Тринадцать – возраст ответственности12. Не помню, чтобы Малькольм был религиозным, но это мнение уже стало догмой в обществе. Считается, что человек становится взрослым, чтобы понимать, что хорошо, а что плохо.
Подобно древу познания, которое породило запретный плод, человек, который вырастил меня, готовился предложить мне знание, которое превратило бы меня в его глазах из ребенка в женщину. Он слишком привязался к маленькой девочке со светлыми волосами. Это не было эмоциональной привязанностью – Малькольм не был способен образовывать родительские узы. Это была имитация отношений. Психопат может научиться этому поведению, чтобы использовать его.
Особенно со своими жертвами.
Лидия испытывает эти отношения – эту связь – с сестрой, которую она никогда не знала. Лидия могла любить Миа. Лидия была бы способна на самую глубокую любовь.
Ей здесь не место.
Нельсон провожает меня до машины и кладет руку на крышу.
– Это не твоя вина.
Я смотрю на него. Уходя в его тень, чтобы заслонить заходящее солнце, я прислоняюсь к двери машины.
– С чего ты решила, будто я думаю, что это моя вина?
– Я работал над бесчисленным количеством дел, Лондон. И почти всегда в таких обстоятельствах жертва полагает, что она должна была знать. Они перебирают подробности своего прошлого, пытаясь понять, как они могли быть такими слепыми, когда ужасная правда внезапно становится кристально ясной.
Я качаю головой.
– Дело не в этом. – Не совсем. На каком-то уровне я знала – должна была знать. Я пытаюсь понять, почему я так долго ждала, чтобы что-то предпринять.
Могла ли я спасти Лидию, пока не стало слишком поздно?
Нельсон перебрасывает мои волосы через плечо. Он часто так делает. Потом он обычно уходит, но не сегодня. Может быть, дело в отдаленности от цивилизации или в том, что с этим местом связано так много эмоций, но внезапно он хватает меня за шею. Проводит большим пальцем по нижней губе, его взгляд прослеживает очертания моего рта.
Затем он наклоняется.
– Агент, – говорю я суровым тоном, называя его по должности, чтобы воззвать к его профессионализму.
Я поворачиваю голову в момент, когда он пытается меня поцеловать, и замечаю вспышку боли на его лице, прежде чем снова посмотреть на дом.
Он громко выдыхает, когда отпускает меня и отходит.
– Это было неуместно. – Признает он, но не извиняется.
– Именно, – соглашаюсь я. У этого фарса есть свои пределы.
Предполагалось, что я добуду у него информацию, используя его ресурсы, чтобы раскрыть личность убийцы-подражателя. Вместо этого я совсем запуталась. Погрузилась в свою собственную историю и боль.
Если Нельсон окажется бесполезным для достижения моей цели, то тогда пора наладить связь с кем-то более ценным.
Он пригвождает меня взглядом. Нельсон, как и большинство мужчин, плохо переносит отказ. Через несколько секунд боль трансформируется в гнев. Я его ранила.
– Мне пора, – говорю я, но он не двигается. Он не дает мне сесть в машину.
– Не так я это представлял, – говорит он. Расстегнув пуговицу костюма, он кладет руки на бедра. – Я достаточно проницателен, потому что это часть моей работы. И я заметил твой интерес, Лондон. Или ты просто пыталась отвлечь меня?
Когда адреналин упадет и у него будет время подумать, он почувствует раскаяние за свои действия – или, по крайней мере, должен почувствовать. Это раскаяние превратится в вину, а вина еще больше запутает его мысли обо мне. Если я скажу или сделаю что-нибудь, то это еще больше его спровоцирует, а потом заставит его чувствовать себя оправданным.
Я ничего не говорю и вытаскиваю из кармана ключи. Пытаюсь обойти его. Он стальной хваткой берет меня за предплечье, удерживая меня на месте.
Во мне вспыхивает тревога.
– Отпусти меня.
После короткого противостояния он убирает руки. Он поворачивается и запускает пятерню в волосы.
– Мне жаль. Я думал... не знаю.
Я ослабляю хватку на ключах. Я сжала в кулаке кольцо, три ключа были зажаты между пальцами, превращаясь в оружие. Если Нельсон это заметил, то не подал вида. Вставляю ключ и открываю дверь машины.
– Это было сложное дело, – говорю я. – Учитывая недавние убийства в Мэне, я не могу представить, под каким давлением ты находишься. Я прошу прощения, если каким-то образом ввела тебя в заблуждение.
Легкий смешок заставляет меня выпрямиться.
– Не надо применять на мне свои психологические штучки. – Он снова застегивает пиджак. – Я еще и мужчина. Не только федеральный агент.
Я сажусь в машину, удаляясь от него на безопасное расстояние.
– Влечение ко мне – прямой результат твоей одержимости поймать Грейсона.
Я начинаю закрывать дверь, но он ловит ее раньше.
– Что ты сказала?
У меня в ушах стучит пульс.
– Чувства, которые ты ко мне испытываешь, являются корреляцией…
– Ты назвала его Грейсоном.
Назвала, и теперь не могу пойти на попятную. Я встречаю острый взгляд агента Нельсона и задаюсь вопросом, кто кого тут водит за нос. Был ли его порыв мгновение назад истинным желанием или отрепетированным методом ослабления моей защиты? В любом случае ущерб нанесен.
– Он был моим пациентом, – поясняю я. – И я был потрясена... только что. – Слабое объяснение: кроткая, пугливая женщина против репрессивного мужчины. Но вроде работает.
Выражение лица Нельсона смягчается.
– Мне очень жаль, – снова говорит он, затем тяжело вздыхает. – Ты права. Дело в этом. И этот гребаный Фостер. – Он хмурится. – Прости.
– Все в порядке, – говорю я, позволяя ему воспользоваться предоставленной мной возможностью восстановить свое эго.
– Он постоянно путается под ногами. Думаю, это Фостер слил информацию про ДНК в прессу. – Он проводит рукой по лицу. – Судя по твоим наблюдениям, ты думаешь, он нормальный? Твоя оценка может помочь обеспечить запретительный судебный приказ, чтобы Фостер исчез с моего места преступления.
По правде говоря, в этот момент я нахожу, что поведение обоих мужчин граничит с одержимостью и, возможно, они уже свихнулись в этой погоне за Грейсоном. Но я говорю:
– Трудно правильно оценить кого-то, лишь случайно периодически сталкиваясь с ним, агент.
Он кивает, но продолжает.
– И ситуация с Салливаном обостряется. До сих пор убийства были разрозненными, похожими по своему характеру. Если он убивает так близко… – Он замолкает, затем смотрит на меня. – Он слишком близко к тебе.
– Я думала, ты сказал, что мне ничего не угрожает.
Он взвешивает свой ответ.
– Позволь мне отвезти тебя обратно.
Это первый раз, когда он заговорил со мной об убийствах в Рокленде. Агент мог беспокоиться обо мне, опасаясь, что Грейсон попытается меня увидеть… или того хуже. Или он становится подозрительным. Зная, что я его единственная реальная связь с Грейсоном, он не хочет, чтобы я исчезала из его поля зрения.
Я сжимаю руль одной рукой, а другой берусь за ручку двери.
– Мой самолет улетает меньше, чем через час. Думаю, для наших профессиональных отношений будет лучше, если я сяду в этот самолет.
Его взгляд упирается в то место, где раньше он заметил синяк на моей шее.
– Салливан пытался связаться с тобой?
Мое лицо выражает недоумение.
– Если бы пытался, то ты узнал бы об этом первым.
Некоторое время он изучает меня, а затем кивает.
– Я позабочусь о том, чтобы охрана была в аэропорту к твоему прилету.
– Спасибо, агент Нельсон.
Он закрывает дверь машины и смотрит, как я уезжаю. Я поглядываю в зеркало заднего вида и вижу, как он стоит, скрестив руки – грозный силуэт на мрачном фоне моего прошлого.
Я могла солгать ему. Я могла использовать свою привычную оговорку, используя пациентов как причину, по которой мне нужно быстро вернуться к работе. Наверное, мне следовало это сделать, позволив его эго полностью восстановиться.
Но нам с агентом Нельсоном пора перестать притворяться.
Он никогда не спрашивал меня напрямую о проверке на изнасилование после того, как меня доставили в больницу. Результаты были прикреплены в мой файл, и я уверена, что он их прочитал.
Результаты были неточные. Не было никаких доказательств, что Грейсон принудил меня к сексу, как и обратного.
В то время я думала, что агент просто пришел к выводу, что, основываясь на почерке Грейсона, такое поведение в отношении жертвы было не в его стиле. Это было крайне маловероятно, и поэтому проверка подтвердила мое заявление, что похититель не подвергал меня сексуальному насилию.
Но бывают такие моменты, как сейчас, когда я задаюсь вопросом, сомневается ли Нельсон в результатах? Возможно, он гадает, не свидетельствует ли моя оговорка, когда я назвала Грейсона по имени о близости с пациентом. Ни в малейшей степени вынужденной.
Я сворачиваю с шоссе на дорогу к аэропорту.
Но говоря правду, я врач. Эта проверка была провалена с самого начала. Не сложно сделать это, если знаешь как. К сожалению, агент Нельсон достаточно умен, чтобы прийти к такому же выводу.
Глава 41
ИЗМЕНЕНИЕ
ГРЕЙСОН
– Он весь твой, – Чарити засовывает руки в кожаную куртку и направляется к выходу из комнаты мотеля.
Я пять минут ждал внутри, пока Чарити – я сомневаюсь, что это ее настоящее имя – одевалась в ванной. Лоусон спит на кровати, его запястья связаны за спиной.
Недавно большинство мотелей перестали использовать изголовья с открытыми рамами. Меньше вероятность того, что вы войдете и обнаружите человека, привязанного к кровати или прикованного наручниками. Приходится импровизировать.
– Он все выпил? – спрашиваю я, прежде чем она открывает дверь.
– Да. До капли, – говорит она. – Номер снят на его имя. Удачи, сладкий. – Она уходит, а я запираю за ней дверь на цепочку.
Я стягиваю капюшон. Задергиваю шторы. Кладу горелку на стол и смотрю на время. Лоусон продержался полчаса, прежде чем потерял сознание.
Открыв небольшую спортивную сумку, я достаю скотч, стяжки и прочие инструменты. Надеваю перчатки, прежде чем натянуть на его лицо черную лыжную маску, отверстия для глаз и рта оказываются на затылке.