Темное безумие — страница 33 из 81

– Если бы ты не убила его первая. – Он находит мой взгляд, задирая платье выше колен. – Чувство, эмоция, которую мы называем любовью, – это всего лишь химическая реакция в мозгу. Реакция, которую мы никогда не переживали, но значит ли это, что мы изверги? – Он уткнулся носом в мои бедра, его губы подняли мое платье выше. Жар опаляет мою плоть. – Мы любим друг друга или просто сходим с ума друг от друга? Я знаю, что я безумец – я без ума от тебя. Одержимость – это гораздо более сильная эмоция, чем любовь.

Пыл его прикосновений усиливается, и меня опаляет жаром. Чувственное ощущение его ладоней на моих бедрах, кожа к коже, пробуждает во мне плотское желание, которое может быть сродни любви. Я хочу Грейсона, несмотря на – или, может быть, из-за – того, что он делает со мной, что никто другой не посмеет.

– Я не родилась такой. – Я отворачиваюсь, мои пальцы отчаянно ищут веревку.

– Мы не родились в тот день, когда впервые сделали вдох. Мы родились в тот момент, когда украли его.

Я закрываю глаза, чувствуя грубую и болезненную правду его слов.

– Мы чудовища. – Я беспомощно смотрю на него, не способная сделать вдох. – И наша любовь – чудовищная эмоция, которая нас уничтожит.

– Возможно. А может она избавит нас от неуверенности и боли, – говорит он. – Все правильно, Лондон. Мы родились без угрызений совести и вины, потому что созданы для того, чтобы забирать жизнь. Стыд, который ты чувствуешь, вина… все это нереально. Ты приучила себя чувствовать несуществующие эмоции. Твой разум отгородился от определенных областей реальности, чтобы укрыть тебя от того, кем ты являешься на самом деле.

– Убийцей, – шепчу я. Шея в основании черепа пульсирует, и я закрываю глаза. – Нет. Ты болен. И я тоже. Нам нужна помощь.

Его глубокий смех вибрацией отражается на моих бедрах.

– Я болен. Болен от любви. Но всякая любовь – это болезнь. Люди творят друг с другом разные вещи... пары используют обман, чтобы попытаться изменить друг друга. Сделать кого-то лучшей версией самих себя во имя любви. Мы просто более честны. Нам не нужно приукрашивать процесс.

Я качаю головой.

– До того, как появился ты, со мной все было в порядке.

Он целует меня в бедро, затем встает и нависает надо мной.

– Ты была не в порядке, Лондон. Ты тонула.

Я смотрю, как он идет к концу стола, и снова пытаюсь освободиться от толстой веревки. Я не могу потерять контроль над реальностью. Я должна оставаться морально сильной, но я больше ни в чем не уверена – даже в самой себе.

Грейсон возвращается с папкой. Он роняет ее на стол, и содержимое рассыпается на белой скатерти.

– Я не смог получить доступ к файлам пациентов. Не без того, чтобы выдать нас. Это слишком опасно. – Он выудил страницу из кучи. – Но я смог достать это через Интернет. Надеюсь, этого будет достаточно.

Он кладет страницу мне на колени, заголовок слишком смелый, чтобы ошибиться.

– Осужденный серийный убийца троих детей повесился в психиатрической больнице, – читает он вслух. Сверху ложится еще одна страница. – Поджигатель-убийца найден мертвым в камере. – Потом еще одна. – Осужденный насильник кончает жизнь самоубийством.

Страницы продолжают накапливаться, каждый заголовок все громче, в каждом фигурирует новое имя. Давление нарастает, пока боль в моей голове не взрывается, и я кричу:

– Хватит...

Встав передо мной на колени, Грейсон касается моих волос.

– Мне нравится, когда они распущены. – Он опускает пряди на голые плечи, и накидывает на меня вышитую бисером шаль, его прикосновения успокаивающие и нежные. Я сосредотачиваюсь на этом ощущении, преодолевая приступ тошноты.

– Я не убивала их, – говорю я так тихо, что едва могу различить собственный голос.

– Нет, – говорит он, убирая распечатанные страницы с колен. – Ты их не убивала. Ты просто дала им возможность убить себя.

Мир накренился.

– Как и твой последний пациент или жертва, Дейл Райли.

Я зажмуриваюсь, молясь, чтобы мир пришел в норму.

– Нет. Райли вышел из программы.

На его лице появляется кривая улыбка.

– Вот как ты это называешь? Вышел из программы. Мне нравится. Ты особенная, Лондон. Ты не просто работаешь, но еще и преуспеваешь. Все вокруг тебя, весь мир поверили в твою ложь. По правде говоря, Райли пустил пулю себе в голову. Украл оружие охранника и прямо сюда… – он подставляет два пальца под подбородок, – бам.

Я поворачиваю голову, больше не в силах смотреть в его ледяные глаза.

– Видишь ли, Лондон. Теперь, когда ты узнала правду, ты больше никогда не увидишь лжи. Ты свободна.

– Свободна, – повторяю я, пытаясь понять смысл. Слово звучит странно.

– Никто не понимает тебя лучше меня. Нет никого, кто знает тебя так близко, кто будет любить тебя так страстно. – Он гладит меня по лицу, затем кладет руку на мою, лаская скрытый под татуировкой шрам на ладони. – Мы даже отмечаем себя одинаково. Наши убийства высечены и начерчены на нашей плоти.

Я сглатываю.

– Я забрала только одну жизнь.

Он приподнимает брови.

– Ты забрала шесть жизней. Не своими руками, но ты сломала их разум, посадила темное семя и взращивала его, пока у твоих жертв не остался только один выход. – Он тянется к ножу. – Мы одинаковы.

Мои веки слишком тяжелые, чтобы держать их открытыми. Я прикрываю их, поскольку покачивающее движение убаюкивает меня. Если я позволю ему убить меня, просто покончу с собой, завтра мне не придется снова сталкиваться с этой правдой. Все может закончиться на этом моменте.

Внезапное движение отбрасывает меня назад. Я слышу как что-то рвется, и моя рука оказывается на свободе. Я открываю глаза, когда Грейсон использует нож, чтобы освободить второе запястье. Он вкладывает нож в мою руку.

– Ты отрицала то, кто ты есть, – говорит он. – А я был слаб. Как и тебе, мне нужно за многое ответить. Мои жертвы не заслужили той милости, которую я им оказал, предоставив возможность искупить вину. Мы здесь не просто так. Теперь, когда мы нашли друг друга, нам больше не нужно подчиняться их законам.

Я смотрю на него – красивого темного бога, возвышающегося над своими безумными творениями.

– Ты сошел с ума.

Его улыбка сногсшибательна.

– Не могу дождаться, когда ты присоединишься ко мне.

Я сжимаю нож, адреналин впрыскивается в кровь.

– Но я даю тебе выбор. После этого такой возможности больше не будет. Это наш финал.

Я смотрю в темноту, затем на него. Мою грудь покалывает от предвкушения.

– Какие у меня есть варианты?

– Год назад, до того, как меня арестовали, я преследовал мужчину. Он должен был стать моей следующей жертвой. Теперь он твой. Мой подарок тебе.

Крики прекратились, но я с шоком осознаю происходящее.

– Нет. Грейсон, пожалуйста. Ты не можешь так со мной поступить.

– Я всего лишь открыл тебе правду. Но я заставляю тебя, наконец, сделать выбор, прекратить лгать, Лондон. Не могу передать, как сильно я хочу, чтобы ты сделала именно это.

– Я не буду играть в эту игру. – Я бросаю нож, подчеркивая свою точку зрения.

– То есть ты собираешься вернуться в свой мир и… что? Признаться властям? Потерять лицензию и, возможно, даже попасть в тюрьму?

«Нет. Я отказываюсь страдать так, как эти подонки». Я подавляю эту мысль.

– Я так не думаю. – Он берет нож и снова кладет мне в руки. – Так что выбирай. После всего, что мы обнаружили, после всего, что ты узнала. Ты думаешь, что стоишь выше того, чтобы лишить человека жизни?

– Да.

– Давай это выясним.

Он поворачивается к темноте.

– У тебя есть время до утра, чтобы решить. Освободись от веревки, пройди лабиринт и сделай выбор. Ты можешь либо постараться излечить нашу жертву, либо покончить с ней.

О Боже.

– Начинай.

Глава 28

ЛОВУШКА

ЛОНДОН


Что это значит – быть свободной?

За свою карьеру профессионального психолога я консультировала множество пациентов, каждый из которых был так или иначе стеснен, скован, связан ментальными ограничениями. Даже личности с самыми сильными расстройствами, считавшие себя свободными, находились под властью тяжелого психоза.

Исключите материальное, и наше существование будет заключаться лишь в мыслях.

Все мы – мысли, рожденные характером. Каждое новое мгновение, каждое новое направление и путешествие, на которое мы решаемся, сначала зарождается в мыслях. И эта мысль здесь, это моя трансформация.

Меня окрестила тьма.

Я заглянула в себя и узрела истину. Неискаженную образом, который мы создаем для себя. Столкнувшись с такой откровенностью, вы можете либо принять ее, либо сломаться.

Никто не может пережить абсолютное разрушение своего разума. Мы созданы не из закаленного стекла, а из хрупкого хрусталя, и по мне уже пошли трещины.

Использовала ли я свои знания, чтобы извратить умы шестерых мужчин? Была ли я орудием убийства? Или Грейсон запудрил мне мозги?

Какая реальность истинна?

Босые ноги ударяются о землю, когда я мчусь к опушке леса. Дом Грейсона зловеще возвышается на фоне ночного неба, его мерцающие огни окружают его словно нимб. Света достаточно, чтобы разглядеть дорожку, ведущую к забору. Я почти на месте.

В темноте раздается треск статического электричества.

– Прикосновение к забору приведет к слишком быстрому завершению игры, любимая. Ты же этого не хочешь.

Я тяжело дышу и смотрю на колючую проволоку. Я слышу жужжание электричества, бегущего по плетеной металлической ограде. Ублюдок. Я оглядываюсь, отчаянно ища еще один способ сбежать.

– Есть только один выход, – продолжает бестелесный голос Грейсона. – И он там.

Передо мной открывается выход в садовый лабиринт, окруженный высокими стенами из зелени.

– Это безумие, – шепчу я себе. – Что, если я откажусь? – Уже кричу я. – Что, если я просижу здесь всю ночь?

Единственный ответ – стрекотание сверчков.

– Дерьмо. – Я хватаюсь руками за голову, рвано дыша. Я чертовски устала. Из-за боли в спине мне кажется, что я раскололась на две части. И нижняя половина моего тела превратилась в паутину боли.