– Мы разгадали их маневр, – сказал Пейрад.
– И я готов объяснить, в чем состоял их план, – отвечал Корантен. – Маленький грум и девчонка отвлекли на себя внимание этих недоумков-жандармов, чтобы настоящая добыча смогла ускользнуть.
– Правду мы узнаем только при свете дня, – сказал Пейрад. – Земля на дороге мокрая, и я поставил по одному жандарму в самом начале дороги и в конце. С рассветом следы покажут нам, что за звери здесь бродили.
– Я вижу отпечатки лошадиных копыт, – сказал Корантен. – Идемте-ка в конюшню!
– Сколько здесь лошадей? – Вопрос Пейрада был адресован г-ну дʼОтсеру и Гулару.
Они с Корантеном только что вернулись в гостиную.
– Полноте, г-н мэр! Вы прекрасно это знаете. Отвечайте! – прикрикнул на чиновника Корантен, видя, что тот колеблется.
– Кобыла графини и еще две лошади – Готара и г-на дʼОтсера.
– В конюшне мы увидели только одну, – сказал Пейрад.
– Мадемуазель уехала на прогулку, – сказал Дюрье.
– Надо понимать, ваша воспитанница часто прогуливается по ночам? – спросил либертен Пейрад у г-на дʼОтсера.
– Очень часто, – простодушно отвечал пожилой дворянин. – И г-н Гулар вам это подтвердит.
– Все знают, что у госпожи есть причуды, – подала голос Катрин. – Перед тем как лечь в постель, она глядела на небо, и я думаю, поблескивающие вдали штыки жандармов пробудили ее любопытство. Уходя, она сказала мне, что хочет посмотреть, не началась ли новая революция.
– Когда она вышла из дому? – спросил Пейрад.
– Когда увидела ваши ружья.
– И куда она направилась?
– Я не знаю.
– А где вторая лошадь? – спросил Корантен.
– Ж-ж-жанда-а-армы у ме-е-еня ее забра-а-али! – проблеял Готар.
– И куда же ты так спешил? – спросил у него кто-то из жандармов.
– Я е-е-ехал сле-е-едом за хозя-а-айкой на фе-е-ерму.
Жандарм посмотрел на Корантена, ожидая распоряжений; но в словах подростка было столько правды и лжи одновременно, столько глубочайшей непорочности и лукавства, что парижане лишь переглянулись, словно повторяя друг другу то, что ранее произнес Пейрад: «Перед нами отнюдь не простофили!»
Г-н дʼОтсер производил впечатление человека не слишком остроумного, а потому не способного оценить колкую насмешку. Мэр был глуп. Г-жа дʼОтсер, ослепленная материнской любовью, засыпа́ла агентов глупейшими, наивнейшими вопросами. Слуг жандармам пришлось вытаскивать из постелей… Взвесив все эти малозначимые факты и присмотревшись к обитателям шато, Корантен понял, что единственный достойный для него соперник – мадемуазель де Сен-Синь. Несмотря на ловкость жарндармов, им всегда трудно работать. Нужно не только выяснить все то, что уже известно заговорщику, но и сделать массу предположений, прежде чем верное решение будет найдено. Заговорщик денно и нощно заботится о своей безопасности, в то время как полиция действует строго по расписанию, так что, не будь предателей, злоумышленники могли бы с успехом осуществлять свои замыслы. Даже у отдельно взятого заговорщика смекалки больше, нежели у всей полиции с ее огромными возможностями. Вот и у Корантена с Пейрадом возникло чувство, будто они выбивают дверь, которую рассчитывали найти открытой; даже когда замок взломан, выясняется, что с обратной стороны на нее кто-то навалился и молча держит… Наших сыщиков разгадали и обыграли, и они представления не имели, кто именно это сделал.
– Я уверен в том, что, если господа де Симёз и дʼОтсер вчера остались здесь ночевать, спали они в комнатах своих родителей, мадемуазель де Сен-Синь или прислуги, а может, всю ночь гуляли в парке, – шепотом сообщил сыщикам капрал из Арси. – Никаких следов их пребывания мы не нашли.
– Кто бы мог их предупредить? – спросил Корантен у Пейрада. – О нашем деле знают лишь первый консул, Фуше, министры, префект полиции и Мален.
– Мы подсадим им кукушку[53], – сказал Пейрад на ухо Корантену.
– Прекрасная мысль! Благо у нас, в Шампани, леса знаменитые! – не смог сдержать улыбки кюре.
Он услышал слово «кукушка» – и обо всем догадался.
«Мой бог, это единственный здравомыслящий человек в доме, – подумал Корантен, улыбаясь в ответ. – С ним можно договориться. Попробую-ка я это сделать!»
– Господа… – обратился к парижанам Гулар, которому, несмотря ни на что, хотелось продемонстрировать преданность первому консулу.
– Следует говорить «граждане»; Республику еще никто не упразднил, – поправил его Корантен, бросая насмешливый взгляд на кюре.
– Граждане, – повторил мэр, – войдя в гостиную, я и рта раскрыть не успел, как явилась Катрин, чтобы забрать хлыст, перчатки и шляпку своей госпожи.
Из груди присутствующих вырвался возмущенный ропот, промолчал лишь Готар. Все, не считая жандармов и агентов, вперили взгляды в предателя Гулара, грозя его испепелить.
– Что ж, гражданин мэр, теперь нам все ясно, – сказал ему Пейрад. – Гражданку Сен-Синь вовремя предупредили.
И он с подчеркнутым недоверием посмотрел на Корантена.
– Капрал, наденьте на этого маленького негодника наручники, – распорядился Корантен, – и отведите его в отдельную комнату. Девушку тоже посадите под замок, – добавил он, указывая на Катрин. – Бумаги пускай просматривают в твоем присутствии, – шепнул он на ухо Пейраду. – Перешерсти здесь все, ничего не упускай.
– Господин аббат, – с доверительным видом обратился он к кюре, – я хочу сообщить вам нечто важное.
И увел аббата Гуже в сад.
– Послушайте, господин аббат, мне кажется, вы умны как епископ и (благо нас никто не слышит) поймете меня. Кроме вас, мне не у кого просить помощи, а ведь я хочу спасти две семьи, которые по собственной глупости могут вот-вот скатиться в бездну, из которой нет возврата! Господ де Симёз и дʼОтсер предал подлый шпион, каких правительство всегда подсылает к заговорщикам, дабы узнать, что они замышляют, какими средствами обладают и кто их соучастники. Не судите обо мне по моему презренному спутнику: он служит в полиции, а я – я занимаю достойный пост в консульской канцелярии, так что последнее слово, так или иначе, за мной. Господам де Симёз вовсе не желают смерти; если Мален жаждет, чтобы их расстреляли, то первый консул – если они здесь и не имеют дурных намерений – намерен удержать их на краю пропасти, поскольку он любит хороших солдат. Агент, с которым мы приехали, наделен всеми необходимыми полномочиями, я же с виду – никто, но мне известны все детали заговора. Мой спутник в сговоре с Маленом, который, вне всяких сомнений, пообещал ему свою протекцию, хорошую должность, а может, и деньги, если тот сумеет разыскать братьев де Симёз и арестовать их. Первый консул – а это великий человек! – корыстолюбия не поощряет. Я не желаю знать, здесь молодые люди или нет, – продолжал Корантен, заметив невольный жест кюре, – но спасти их можно одним-единственным способом. Как вам известно, законом от 6 флореаля Х года объявлена амнистия тем иммигрантам, которые пребывают за границей, но при условии, что они вернутся до 1 вандемьера XI года, то есть к прошлому сентябрю. Господа де Симёз, также как и дʼОтсеры, которые занимали офицерские должности в армии принца Конде, под этот закон не подпадают, в нем на этот счет имеется особая оговорка; значит, их присутствие во Франции – преступление, и в сложившихся обстоятельствах этого достаточно, чтобы их сочли причастными к ужасному заговору. Первый консул заключил, что его правительство, приняв эту оговорку, обзавелось непримиримыми врагами. Он желает довести до сведения господ де Симёз, что они не подвергнутся преследованиям, если обратятся к нему с ходатайством о своем возвращении на родину с намерением подчиниться ее законам и пообещают присягнуть на верность конституции. Как вы понимаете, это прошение должно попасть к нему в руки прежде, чем господа офицеры будут арестованы, и дату следует поставить задним числом. Я сам могу доставить бумагу в Париж. Я не спрашиваю у вас, где сейчас находятся молодые люди, – сказал он, видя, что аббат Гуже снова отрицательно качает головой. – К несчастью, мы уверены, что разыщем их. Лес оцеплен, парижские заставы и граница тщательно охраняются. Поэтому выслушайте меня внимательно. Если молодые люди находятся где-либо между этим лесом и столицей, их схватят; если они в Париже, их разыщут и там; если же эти несчастные попытаются вернуться в Германию, их ждет арест. Первый консул благоволит старой аристократии и терпеть не может республиканцев; тут все просто: для того чтобы занять трон, придется наступить на горло Свободе. Но этот секрет пусть останется между нами. Теперь подытожим. Я подожду до завтра; я буду слеп, но моего спутника берегитесь. Этот треклятый провансалец – настоящий прислужник дьявола и посвящен в планы Фуше, в то время как я исполняю волю первого консула.
– Если господа де Симёз здесь, – сказал кюре, – я охотно отдал бы десять пинт своей крови и руку в придачу, только бы их спасти. Даже если мадемуазель де Сен-Синь поддерживает с ними связь, она ни словом не обмолвилась об этом, клянусь спасением души, и совета у меня не спрашивала, хоть я и почел бы это за честь. Сейчас я полностью одобряю ее сдержанность, если она действительно имела место. Вчера вечером мы, как обычно, играли в бостон до половины одиннадцатого в полнейшей тишине и ничего не видели и не слышали. Ребенок не смог бы пройти через эту уединенную долину без того, чтобы его кто-нибудь не увидел и не рассказал об этом остальным! В последние две недели чужаков у нас точно не было, а ведь господа дʼОтсер и де Симёз, даже без спутников, – это уже маленький отряд! Достойнейший г-н дʼОтсер с супругой исполняют все требования правительства и приложили все мыслимые усилия, чтобы их сыновья вернулись под родительский кров. Только позавчера они отправили им очередное письмо. Так что, говорю вам по совести, если бы не появление полиции, я бы до сих пор был уверен, что молодые люди в Германии. Между нами, в этом доме лишь молодая графиня не отдает должного выдающимся качествам г-на первого консула!