– А они почему… не стреляли и не звонили?
– Да тоже в пропорциях чего-то напутали.
– Обидно.
– Не говори!
Мы усаживаемся в траву, и Тёмка, сразу же превратившись в скворца-майну с оранжевыми всполохами на черных крыльях, вспархивает с моего плеча и уносится куда-то в светлую даль.
Трава сочная и густая, какой она здесь бывает только зимой. Похоже, нам вдвойне повезло, траву давно не стригли и не косили, сидеть не колко.
Я по привычке выдергиваю травинку и надкусываю сладковатое основание стебля. Жан-Марк морщится – траву по субботам рвать нельзя. Такой же гримасой он сопроводил щелчок выключателя в коридоре, когда мы выходили из дома. Как людям удается все время помнить про всякую чушь!
Когда жив был папа, он по субботам устанавливал «шабес-гойчика» – временное реле, и свет в доме по субботам зажигался и гас автоматически. Но я понятия не имею, куда подевалось это устройство.
– В Москве сейчас снег, – говорю я. – И лед.
– У нас тоже, – кивает Жан-Марк. – Озеро замерзло, и мальчишки катаются по льду на этих… как их?.. – Жан-Марк щелкает пальцами, сделав замысловатый жест.
– Да, ясно, у нас зимой тоже на них все катаются. Ну, кто умеет, конечно.
Ни он, ни я понятия не имеем, как на иврите «коньки». Обычно это слово как-то без надобности.
– Ты скучаешь по настоящей зиме?
– Я скучаю по батареям. В квартире без них настоящая зима.
– Говорят, в Иерусалиме уже начали строить дома с центральным отоплением.
– Не прошло и ста лет.
– Да, еще относительно недавно здесь были одни виноградники и лисы.
– И дикобразы! Да они и сейчас здесь бегают.
В доказательство я поднимаю с земли длинную, ярко окрашенную иглу.
– Ну им с тех пор пришлось потесниться.
– Тише!
Ящерица, размером с небольшую кошку, спрыгивает с дерева и резво устремляется к нам.
– Странно, – шепчет Жан-Марк, щекоча мне ухо усами, – я думал, они зимой спят. Солнышком, что ли, ее пригрело? Смотри, совсем страх потеряла!
Он замахивается в сторону чересчур назойливой твари. Ящерица подскакивает, зашипев и выпустив когти, прямо в прыжке превращаясь в Тёму, которая со смехом плюхается между нами в траву.
– Напугала, напугала!
– Оui, oui, сдаюсь! – Жан-Марк вскидывает руки. – Хорошо, что тебе не пришло в голову прикинуться змеей.
– Почему? – Тёма ерзает, устраиваясь поудобней. – Что, думаешь, я б тебя укусила?
– Не успела бы. Я б тебя убил, а потом мы с твоей сестрой очень бы огорчились.
Тёма вопросительно смотрит на меня.
– Жан-Марк прав, Тём. Думать надо, когда и кем оборачиваться. А то это может плохо кончиться.
– Но… это ведь не я! Это оно само! – возмущенно протестует сестра.
– Что, прям совсем само? И ты в этом ни капельки не участвуешь? Тём, ну ты же разумное существо! А голова твоя в это время где? Всегда надо сперва думать, а потом делать.
– Так я именно что сперва не думаю! Чтобы обратиться в кого-то, сперва надо перестать думать! Перестать думать и почувствовать как. Иначе не получится.
– Она права, – внезапно соглашается Жан-Марк. – Животные ведь не думают.
– А потом как же? – Я недоверчиво гляжу на Тёмку. – Потом же ты точно думаешь? Глаза ведь у тебя мыслящие, а не звериные.
По глазам я всегда узнаю Тёму где угодно – на земле, в воздухе и в воде.
– Потом можно потихонечку начинать думать снова.
– Окей. Но перед тем как ты соберешься во что-нибудь обратиться, всегда ведь можно остановиться сперва и подумать?
Тёмка мотает головой:
– Нельзя. Понимаешь, сперва я хочу. Ну, стать этим кем-нибудь. Так хочу, так хочу, что все мысли в голове сразу исчезают. Может, если еще раньше? Только ведь я не знаю, когда мне опять захочется…
Тёма озадаченно умолкает. На мордашке растерянно-виноватое выражение. Эти психоаналитические разговоры совсем сбили бедного бесенка с толку.
Я целую ее в макушку, тормошу. Постепенно Тёма оттаивает, оживает. Целует меня в ответ. Взлетает над травой беленьким мотыльком.
Она успокаивается. Я – нет.
– Дитя хаоса, – улыбается Жан-Марк, прослеживая ее полет глазами. – Знаешь, может, я не прав и ее вовсе не так просто убить палкой или камнем. А учитывая ее способности к регенерации…
– Сейчас, – перебиваю я, – было бы достаточно хлопка ладонью. И никакая регенерация не поможет.
– Ну хватит. – Жан-Марк нерешительно касается моего плеча. – Не настолько уж она беспомощна. Все как-то выживают – змеи, мотыльки, птицы.
Он гладит меня по голове, как Тёмку. Я замираю под его рукой и на мгновение кажусь сама себе маленькой-премаленькой. Это сладостное чувство так хочется задержать на подольше. Я зажмуриваюсь и вдыхаю глубоко-глубоко. Открываю глаза и вижу прямо перед собой синие радужки глубоко посаженных глаз Жан-Марка. Подаюсь вперед и решительно накрываю его губы своими.
Мир кружится, воздуха начинает не хватать, а может, наоборот, его слишком много.
Отстранившись от меня, Жан-Марк отворачивается и молчит. Он кажется растерянным, но недолго. Оборачивается и выпаливает:
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Что, вот так сразу? – смеюсь я.
Но Жан-Марк, похоже, вовсе не шутит. Глаза его смотрят требовательно и серьезно, как на операции.
Над кем он ее производит: над собой? Надо мной? Над нами?
Теперь совершенно теряюсь я:
– В смысле? Ты хочешь сказать: по-настоящему, с хупой и прочим?
– Нет, по-игрушечному, – фыркает Жан-Марк, но глаза его по-прежнему непоколебимо серьезны.
– Прости, но нет! – Я все еще пытаюсь свести все к шутке. Зачем, ну зачем он все портит? Так было хорошо!
– Но почему?
– Да я уже насмотрелась. Платок на голову, юбку в пол, и каждый год по ребенку.
– Платок вовсе не обязательно! – смеется Жан-Марк. – Меня вполне устроят бандана и свободные брюки. Насчет детей, полагаю, тоже как-то договоримся.
– Послушай, – я пытаюсь взять его за руку, но Жан-Марк прячет свои руки за спиной, и я беспомощно сплетаю собственные пальцы между собой. – Ну пойми ты, нельзя же так, сразу замуж. Мы с тобой еще абсолютно не знаем друг друга!
Жан-Марк вскидывает брови:
– Разве? А мне казалось…
– Да не в этом же смысле!
Жан-Марк слегка краснеет, но не сдается:
– В прежние времена жених с невестой вообще не видели друг друга до свадьбы. Родители сговаривались между собой – и вуаля!
– Сравнил! В прежние времена! Океан воды утек с тех пор! Атомную бомбу успели изобрести! Да о чем я – интернета еще вчера не было! Ты помнишь, как у тебя появился первый компьютер?!
Жан-Марк кивает.
– Ну вот, а сегодня жизнь без сети кажется невозможной.
– И что? Не думаю, чтоб людская природа от этого сколько-нибудь изменилась. По-прежнему люди женятся и заводят детей.
– Ну да, а потом разводятся! А прикинь, как сложно было в старые времена развестись! Вот и жили, бедные, десятилетиями с кем попало. Потом, родители-то знали, чего их детям надо. А мы сейчас как в лесу – никто не знает, чего нам надо, и прежде всего мы сами.
– Почему? Я знаю, чего мне надо. Ты добрая, храбрая, легко всему учишься. Ответственная – достаточно посмотреть на вас с Тёмой.
– Да ничего ты не знаешь! А вдруг я храплю по ночам? И скриплю зубами? Разбрасываю вещи, забываю закрыть за собой тюбик с зубной пастой?
– Что? Да какое это…
– Жан-Марк, тебе сколько лет?
– Двадцать четыре.
– Ну вот, а мне двадцать шесть. И я уже была замужем. Поверь мне, только это и важно. На людях-то мы все добрые и милые. А как начинаешь с кем-то жить, все сразу оказываются с зубами.
– Подумаешь, боюсь я твоих зубов! Не преувеличивай. Рано или поздно ко всему привыкаешь.
– Наоборот! Любая фигня рано или поздно начнет раздражать. Разве что партнер у тебя секс-гигант и, если верить фильмам, ты ему все за это прощаешь. Проверим?
– Соня, ну зачем ты так?
– А как? Хочешь сказать, и это не важно? А зачем жениться тогда? А вдруг в первую брачную ночь выяснится, что мы друг другу не подходим? Тогда что будем делать? Тогда-то ведь поздно будет!
– Значит, обратимся к специалисту, – цедит Жан-Марк сквозь зубы. – Это еще не самое страшное. Такое бывает, я слышал. И люди с этим работают. Но ты, я вижу, не настроена серьезно. С меня хватит. Прости, что я вообще об этом заговорил.
Жан-Марк встает и отряхивает от травы брюки. Ноздри его раздуваются, усы топорщатся, как шерсть у кота. На лице хорошо мне знакомое выражение: «Eh bien, я сделал все что мог, теперь дело за природой».
Мне становится стыдно. На самом деле, с чего я так завелась? Сказала бы, как все нормальные девушки, что подумаю.
– Ну чего ты? Я ж не говорю «нет». Давай повстречаемся какое-то время, можем даже пожить вместе, если хочешь. Поглядим что и как. Узнаем друг друга получше, и тогда уж, на трезвую голову… Пойми, не могу ж я так…
– Eh bien, а я не могу иначе.
И Жан-Марк решительно зашагал вниз с холма.
Маленький беленький мотылек нагнал его и кружил некоторое время перед самым его носом, пока Жан-Марк с досадой не отмахнулся.
Бог с ним! Не очень-то и хотелось.
Поздно вечером пришла эсэмэска. Операция в воскресенье отменилась. Жан-Марк сообщит, когда я опять понадоблюсь ему в клинике.
Что ж, этого следовало ожидать, сказала я себе, отключая в телефоне будильник. И черт с ним, раз он дурак такой. Пусть ищет себе невест в Меа Шеарим! Не очень-то и хотелось.
Дрожащие пальцы не слушались, и сенсорный экран отказывался подчиняться противоречивым командам. Окончательно осатанев, я шарахнула телефоном об стенку и разревелась. Дура, идиотка, когда ж я, наконец, поумнею?
Из своего угла Тёма сочувственно наблюдала за мной, но сказать ничего не решилась.
И правильно! Я сама себя боюсь, когда на меня находит.
Без клиники дни тянутся бесконечно. Ульпан у меня два вечера в неделю. Остальное время я свободна. Делаю генеральную уборку, перекладываю с места на место вещи, выбрасываю ненужное старье. Выхожу в магазин нечасто, ведь новых заработков у меня нет, а конверт сделался на удивление скуп в последнее время.