшим портом для доставки в Иерусалим паломников и припасов. Он защитил бы крестоносцев от дальнейших вылазок египтян. Он открыл бы христианам все палестинское побережье, и им оставалось только прийти и взять его. Но тут они натолкнулись на сопротивление со стороны Готфрида Бульонского, каковое пришлось некстати да вдобавок было совершенно неоправданным.
Заправлявшим Аскалоном негоциантам власть католиков была куда предпочтительнее нежели господство их противников – египтян-шиитов. Предвидя огромные выгоды от возможной торговли, они уговорились меж собой, что сдадут город крестоносцам, но лишь после того, как решат первостепенные проблемы. До их слуха дошли живописные подробности бессмысленной бойни в Иерусалиме, и их ужасала перспектива, что на них обрушится подобное же безумие. Разве можно доверять столь кровожадным людям? С другой стороны, они же выступили покровителями гарнизона, коему позволили покинуть Давидову Башню под честное слово Раймунда Тулузского, дошедшего даже до того, чтобы отрядить из собственных войск эскорт, гарантируя их безопасность на пути к морю. Значит, на слово хотя бы одного из христианских дворян вполне можно положиться.
К крестоносцам отправили парламентера, предложившего сдать Аскалон при одном-единственном условии: сдачу должен принять никто иной, нежели Раймунд Тулузский, какового просят гарантировать безопасность горожан. Условие категоричное, не допускавшее толкований или обсуждений. Все христианские полководцы пришли в восторг от перспективы ценнейшей бескровной победы, дававшей Иерусалиму собственный морской порт. Вернее – все, кроме Готфрида Бульонского, посчитавшего условие непростительным личным оскорблением. Бароны принялись умолять его, но втуне: как оказалось, набожность вовсе не залог смиренномудрия. Если Аскалону предстоит войти в Иерусалимское королевство, эти отношения должны начаться с признания непреложного личного верховенства Защитника Гроба Господня. Сдаться они должны только Готфриду Бульонскому.
Граждане Аскалона не уступили ни на йоту, равно как и Готфрид. Словно для того, чтобы усугубить дело, тогда же прибыли посланцы мусульманского города-порта Арзуф, расположенного к северу по ту сторону Яффы. Отцы города тоже соглашались сдаться христианам, но только в лице Раймунда Тулузского. Уязвленный до глубины души, Готфрид в гневе отослал их прочь. Раймунд Тулузский тоже был разгневан, но уже поведением Готфрида. Из-за необузданной гордыни Готфрида Бульонского Аскалон оставался в руках мусульман еще полвека. Когда же его окончательно покорили силой оружия, победа далась ужасающей ценой, унеся множество христианских жизней – представленных, в числе прочих, обезглавленными трупами рыцарей-тамплиеров, свисавшими со стен.
Роберт Фландрский и Роберт Нормандский сошлись в том, что Готфрид опорочил саму идею крестового похода, совершаемого во славу Иисуса Христа, а не во славу обнищавшего герцога Нижней Лотарингии. Дабы сдержать собственные обеты, они помолились в церкви Святого Гроба Господня, посетили место рождения Христа в Вифлееме и омылись в водах реки Иордан. А исполнив свои клятвы до последнего пункта, провозгласили, что возвращаются на родину и забирают свои войска с собой. Раймунд, не желавший иметь с Готфридом Бульонским более ничего общего, решил направиться со своей армией на север, но не домой, намереваясь создать собственное государство на мусульманских землях, которые крестоносцы миновали, прокладывая путь в Иерусалим. Двоюродный брат Готфрида Балдуин Буржский отправился с Раймундом, не видя для себя в Иерусалиме никакого будущего и даже не помышляя в один прекрасный день взойти на трон, утвержденный Готфридом.
Племянник же Боэмунда Танкред остался с Готфридом Бульонским, но ненадолго. У него на глазах родной дядя Боэмунд и младший брат Готфрида Балдуин Эдесский основали собственные уделы, и Танкред, недовольный собственной ролью при дворе Готфрида, надумал последовать их примеру. Стремясь к феодальной независимости он покинул Иерусалим в сопровождении всего двадцати четырех рыцарей с горсткой конных слуг и оруженосцев. Направился же он в Галилею, первый удар нацелив на город Наблус.
Набег Танкреда, хотя и непреднамеренно, явил собой высочайший образчик правильно угаданного момента для нападения. Он проник в область, после разгрома под Аскалоном отрезанную от поддержки египтян, а эмир Дамаска в то же самое время был целиком поглощен внутренними неурядицами. Крохотное войско Танкреда взяло Наблус без труда, после чего устремилось на более крупный город Тибериас. При вести о приближении Танкреда мусульманские воины позорно бежали. Из Тибериаса, которому было уготовано стать столицей его нового Галилейского княжества,