– Через страсбургский банкирский дом Брайнтмайера? – спросила девушка.
– Да, мадемуазель. Посредником между нами выступает г-н Жирель из Труа – роялист, который ради спасения своего состояния, подобно мне, примкнул к якобинцам. Письмо, которое в тот памятный вечер подобрал ваш фермер, касалось банковских дел и могло всех нас скомпрометировать; в тот момент от меня зависело не только то, буду ли жив я сам, но и их жизни, понимаете? Гондревилль мне заполучить не удалось. Мне бы живо голову сняли с плеч, пытаясь разузнать, где я раздобыл столько золота! Я решил чуть повременить с покупкой, но тут появился этот мерзавец Марьон, ставленник другого мерзавца – Малена. Ничего, Гондревилль все равно вернется к своим законным владельцам. Я об этом позабочусь. Подумать только, четыре часа назад я держал Малена на мушке! Я хотел его убить. Проклятье! Умри Мален, Гондревилль продали бы с торгов и вы могли бы купить его. В случае моей смерти жена передала бы вам письмо и вы знали бы, где взять на это средства. Но этот негодяй сказал своему подельнику Гревену, который и сам тот еще фрукт, что молодые де Симёзы замышляют зло против первого консула, что сейчас они прячутся неподалеку и что лучше их выдать и избавиться от них навсегда, чтобы преспокойно поживать себе в Гондревилле. Я знал, что из столицы приехали два матерых шпиона, я еще днем их видел, поэтому разрядил карабин и, не теряя времени, приехал сюда. Полагаю, вы знаете, где найти молодых господ и как их предупредить. Добавить мне нечего.
– Вы достойны быть дворянином, – проговорила Лоранс, протягивая Мишю руку.
Тот хотел опуститься на колени, чтобы ее поцеловать, однако графиня удержала его со словами:
– Не нужно, Мишю!
Благодаря интонации, с какой это было сказано, и взгляду Лоранс Мишю почувствовал себя столь же счастливым, сколь несчастным он был последние двенадцать лет.
– Вы жалуете меня так, словно я уже исполнил все, что от меня требуется, – сказал он. – Слышите голоса этих слуг гильотины? Поговорим в другом месте.
Мишю взял уздечку и встал так, что сидящая в дамском седле графиня оказалась к нему спиной.
– Держитесь хорошенько, подгоняйте коня и следите, чтобы ветки не хлестали вас по лицу; остальное – потом.
Он вскочил в седло, и в течение получаса они мчались галопом по лесу – то сворачивая в сторону, то возвращаясь назад по собственным следам, то проезжая по одной и той же поляне несколько раз, чтобы запутать возможных преследователей, – пока не достигли места, где Мишю остановил коня.
– Я не знаю, где мы, хотя лес изучила не хуже вас, – сказала графиня, глядя по сторонам.
– Мы в самой чаще, – отвечал Мишю. – За нами гнались два жандарма, но теперь их бояться нечего.
Живописному уголку, куда управляющий привел Лоранс, предстояло сыграть столь фатальную роль в судьбе главных героев нашей драматической истории (да и в судьбе самого Мишю тоже), что автор считает своим долгом рассказать о нем поподробнее. К тому же, как мы увидим позже, упоминание о нем осталось в судебных анналах Империи.
Некогда Нодемский лес принадлежал монастырю Нотр-Дам. Обитель эта была захвачена, разграблена и разрушена, так что не осталось ни монахов, ни церковного имущества. Завладеть лесом желали многие, но достался он графам Шампанским, которые позднее заложили его, а потом и допустили его продажу с торгов. За шесть столетий природа укрыла руины роскошным густым зеленым покрывалом, да так старательно, что на месте, где когда-то стоял красивейший монастырь, остался лишь небольшой холмик, затененный прекрасными деревьями и опоясанный плотными, непроницаемыми зарослями кустарника, которым Мишю начиная с 1794 года по собственному почину прибавлял густоты, подсаживая в прорехах кустики колючей акации. У подножия холма образовалось болотце. Это говорило о том, что здесь был родник, что, вне всяких сомнений, и предопределило местоположение обители. Только законный владелец Нодемского леса и мог выяснить происхождение этого названия восьмисотлетней давности и обнаружить, что когда-то в самой середине леса стоял монастырь. Заслышав первые раскаты революционной грозы, маркиз де Симёз, которого судебная тяжба заставила переворошить семейные архивы, случайно узнал о существовании руин и с тайным намерением, которое, впрочем, несложно угадать, решил их разыскать. Его управляющий прекрасно ориентировался в лесу и, конечно же, пришел господину на помощь; опытный лесник, он без труда обнаружил место, на котором некогда стоял монастырь. Всего в лес вели пять дорог (в том числе из Труа и из долин Арси, Сен-Синь и Бар-сюр-Об), и хотя местами от них мало что осталось, Мишю приметил, что все они сходятся к холму с болотцем. Маркиз хотел раскопать холм, но нанимать для такой работы местных жителей было нежелательно. Обстоятельства вынудили старшего де Симёза отказаться от поисков, однако у Мишю в голове засела мысль о том, что под холмом таятся либо сокровища, либо фундамент старинной обители. Он продолжил свои археологические изыскания и обнаружил, что в одном месте – между двух деревьев, на уровне болота, где склон особенно крут, – простукивается пустота. Погожей ночью он вернулся с заступом и через какое-то время откопал вход в подземелье и ведущие вниз каменные ступени. Болотце, глубина которого не превышала трех футов, напоминало по форме шпатель, «рукояткой» уходящий в холм; создавалось впечатление, что именно в этом месте бьет невидимый родник, чьи воды тут же уходят в грунт огромного леса. Окруженное водолюбивыми деревьями – ольхами, ивами и ясенями, оно по-прежнему оставалось «местом встречи» старинных дорог и просек, к этому времени тоже заброшенных. Вода в нем, на вид стоячая, на самом деле была проточной, и крупнолистные водяные растения и жеруха образовывали на ее поверхности сплошную зеленую скатерть, так что нелегко было различить, где кончается вода и начинается берег, поросший пахучими густыми травами. До окрестных деревень путь отсюда неблизкий, поэтому на водопой к болотцу приходило только лесное зверье. Лесники и охотники пребывали в полнейшей уверенности, что под холмом ничего быть не может, да и пробираться к нему через болото не хотелось; поэтому эта часть леса, самая старая, никогда и никем как следует не исследовалась, да и наведывались сюда люди нечасто. Мишю, когда настала его очередь инспектировать лес, решил не вырубать этот участок с высокими вековыми деревьями. Лестница эта вела в подвал со сводчатым потолком и стенами из тесаного камня, чистый и хорошо сохранившийся; судя по всему, когда-то здесь была монастырская тюрьма.
Сохранность подземелья и лестницы, как и сводчатых потолков, объяснялась тем, что в свое время разрушители не тронули родник, а внешние воды сдерживала очень толстая кирпичная, скрепленная цементом кладка, похожая на римскую. Вход в это убежище Мишю заложил крупными камнями. Позднее, чтобы никто не разгадал секрета и не проник в подземелье, он взял за правило сперва подниматься на холм через заросли, а уже оттуда по крутому склону спускаться ко входу – вместо того, чтобы пробираться туда же со стороны болотца. Когда беглецы приехали в это место, луна своим чудесным светом серебрила вершины вековых деревьев на холме и густую зелень леса; разделенные между собой дорогами, купы деревьев имели причудливую форму: иные казались скругленными, иные – остроконечными, иные оканчивались одним деревцем, а иные – множеством.
Взгляд невольно следовал за ускользающей вдаль перспективой, причем вне зависимости от объекта, который его привлек, – извилистой тропинки, великолепной длинной аллеи или кажущейся почти черной стены из зелени. Проникая сквозь прорехи в кронах, лунный свет отражался и в спокойных, никем не тревожимых водах болотца, между белесыми листьями жерухи и кувшинок, отчего вода сверкала, словно россыпь бриллиантов. Крики лягушек нарушали глубокую тишину этого милого лесного уголка, а первозданные запахи напоминали душе о том, что такое свобода…
– Теперь мы в безопасности? – спросила у Мишю графиня.
– Да, мадемуазель; но нам обоим есть чем заняться. Отведите лошадей на вершину этого холма и привяжите их к дереву, а потом оберните обеим морды вот этим, – отвечал он, протягивая девушке свой шейный платок. – Коники у нас умные, поймут, что надо помолчать. Когда управитесь, спускайтесь прямиком к воде по тому крутому склону да смотрите не зацепитесь юбкой за колючки. Я буду ждать вас внизу.
Пока графиня прятала лошадей и обвязывала им морды, Мишю разобрал каменную кладку, открывая вход. Графиня, которая полагала, что знает в лесу каждый уголок, до крайности изумилась, очутившись под сводчатым потолком подземелья. С проворством кладчика Мишю заложил входное отверстие камнями. Стоило ему закончить, как в ночной тиши послышались топот копыт и голоса жандармов; однако это не помешало ему, чиркнув огнивом, поджечь еловую веточку, после чего он повел графиню дальше, в тюремное помещение, где нашелся огарок свечи, которой Мишю освещал подземелье еще в первый свой приход. Железную дверь толщиной несколько линий[51], местами подточенную ржавчиной, управляющий привел в порядок, и закрывалась она cнаружи посредством нескольких задвижек, с обеих сторон входящих в стенные пазы. Графиня, которая падала с ног от усталости, присела на каменную скамью с вмурованным над ней в стену кольцом.
– Лучшего места для беседы и не сыщешь, – пошутил Мишю. – Теперь жандармы могут сколько угодно кружить по лесу. В худшем случае они заберут наших лошадей.
– Но лишиться лошадей для нас означает убить моих кузенов и дʼОтсеров! Расскажите же, что вам известно!
Мишю поделился тем немногим, что сумел расслышать во время разговора между Маленом и его приятелем-нотариусом.
– Они на пути в Париж и рассчитывают быть там сегодня утром, – сказала графиня, когда он закончил.
– Раз так, они погибли! – вскричал Мишю. – Как вы понимаете, на заставах будут досматривать всех – и кто выходит, и кто входит в город. Мален до крайности заинтересован в том, чтобы мои хозяева скомпрометировали себя и поплатились за это головой.