— Самую малость. — Затем на ее лице появляется серьезное выражение. — Будь осторожна.
Я обнимаю ее. Я удивлена, когда Сэди обнимает меня в ответ.
— Обещаю.
А потом я уезжаю со своей новой личностью, и лишь смутным представлением с чего мне начать после прибытия в Дублин. Веря в то, что мы с Грейсоном — и наш замысел — не станем причиной катастрофы.
Моя метафора с качелями может превратиться в реальную ловушку смерти, но и то, и другое уже давным-давно было приведено в движение.
Глава 49
БОЖЕСТВЕННЫЕ МОНСТРЫ
ГРЕЙСОН
За последние двадцать четыре часа новости о нападении на Фостера стали вирусными. Некогда мирные фанатики и протестующие столкнулись и начали войну друг с другом. Драки, беспорядки. Повсеместная истерия. Полицейские в шлемах и бронежилетах заполонили улицы. Новости полны сообщений о нарастающем безумии. Для наведения порядка вызвали сотрудников правоохранительных органов со всего штата.
Столько же часов я не спал.
Хаос превратился в своего рода убежище, которое помогает мне скрываться, пока оперативная группа сосредотачивает свои силы в Бангоре. Имя Лондон не исчезает из выпусков новостей, но самой ее не видно.
Меня сжирает беспокойство. Не знать, где она — где Нельсон — это не дает мне спать. Растет раздражение. Я жажду освобождения. Импульсы никогда не удается подавлять надолго.
Идя по улицам, я начинаю задаваться вопросом, возможно, я заразен, распространяю психоз и отравляю умы. Все это могло быть в моей голове. Все происходящее вокруг может быть искаженным восприятием мира, в то время как на самом деле я сижу в кабинете Лондон в смирительной рубашке.
Я тру лицо руками, дезориентированный, умирая от желания выпить кофе. Я слишком мало сплю. Это меня убивает.
Я натягиваю капюшон и вливаюсь в толпу работников, курсирующих по Рокленду. Это тот же путь, по которому Нельсон идет к месту преступления. Он проходит прямо мимо бара Убежище.
Я ныряю в бурлящий поток маленьких рабочих муравьев, мигрирующих по тротуару. Впереди хорошо виден большой деревянный знак — вывеска бара. Агент Нельсон видел его раньше. В сети у него постоянно сплывают случайные рекламные объявления, манящие его в бар с обещанием легкодоступных девушек. И возможностью быстро снять напряжение.
Я занимаю пост в кофейне через дорогу. Два зайца. Один выстрел. Я заказываю большой кофе у баристы, мучащегося от похмелья, затем сажусь у окна, где могу наблюдать.
Я уже опустошил кружку, а Нельсон так и не появился.
Я оставляю на столе несколько долларов и ухожу. Я не могу рисковать оставаться на одном месте слишком долго. Может быть, Нельсон не хочет поддаваться соблазну днем. Когда я снова выхожу на свет, боль пронзает мой череп. Черные пятна пляшут перед глазами.
Я поворачиваю в переулок и прижимаюсь спиной к кирпичной стене. Вдох через усилие. Затяжной аромат сирени, все еще остающийся на моей куртке, частично рассеивает боль. Я использую эту передышку, чтобы добраться до автобусной остановки.
Мне нужно поспать. Даже величайшие умы не могут функционировать без сна.
По дороге в Бангор я думаю о маленькой девочке, похожей на китайскую куколку и ее матери. Казалось бы, ее проблему так легко решить. Убрать мать из уравнения, и у нее появится шанс на лучшую жизнь.
А может, и нет.
Она может оказаться в ужасной приемной семье с ужасными людьми.
Я слишком хорошо знаю о монстрах, которые используют систему.
Я моргаю, прогоняя темные пятна из поля зрения, глаза уже сами закрываются. Мысли путаются. Если бы не Лондон, я бы, наверное, уже убил бы Нельсона. Это кажется наиболее логичным решением.
Но если он умрет, доказательство его тайной деятельности умрет вместе с ним.
Никто не поверит, что есть убийца-подражатель. Особенно, если подозреваемым будет федеральный агент.
Лондон права. Он нам еще нужен. Терпение.
Я продолжаю двигаться, поворачиваю обратно в Рокленд, чтобы засесть у бара и подготовиться к встрече с Нельсоном. В конце концов он там появится. Но сначала я просто хочу взглянуть на офис Лондон. Всего один взгляд — как маленькая доза для наркомана. Чтобы приглушить желание. Автобус проезжает мимо здания, и я выглядываю в окно.
Группа протестующих кружит перед крыльцом. У меня на губах появляется улыбка, когда я понимаю, что они скандируют имя Лондон.
Протестующие в ярости, сердитые на систему, которая позволяет таким животным, как Ангел штата Мэн, разгуливать на свободе.
Я полагаю, что объяснять им, что психологи слабо связаны с правительством, бесполезно. Этих людей невозможно поколебать. Они твёрдо верят в свои убеждения — какими бы нелепыми они ни были. Они добиваются мира, требуя исполнить смертную казнь над осужденным убийцей.
Какая ирония.
Их пение засело в голове. Мне это даже нравится.
По правде говоря, мы жестокий вид. Мы никогда не будем жить в мире. Сама Земля зародилась в результате насилия. Она не появилась в пустоте космоса по мановению волшебной палочки. Она возникла в результате огромного взрыва. Мы предрасположены к насилию, потому что оно заложено в самих атомах, из которых мы состоим.
Убийство.
Войны.
Гитлер. Чингисхан. Александр Великий. Они убили тысячи, миллионы. Они убивали ради власти. Они использовали страх и милосердие как оружие. Зло в чистом виде. На крови, которую они пролили, были построены цивилизации.
Я слышал, как ученые утверждали, что эти люди были безумны, но что такое гениальность, как не безумие? Психическое заболевание — это распространенный эвфемизм зла.
Очень немногие убийцы — садисты действительно сумасшедшие. Наоборот. Им приходилось держать все под контролем, чтобы избежать наказания за убийство. И получать от этого прибыль.
Ярые фанатики поклоняются мне и Лондон. Преклоняют колени у ее офиса, восхваляя ее как богиню, в то время как протестующие плюют им в лицо.
С таким же успехом мы могли бы быть богами.
На протяжении веков богов так же часто изгоняли, как и поклонялись. Толпы ненавидели их за неудачи, но также всегда боялись. Страх сильнее любви. У богов нет сострадания. Вот почему они могут убивать тысячами.
Кто-то должен владеть этим страхом, этой властью. А те, кто слишком слаб, чтобы смириться с естественным порядком, могут лишь прятаться и осуждать из своих безопасных уголков. Мы боги, и нас нужно бояться.
Я смеюсь про себя.
Или, возможно, я просто ненормальный.
Глава 50
РАЗДЕЛЕННЫЕ ОКЕАНАМИ
ЛОНДОН
Существует причина, по которой я не вожу машину.
Я ругаюсь и пытаюсь одновременно рулить и переключить передачу на крошечной арендованной иномарке, которая при этом скрежещет. Я виляю не на ту полосу и быстро выравниваю машину.
— Черт возьми.
Я ужасный водитель.
Я приземлилась в Дублине час назад, и все было прекрасно, пока я не обнаружила, что утром поезда или автобусы до Келлса не ходят. Время уже поджимало, и единственным выходом было подавить страх и арендовать машину. Я использовала кредитную карту Сэди, и вот теперь я пробираюсь по извилистому двухполосному шоссе в предрассветные утренние часы.
Тяжелая чернота, окутывающая небо, не помогает, вокруг туман и фары еле освещают дорогу впереди.
Должно быть, я сошла с ума.
Безумием было вообще садиться на рейс до Ирландии, но я еще и надеялась выследить мать Грейсона. Что я ожидаю найти?
Проверяю время на одноразовом телефоне. Почти 5:00 утра. Поиск по имени Ребекка Салливан выдал мне ее последний известный адрес. Я могу только надеяться, что она все еще там, и, когда я заявлюсь к ней в такой час, она не захлопнет дверь перед моим носом.
Я зашла слишком далеко.
В буквальном смысле.
Я замечаю впереди небольшой дорожный знак, сбрасываю скорость и, как улитка, сворачиваю. Уличные фонари освещают путь через вереницу одинаковых кирпичных таунхаусов. Я нахожу дом, в котором, по последним сведениям, жила Ребекка, и паркуюсь у дороги.
Размеренно дыша, цепляюсь за руль. Затем, наконец, отрываю пальцы и оставляю тепло машины. Хлопок дверцей машины разносится по причудливому району. Тряся руками, я думаю о резинке в кармане пиджака, пока иду по подъездной дорожке.
Я почти у двери, когда лай собаки заставляет меня вздрогнуть, и на крыльце загорается свет.
— Дерьмо.
Я замираю на месте. Неуверенная в том, что сейчас произойдет, или что мне делать дальше.
Открывается входная дверь.
— Кто вы?
Голос женщины огрубел, как будто она курила большую часть своей жизни. У нее сильный северно-ирландский акцент, напомнивший мне мелодию, которую я иногда слышу в глубоком голосе Грейсона. Меня пронизывает фантомная боль.
Я делаю шаг вперед, поднимаю подбородок.
— Здравствуйте. Меня зовут… — Я останавливаю себя, чтобы не произнести по привычке свое имя. — … Сэди Бондс. Я работаю в американских правоохранительных органах…
Она усмехается.
— Да, я это вижу. Что вам надо в такую рань, черт возьми?
В тусклом свете я с трудом различаю ее лицо, но она одета в бледно-розовый халат, ее волосы с проседью собраны в беспорядочный пучок. Она с усилием пытается успокоить черного лабрадора и, наконец, хлопает в ладоши, чтобы отправить скулящую собаку обратно внутрь.
Я засовываю руки в карманы, холодное утро и нервозность заставляют меня дрожать.
— Ребекка Салливан?
— Ради всего святого, — бормочет она, закрывая дверь. Когда она поднимает глаза, я могу ясно различить белый шрам вдоль щеки. Она быстро склоняет голову, чтобы закрыть лицо волосами. — Я думала, что вы давно оставили это дело. Его здесь нет. Давно не имел ничего общего со своей матерью. — Она снова усмехается. — Чертовски дольше, чем «давно».
Мои плечи опускаются, напряжение оставляет меня. Это не мать Грейсона.
— Простите, что побеспокоила вас, мэм.
— Подождите-ка, — она запахивает халат и туго затягивает пояс. — Что вы вообще хотели от Бекки?