Послышались шаги большого количества людей; звон жандармских сабель раздался в столовой через минуту после ухода кюре, который в своих рекомендациях преуспел не больше, нежели маркиз де Шаржбёф до него.
– Наша жизнь как будто одна на двоих, – противоестественна, – грустно проговорил младший из де Симёзов, обращаясь к Лоранс, – и любовь наша тоже противоестественна. Но именно поэтому она завоевала ваше сердце. Наверное, из-за попрания законов природы и были несчастливы все близнецы, о которых говорит нам история. Взять хотя бы нас с братом: смотрите, с каким упорством преследует нас судьба! Вы приняли решение, но исполнение его, увы, снова откладывается!
Лоранс была ошеломлена настолько, что слова председателя коллегии присяжных, наделенные ужасным для нее смыслом, расслышала с трудом.
– Именем императора и закона я беру под арест господ Поля-Мари и Мари-Поля де Симёзов и Адриана и Робера дʼОтсеров. Полагаю, они не станут отрицать, – продолжал председатель, обращаясь к своим спутникам и указывая на забрызганную грязью одежду молодых дворян, – что провели сегодня какое-то время в седле?
– В чем вы их обвиняете? – надменно поинтересовалась мадемуазель де Сен-Синь.
– Вы не берете под арест мадемуазель? – спросил Жиге.
– Я оставляю ее на свободе, но под поручительство, пока не будут детальнее изучены предъявленные ей обвинения.
Гулар предложил в поручители себя, обратившись к графине с просьбой дать ему слово чести, что она никуда не уедет. Лоранс метнула в сторону бывшего каменотеса де Симёзов исполненный высокомерия взгляд, нажив себе тем самым в лице мэра смертельного врага. По ее щеке скатилась слеза – из тех слез ярости, которые знаменуют собой поистине адские душевные терзания. Четыре дворянина в смятении переглянулись и не двинулись с места.
Г-н и г-жа дʼОтсер пребывали в крайнем замешательстве, опасаясь, что молодые люди и Лоранс скрыли от них что-то важное. Старики замерли в креслах в ожидании, что их дорогих сыновей вот-вот у них отнимут – и это после стольких страхов, после счастливого воссоединения семьи! Несчастные родители, они смотрели – и не видели, слушали – и не понимали ни слова.
– Надо ли мне просить, чтобы вы стали моим поручителем, г-н дʼОтсер? – воскликнула Лоранс.
Этот звонкий, душераздирающий возглас, похожий на звук трубы, призывающей к Страшному суду, словно разбудил ее бывшего опекуна.
Старик смахнул навернувшиеся на глаза слезы, все понял и слабым голосом проговорил, обращаясь к молодой родственнице:
– Простите меня, графиня. Вы же знаете, я принадлежу вам душой и телом.
Лешено, которого с самого начала поразило царящее за столом спокойствие, снова усомнился в виновности дворян, когда увидел изумление четы дʼОтсер и задумчивость Лоранс, пытавшейся разгадать, в какую ловушку их пытаются заманить.
– Господа, – вежливо начал он, – вы слишком хорошо воспитаны, чтобы оказывать бесполезное сопротивление. Пройдемте со мной на конюшню. Ваше присутствие необходимо, чтобы расковать ваших лошадей. Подковы станут важной уликой на суде и, возможно, докажут вашу невиновность или же вину. Прошу вас, мадемуазель, идемте с нами!
Лешено привез с собой Сен-Синьского кузнеца с помощником, на которых были возложены обязанности экспертов. Пока они занимались лошадьми, мировой судья привел Готара и Мишю. Времени на то, чтобы снять подковы со всех лошадей и описать каждую из них, чтобы впоследствии сравнить их со следами, оставленными на снегу злоумышленниками, ушло немало. Лешено, которого уведомили о прибытии г-на Пигу, оставил арестованных под охраной жандармов и направился в столовую, чтобы продиктовать протокол. Мировой судья обратил его внимание на состояние одежды Мишю и рассказал о том, как прошел арест.
– Они, наверное, убили сенатора и замуровали труп в стену, – заключил судья Пигу.
– Теперь и я этого опасаюсь, – отвечал старшина присяжных.
– Куда ты носил гипс? – спросил он у Готара.
Юноша заплакал.
– Он боится судейских, – сказал Мишю. Его глаза метали молнии; он был похож на льва, угодившего в западню.
К этому времени в шато вернулись слуги, которых допросили в доме мэра. Они столпились в прихожей, где плакали Катрин и супруги Дюрье, и рассказали последним, насколько важными оказались их показания. На все расспросы старшины присяжных и мирового судьи Готар отвечал рыданиями, а потом с ним случился припадок с судорогами, напугавший дознавателей, и они оставили его в покое. Дождавшись момента, когда на него никто не смотрел, юный хитрец улыбнулся Мишю, и тот взглядом выразил ему одобрение. Лешено оставил судью на некоторое время одного: нужно было поторопить экспертов.
– Мсье, не могли бы вы объяснить нам причину ареста? – спросила наконец г-жа дʼОтсер, обращаясь к г-ну Пигу.
– Этих господ обвиняют в том, что они похитили сенатора, угрожая ему оружием, и насильственным образом удерживают его в заточении. Предположение о его убийстве мы пока не рассматриваем, хотя вероятность этого велика.
– И какое же наказание предусмотрено за подобное преступление? – спросил г-н дʼОтсер-отец.
– Поскольку прежние законы, поправки к которым не предусмотрены новым Кодексом, считаются действующими – смертная казнь, – ответил мировой судья.
– Смертная казнь! – вскричала г-жа дʼОтсер и лишилась чувств.
В этот миг в комнату вошли кюре с сестрой, которая тут же позвала Катрин и мадам Дюрье.
– Но мы даже не видели его, этого вашего треклятого сенатора! – вскричал Мишю.
– Г-жа Марьон, г-жа Гревен, камердинер Малена и Виолетт не могут сказать то же самое о вас! – парировал Пигу с едкой усмешкой судьи, убежденного в своей правоте.
– Ничего не понимаю, – проговорил Мишю, которого этот ответ обескуражил.
Он начал подозревать, что и он сам, и молодые господа стали жертвой чьего-то злого умысла.
Из конюшни вернулись судейские с жандармами и Лоранс. Девушка подбежала к г-же дʼОтсер, и та, едва очнувшись, сказала ей:
– Им грозит смертная казнь!
– Смертная казнь? – повторила Лоранс, глядя на четырех дворян.
Эти слова посеяли среди присутствующих смятение, которым и воспользовался Жиге, проинструктированный Корантеном.
– Все еще может кончиться миром, – сказал он, уводя маркиза де Симёза в угол столовой. – Возможно, это был всего лишь розыгрыш? Черт возьми, вы же бывший военный! Мы оба солдаты и сможем договориться. Что вы сделали с сенатором? Если убили, этим все сказано. Если же где-то спрятали – то отпусти́те, вы же видите, что ваша затея провалилась! Уверен, старшина присяжных с согласия сенатора замнет это дело.
– Мы не понимаем, о чем вы нас спрашиваете, – сказал маркиз де Симёз.
– Что ж, если вы намерены продолжать в том же духе, берегитесь! – воскликнул офицер.
– Милая кузина, – сказал маркиз де Симёз, – мы отправляемся в тюрьму, но волноваться не нужно: через несколько часов мы вернемся. Это какое-то недоразумение, которое скоро прояснится.
– Чего я вам и желаю, господа! – С этими словами судья знаком приказал Жиге увести дворян, Готара и Мишю. – Не нужно отвозить их в Труа, – сказал он офицеру, – оставьте их под стражей в полицейском участке в Арси. Завтра утром они должны присутствовать при сличении подков, снятых с их лошадей, со следами, которые мы обнаружили в парке.
Прежде чем уехать, Лешено и Пигу допросили Катрин, чету дʼОтсер и Лоранс. Муж и жена Дюрье, Катрин и Марта заявили, что видели своих господ только за завтраком. Г-н дʼОтсер – что видел их в три пополудни.
Когда часы пробили полночь, Лоранс осознала, что осталась одна с четырьмя стариками – г-ном и г-жой дʼОтсер и аббатом Гуже с сестрой, без своих молодых спутников, которые на протяжении последних полутора лет были душой этого дома, а для нее – предметом любви и радости. Она долго хранила молчание, которое никто не смел нарушить. Никогда еще скорбь не была столь глубокой. Наконец послышался вздох, и присутствующие осмелились поднять глаза.
Марта, которая, всеми забытая, сидела в уголке, встала со словами:
– Смерть… Госпожа, их убьют, хоть они и не виноваты!
– Что вы натворили? – спросил кюре.
Лоранс вышла, так ничего и не ответив. Ей необходимо было побыть в одиночестве, дабы собраться с силами перед лицом этой непредвиденной катастрофы.
Глава 17Сомнения адвокатов
С тех пор прошло тридцать четыре года, во время которых произошли три большие революции, и, должно быть, только старики помнят сегодня, какой невообразимый переполох поднялся, когда Европа узнала о похищении сенатора Французской империи. Пожалуй, лишь дело Трюмо, бакалейщика с улицы Сен-Мишель, и вдовы Морен – в период Империи, дела Фюальдеса и Кастена – при Реставрации и, наконец, дела мадам Лафарж и Фиески при нынешних властях могут сравниться по степени любопытства и интереса, вызванного в обществе, с процессом по делу молодых дворян, обвиненных в похищении Малена. Столь циничное покушение на члена сената разгневало императора, которого уведомили об обстоятельствах дела и о том, что поиски пока что не дали результата, а затем, почти сразу же, о том, что преступники задержаны. Нодемский лес прочесали вдоль и поперек, задействовали полицию в Обе и смежных департаментах, однако никаких сведений о том, что кто-то видел графа Гондревилля или же знает, где его удерживают, так и не поступило. Наполеон вызвал к себе верховного судью, и тот, проконсультировавшись предварительно с министром полиции, объяснил монарху суть конфликта между Маленом и де Симёзами. Мысли императора в то время были заняты весьма важными вопросами, поэтому разгадку он увидел в событиях прошлого.
– Эти молодые дворяне – безумцы, – сказал Наполеон. – Такой опытный юрист, как Мален, сумеет доказать незаконность документа, подписанного под угрозой физической расправы! Держите их под надзором и выясните, как они собираются освободить графа де Гондревилля.
Император также распорядился уделить этому делу особое внимание, поскольку увидел в нем покушение на институты власти и ф