За дверью был темный тоннель, уходящий в бесконечность.
Из тоннеля показалась крыса. Она шла принюхиваясь, брезгливо подергивая усами.
– Тебе туда, – настойчиво повторила Аграт. – Подземный ход прямо в Иерусалим. Тебе повезло, предки твои обо всем позаботились. Шагай вперед и к утру будешь там!
– Но как, почему?! Нам разве не надо в аэропорт?
– Да? А как ты собиралась сесть в самолет без паспорта?
– Да ведь до Иерусалима сотни тыщ километров! Я так буду идти всю жизнь!
Аграт кивнула:
– Примерно три с половиной тысячи километров. К утру дойдешь, там несколько раз земля под ногами прыгает.
– А всякие там моря-реки?
– Тоннель пролегает глубоко под ними. Предки ж твои не дураки были. Я ходила, там почти везде сухо. Встречаются, правда, подземные озера, но в них воды максимум по пояс.
– Но… там же нет освещения!!!
Я уже говорила, что боюсь темноты?
Аграт вздохнула и страдальчески закатила глаза. Она порылась в карманах и протянула мне клубок тоненьких, слабо светящихся нитей.
– На, трусиха! Как раз на такой случай завалялся. Не факел, конечно, но… Бросишь его перед собой, он покатится, будет освещать. Люминесцентная нить, специально для лабиринтов. Но здесь-то только идиот заблудится. Тоннель простенький, без ответвлений. Топай себе и топай, пока не дойдешь. Мне кажется, его хватит тебе на дорогу… может, пары километров всего и недостанет. Так там уже и свет в конце тоннеля виден. И вот, на тебе с собой. – Аграт выдала мне металлическую фляжку с водой, четыре энергетических батончика и знакомый плотный конверт. Конверт выглядел изрядно помятым, грязным, был весь в каких-то потеках. Похоже, и правда валялся на помойке. Но что-то внутри него шуршало.
– Спасибо! – Я нашла в себе силы вежливо улыбнуться.
– Не за что! Не попадай больше так по-глупому. Вообще, мой тебе совет: выходила б ты за своего ветеринара от греха подальше! Он и не дурак, и с руками, и Тёмку видит.
– Но… я ж его совсем не люблю!
– Да ладно? А этого, обалдуя своего, любишь, что ли?
– Нет, но… Понимаешь, я ж его знаю сто лет…
– А с этим у тебя вся жизнь впереди, успеете познакомиться! Делов-то!
Дверь за Аграт захлопнулась. Я бросила на землю клубок и храбро двинулась вперед, в темноту.
Я бодро топала вниз по коридору с выкрашенными зеленой масляной краской стенами. Нить из клубка освещала пространство неярко, но достаточно хорошо.
Коридор вывел меня куда-то на нижний уровень и там влился в широкий тоннель. Масляная краска на стенах сменилась каменной кладкой. Камни были серые, толстые и неровные. Кое-где на них проступали полустертые надписи, процарапанные, выбитые, старательно выведенные карандашом, углем, мелом, а кое-где и кровью.
Встречались надписи еврейскими буквами, но слов я разобрать не могла, из чего сделала вывод, что написано на идиш.
Впрочем, были надписи и на русском. Старательным детским почерком на уровне моего плеча было выведено: «Мама, прости, что ушел без тебя. Они сказали, по-другому нельзя. Йоси».
В другом месте мне удалось разобрать слова из какой-то длинной, сделанной аккуратным бисерным почерком надписи: «Но другого выхода нет, ты ведь это понимаешь, правда?»
Воздух был спертый, влажный и мешал думать. Звук собственных шагов раздражал. Я попыталась запеть, но не хватало воздуху. Оставалось тупо идти вперед, не обращая внимания на звуки и запахи, запрещая себе бояться и останавливаться.
Крысы, появлявшиеся внезапно из боковых проходов, приятно разнообразили прогулку. Мы старались вести себя вежливо, уступая при необходимости друг другу дорогу.
Временами тоннель сужался, и я с трудом, боком, протискивалась в тесные щели, сдирая кожу с плеч и коленей. Местами потолок снижался, и приходилось долгие метры брести, пригнувшись, не смея поднять голову.
Кое-где тоннель вообще превращался в узкий лаз, где можно было лишь по-змеиному ползти, молясь и гадая, не застрянешь ли ты навсегда между камней.
Несколько раз тоннель как бы встряхивало, очертания стен расплывались, меня начинало слегка тошнить. Потом это ощущение проходило. Видимо, земля в этих местах «делала прыжок», потому что надписи на стенах внезапно оказывались на других языках: итальянском, французском, польском, на каких-то совсем незнакомых, с острыми готическими буквами, рунами или даже вовсе иероглифами.
В тех местах, где из стен сочилась вода, я пробовала ее на вкус. Она была горькой, с привкусом железа и пепла. Зато во фляжке, которую дала мне Аграт, вода была сладкой и не кончалась никогда. Я старалась не думать, откуда она там берется.
Первое подземное озеро было мелким, мне по колено. Разматываясь, нить из клубка держалась на его поверхности, извиваясь в воде, как маленький светящийся червячок, освещая ровное дно, по которому расхаживали прозрачные крабы с золотистыми глазами.
Сняв обувь и стараясь не давить крабов, я медленно ступала по скользким камням, с трудом удерживая равновесие. Дойдя до конца озера, я обулась и сгрызла последний батончик.
Как давно я иду? Казалось, вечность прошла с тех пор, как за мною закрылась дверь в подвале разрушенного родильного дома. Каждая клеточка моего тела ныла от усталости, нестерпимо хотелось спать. Аграт сказала, к утру я должна дойти, но что если я прилягу здесь и немного посплю? Разве из-за пары часов что-нибудь изменится?
Откуда-то из глубин казавшегося до сих пор мелким озера выплыла огромная рыба, высунула голову на берег и приветливо раскрыла усеянную двумя рядами острых мелких зубов необъятную пасть.
Я вскочила и завизжала. Видение тут же растаяло.
Ну вот уже и глюки от недостатка кислорода начались! Не, надо валить отсюда быстрее!
И я, не оглядываясь, сунула в карман целлофановый пакет из-под батончиков (целлофан же не разлагается, потом снаружи где-нибудь выкину) и быстро зашагала вперед за отчетливо видной в темноте нитью.
Нить кончилась внезапно, и тогда наступила тьма. Я обернулась, надеясь поймать оставшийся позади светящийся кончик. Но оказалось, что клубок погас, едва закончив разматываться. «А-а-а!» – завопила я, как делала всегда, оказавшись в темноте.
Темнота отозвалась многократным эхом. Казалось, она боялась вместе со мной. Казалось, она боялась меня.
Нащупывая ногой каждый камень, я медленно двинулась вперед, чувствуя себя словно на мосту над бездной. Я словно оказалась в нигде, зависла в темной колышущейся пустоте. Темнота вокруг дышала, попискивала, несколько раз я нечаянно наступала на крыс, одна из них меня укусила. Надеюсь, она была не бешеной. Хотя, если что, Тёмка же меня вылечит?
Тёмка. Главное, чтоб она меня дождалась. Потом-то, с ней вместе, будет уже ничего не страшно. Господи, только помоги дойти, помоги добраться! Потом-то я уж и сама, как-нибудь…
Темнота была густой, как суп. Звуки, настоящие и воображаемые, настойчиво лезли в уши. Казалось, что-то шепчет вокруг на разные голоса, вот только не разберешь ни слова. Шум усиливался, перейдя наконец в плеск воды. Я вытянула руку вперед. Что-то вроде маленького водопада. Пощупала ногой. Нога уходила куда-то вглубь, под воду.
Аграт сказала – тут везде максимум по пояс.
Может, и хорошо, что вокруг темно. Я разделась, сняв с себя все до последней нитки. Запихала платье и белье в пакет из-под батончиков и двинулась вперед, стараясь не поскользнуться на гладком дне.
Сперва и правда было по пояс. Потом сделалось по грудь. Потом по шейку. Потом я поскользнулась и, беспомощно взмахнув руками, ушла с головой под воду.
В воде я выпустила пакет с одеждой. Врушка Аграт! Впрочем, чего еще ожидать от бесов! Черт с ней, с одеждой, ведь похоже, я тут навсегда останусь! Буду плавать в темноте наугад по кругу, пока не пойду ко дну. Все равно ни на что больше у меня нет сил!
Но тело в воде вдруг обрело второе дыхание. Сделалось невесомым. Вода с каждым движением рук и ног словно уносила усталость куда-то на глубину. И похоже, я все-таки плыла не по кругу. Вынырнув в очередной раз, я увидела где-то далеко впереди себя свет.
Наконец я встала на твердые прибрежные камни. Туда же прибило пакет с одеждой. Конечно, она была мокрой, но тут уж что сделаешь. Пришлось выжимать и надевать как есть. А то мало ль кто сюда забредет. Раз свет, значит, уже недалеко.
Последние метры я летела как на крыльях. Пока не уперлась в металлическую дверь. Толкнула ее, она оказалась незапертой. За дверью была лестница. Поднимаясь, я услышала над собою молитвенный распев. Хорошо поставленный баритон выводил слова «Шмоне эсре», ему вторил хор мужских голосов.
Лестница кончилась перед очередной дверью. Толкнув ее, я зажмурилась от яркого света люстры.
Я стояла в синагоге посреди молитвы. В мокром, облепившем меня, не закрывающем коленок и локтей платье.
Молитва прервалась. Большинство мужиков отвернулись или прикрыли рукой глаза. Другие, наоборот, уставились на меня.
Растерявшись, я застыла столбом, чувствуя себя как в кошмарном сне, где внезапно оказываешься голым перед толпой.
К счастью, парень в форме, сидевший с автоматом у двери, вскочил и с воплем: «Гверет, женщинам сюда нельзя!» – немедленно вытолкал меня взашей.
Спасибо ему; меньше чем через две секунды я уже была на залитой солнцем площади перед Котелем. Сама бы я вряд ли так быстро управилась с подъемом по крутым ступенькам.
Уфф! Если я забуду тебя, Иерусалим, мне будет на фиг не нужна моя правая! Кстати, и левая тоже!
Идти в таком виде к раву было не меньшим безумием, чем появиться в синагоге. Еще на подступах к дому камнями закидают.
К счастью, дежурная старушка у Котеля согласилась одолжить мне платок – прикрыть плечи, и длинную юбку-запашку. Выдала из их стратегических запасов для нескромных женщин-туристок, желающих помолиться у Стены. Даже не спросила, когда я ей все это добро верну.
А вправду – когда? Квартира ведь заперта на новые замки, и что там внутри с моими вещами один бог знает.